Часть 1
24 июля 2024 г. в 14:54
Первое время после приюта Икар привычно, как это называла директриса, «держит себя в руках». Себя — в руках, мысли — при себе. Старается не болтать слишком много, не «зависать», задумавшись о чем-то, не пропускать, когда его зовут по имени, не поправлять тех, кто говорит вслух что-то недостоверное. Правило трех «С»: Скромность, Сдержанность, Субординация.
Новая жизнь такая странная, что может с ума свести, и эти старые правила очень кстати.
Ему в новинку и огромная, многоэтажная башня, в которой живут только самые выдающиеся люди Полиса, а теперь и он — в просторных до мурашек апартаментах, и доступ к институтским лабораториям, и платиновая полоска на запястье, и пристальное внимание Деметры. Тесей только посмеивается и иногда, наблюдая, что Икар уже на пределе и почти умирает, горя ушами и мечтая провалиться, говорит: «Деметра, всё, кыш от мальчика». У них какие-то свои отношения, Икар в этом ничего не понимает. Кто вообще может шутить над Архонтом? А она может.
Что может или не может в новой жизни Икар, он сам плохо пока понимает, и от этого хочется зарыться внутрь самого себя, спрятаться, стать незаметным, нет, лучше вообще — невидимым.
Субординация. Он говорит Архонту «Вы», не задает лишних вопросов, не докучает; и застывает, когда тот зачем-то треплет его по волосам. Ничего не понятно, но спрашивать не принято.
Скромность. Когда в лаборатории к нему оборачивается кудрявый мужчина в очках и спрашивает, что он, Икар, умеет, Икар называет пару вещей — это, то и вот это. О том, что он видит на доске за плечом этого сотрудника вычислительную ошибку, которая поруинит все его дальнейшие действия, он молчит, хотя для этого приходится закусить кончик языка.
Сдержанность. Когда посреди ночи Икар подскакивает на кровати, ощутив что-то новое, что бьется в мыслях, готовое вот-вот сформулироваться, он не пытается закричать об этом, хотя очень хочется. Он молча берет планшет и уходит в работу на несколько часов. На месте не сидится, и он уходит на крышу, чтобы там, в потоках ленивого прохладного воздуха, дать волю мыслям. Сидит прямо на краю, опершись спиной о невысокое заграждение, и гоняет по воздуху десяток голограммок. Он уже не представляет, как удавалось жить без этого, едва дожидаясь, пока железная рухлядь соизволит выполнить нужную команду. Мысли были быстрее машин в тысячу раз, и это было невыносимо, а сейчас... нет, всё еще быстрее, но сокращение разрыва между скоростями ощущается невероятным.
Голубоватое мерцание Купола, блики наплывающих друг на друга голограмм, мурашки от ночных сквозняков...
Желание разделить процесс хоть с кем-то выворачивает наизнанку, но здесь нет Брута, а значит, только смириться и остается. Сдержанность, сдержанность, сдержанность.
Там, на вручении платины, Архонт говорил о том, что Икар — будущее города. Икар слышал — и не слышал. Из толпы на него смотрели бывшие приютские недруги, удивленные воспитатели — и, конечно, Гестия. Директриса. Прохладный, прямой взгляд. Она кивнула ему так, что он — не слишком-то умеющий понимать, что имеют в виду люди — легко прочел послание. «Не забывайся».
— Икар? Ты что тут делаешь ночью?
«Не. Забывайся». Он выныривает из мыслей рывком, и это неприятно, обидно и почти физически больно. Одним движением сворачивает все танцующие перед ним голограммы и поднимает взгляд на Архонта.
— Я... так.
— Что-то секретное?
— Секретное? Нет... Просто... Проект. Ничего такого.
— Что-то ты как на допросе, — улыбается Архонт, и это тоже странно. — Нет, если секретное, то, конечно, не настаиваю. Не все, знаю, любят показывать что-то сырое. Мне просто стало любопытно. Показалось, там у тебя карта города мелькнула в твоих... Задумках.
Икар неловко пожимает плечами.
— У меня всегда идей больше, чем надо. Это ерунда...
— Понятно, — говорит Архонт, хотя что-то понятно, очевидно, только ему одному.
Но он, будто уважая смущение Икара, отвлекается на то, чтобы обвести взглядом сонный, замерший город. Икар прижимает к груди нагретый планшет и не знает, куда деться. И что делать. Открыть и продолжить? Что-то сказать? Что-то спросить? Карта города там, конечно, мелькнула, это правда. Так, в качестве гипотезы. Смысл-то делать что-то, что будет работать в одной-единственной точке города? Но это не скромность, это точно...
— Я думаю, Икар, что это черта выдающихся людей — иметь больше идей, чем можно успеть воплотить при жизни.
— За много возьмешься — ничего не сделаешь, — неожиданно отвечает Икар первым, что готово слететь с губ, и сам удивляется, что эти слова звучат его голосом, а не голосом приютских воспитателей. Не многоголосым жутким хором. Архонт оглядывается почти изумленно и вдруг хмыкает.
— Да... Мне когда-то тоже так говорили.
И переводит взгляд на город. Улыбается — улыбка выходит тусклая и горькая, но... Хорошая. Икар долго молчит, переваривая сложный комок чувств, и решается:
— Я... Хотите, покажу?
Это нарушение всех правил: ни субординации, ни скромности, ни сдержанности.
— Покажи, — просто говорит Архонт.