Пожалуйста, не бросай меня.

Падать,       убегая,              не больно. От тебя       сбежать             невозможно. Объективно, зачем мне это? Обьясни, к чему мне ложе?                         *** –Бежать? Некуда мне бежать, умник.– Я огрызнулась, тут же жалея об этом. –В тебе говорит страх. Ты поддаёшься ему, полностью даришь контроль над любой ситуацией. Страх убьёт тебя быстрее, чем враг.– Ох, мой Стервятник. Чудесный, милый, пугающий, но всегда заботящийся по своему. Я не заслуживаю его, он достоин большего, чем неуверенная в себе озлобившаяся девочка. Да я даже не могу четко сказать, люблю ли его. Помню лишь чёткую установку: он–мой, а я его. Я замялась. Сказать правду? Могу задеть его, обжечь грубостью. Но он сам просил быть честной, так что я всегда могу переложить вину на него. –Я и тебя боюсь. И Тень боюсь. С этим то мне что делать? –Я не успеваю договорить, как он перебивает меня. Редкое зрелище, однако. –Я могу уйти. Хочешь, птенчик? — Я резко подняла взгляд, смотря в его совсем честные, любящие глаза. Он. готов отпустить меня, лишь бы я не мучилась. А я не готова. Если он скажет, что хочет расстаться, я вцеплюсь в его штанину и разревусь, не давая уйти. –Из своей же комнаты? — Я попыталась пошутить, как делала всегда, что бы разбавить атмосферу — Не хочу. Ты мне нужен.– Казалось, собственный голос сильно дрожит, не поддаваясь попыткам храбрится. –Нужен? Или ты просто одержима мной, и вовсе это не любовь? — а вот сам Стервятник был уверен в своих раздражающих попытках залезть мне в душу. –Ты нужен мне сильнее, чем кислород. Я не смогу без тебя жить. Я чувствую себя неполноценной, когда тебя нет рядом. Как считаешь, это любовь? — моя ухмылка не укрылась от проворных глаз Старой Птицы, отвратительно мудрой и пугающей. –Я считаю, что это ты. И если для тебя это любовь, я смирюсь с этим.– Иногда ему хотелось расцарапать лицо. Даже во время таких диалогов он сохранял холодную вежливость. –Я хочу изменится ради тебя. Что бы моя любовь была комфортна тебе сразу, без уступок– Чуть ли не реву, говоря тихо и размеренно. –Нет. Ты опять неправильно все поняла. Глупая, глупая пташка. Мне не нужно, что бы ты менялась…– Вот теперь на мои глаза навернулись слёзы. Он всегда был выше моих выпадок, выше моих истерик, выше меня в целом и во всем. О, птичий папа, ты такой отвратительно хороший для меня. Всегда учтив, всегда вежлив. Никогда не говорил гадости, никогда не переступал личных границ. А я? Я со своей тактильностью делала ему неприятно, забывала о нем когда утопала в гуще событий на Изнанке, как-то даже чуть случайно не разбила чертов кактус. Может, какая нибудь другая девочка была бы лучше. Может, она бы не касалась до Стервятника без его разрешения, полюбила бы колючее растение как своего сына и не лезла бы на рожон, как и просила Старая Птица. И все же он сам сказал эту заветную фразу, когда мы чуть не переубивали друг друга. Ну, точнее я чуть сама не убилась, а он к тому и вел. Падальщик, одним словом.                          *** –Гонщица, Изнанка не твой сон, ты вполне способна там умереть раз и навсегда! Ты не можешь просто схватить меч и пойти на человека с огнестрельным оружием, как минимум потому, что это смертельно опасно! — О божебожебоже. Стервятник умеет кричать. Вот это откровение. –А кто, если не я? Стервятник, кто? Ты сам все слышал. Сам сказал, что я «любимица судьбы». Именно мне суждено обезглавить диктартора, и я это сделаю.– Черт, на глаза набежали слезы. Уже. Я отшатываюсь от него, когда он покачиваясь шагает ко мне. Отшатываюсь, когда в нос бьет чертов запах мятного спирта. –Отчаянная, я знаю, что когда не надо смелости тебе не занимать. Да не израсходуй всю, что бы потом по углам не забиваться всю жизнь, если сможешь ее сохранить. Послушай меня хоть раз, пожалуйста.– А он уже совершенно спокоен. Стоило увидеть блеск в моих глазах и панику, когда он подступил. Для него не нужно повторять дважды, он сделал пару неловких шагов назад. Я вслед за ним, ведомая. Как и всегда. Уже битый день не могу выкинуть из головы неожиданное тепло его прикосновения. Бледная кожа кажется мрамором, холодным и неприступным, но на деле была обжигающе горячей. Из таких противоречий был соткан весь Стервятник. Он посмотрел почти с издевкой, снова пряча ее за маской безразличия. –Ты мне не отец. Не парень. Не друг. Дом связал меня со Сфинксом, не с тобой. Какой резон тебе за меня переживать? — По щеке противно катилась слеза. О, он тревожил меня. Заставлял разбитое сердце колотится с невиданной скоростью. Не знаю, как одновременно можно так же кого-то обожать и ненавидеть, как я делаю это со Стервятником, но для него я кажется лишь. Такая же, как Птицы. Безобидная и не самостоятельная. Он для своих как отец, для меня же далеко нет. А ведь я почти уверена, что он видит во мне своего рода. Воспитанницу. –Не плачь. Пожалуйста.– Он дёрнулся в мою сторону, но тут же опомнился, облокачиваясь на трость. –Почему ты не хочешь ко мне подходить? — Я пыталась утереть слезы рукавом, но они все текли и текли, совершенно не поддаваясь попыткам остановить их. –Не хочу? Почему же. Мне не нравится тебя пугать. Сложно не испугать такую, как ты, но все же я постараюсь.– Он был совсем равнодушен. Или накурен. Я прищурилась, стараясь различить в стылых янтарных глазах признаки красноты или расширенных зрачков, и, видимо, слишком увлеклась. Он почти незаметно приподнял бровь, едва-едва что то изменилось в его мимике, но для меня это послужило пощечиной. Я развернулась, собираясь нагло уйти. Или трусливо. Не важно, главное просто уйти. Я прокручивала в голове едкие ответы на его попытки остановить меня, уже почти-почти. А в след все ничего не звучало. Я застопорилась у самого выхода. –Стервятник.– По лицу снова градом пошли слёзы –Стервятник. Обними меня. Пожалуйста.– Я даже не оборачивалась, говоря это таким безразличным голосом, что сама испугалась. Ух, видимо нахваталась у Старой Птицы его грязных приёмов. Ох, как чудесно он управлял своим голосом. Как бил туда, куда нужно. Как умело дергал за нити моей души. –Заставишь хромого к тебе идти? Или все же соизволишь дойти сама? — нашел время издеваться. Я развернулась, чувствуя такую дикую злость, что если сейчас потеряю контроль и накинусь на него с кулаками, не удивлюсь. И все же напряженный, деревянный шаг в его сторону, еще один, и еще. Пространство застыло, пробивая до костей своей апатией. Я остановилась, все еще в трансе, совсем рядом, замерев. Ого, у него одна из пуговиц на атласной рубашке из смолы с каким-то сухоцветом внутри. О, а еще некоторую небрежность образу создает малюсенькая торчащая нитка. Забавно. А помимо того. Черт, надо поднять голову. Он ждет, когда я это сделаю. Надо сдаваться, я уже проиграла в своей же воображаемой битве. Нехотя поднимаю глаза. Сразу встречаюсь с его осуждающим взглядом. Хочется опустить их обратно, но он слегка стукает мне тростью но ноге, и я дергаюсь. О черт, с ним рядом странно стоять. Словно. Во сне. Мы собирались обниматься? Почему стоим? Я должна сделать первый шаг? –Ты мне не безразлична, Гонщица. С тобой много кутерьмы, я еще не дотянутся до тебя, но меня скоро в припадке эпилепсии затрясет от того, как много вокруг тебя происходит. Приходится следить сразу и за тем, что происходит в Доме, в Гнезде, и с тобой отдельно. Ты любимица судьбы, и она не отстанет от тебя так просто. Изнанка готовит для тебя. Гадость. Сказал бы больше, да не могу. Защитил бы, да не позволишь ведь. Я часто задаюсь вопросом, а почему ты? Почему бы не выбрать кого-то другого, более. разумного? И всегда прихожу к ответу, что никто хоть немного менее безрассудный не пошел бы на такое. И мне бы тоже. Не подошел.– Он запустил руку в мои волосы– У тебя есть возможность сбежать. Не упусти ее.– Он наклонился ближе, разрешение ему не нужно, он видит меня насквозь, по лицу. К чему относилась последняя фраза? К чёрту, какая разница? Я приподнимаюсь на носочках, тянусь к его губам, прикрываю глаза. И сталкиваюсь с пустотой. Он шагнул назад. А я снова приготовилась сбегать, в этот раз еще и с позором. –Стоять.– Непонятно откуда взявшаяся вспышка света на секунду подстветила его глаза, сделав пугающими в квадрате.– Сядь.– Он кивнул на свою кровать. –Прости, мне показалось. Я. Не знаю, просто какой-то порыв, такого больше не повторится.– он резко прервал мою нервную тираду. –Не показалось, выдохни. Не в тебе дело. Сам. Передумал.– Последнее слово он выдохнул через зубы. –Передумал? — Спросила непроизвольно, захотелось вмазать самой себе. Хотя, думаю, это было бы как минимум странно, если я сейчас буду себя избивать. Странее, чем замявшийся Стервятник. –Я не хочу, что бы ты была с кем-то другим. Мне показалось, что это непозволительно ограничит тебя. Я бы не хотел этого.– Он увел взгляд куда-то в угол, костяшки его пальцев побелели сильнее обычного, сжимая трость. –Меня не интересует больше никто. Я хочу быть с тобой.– На фоне его уязвимости, я почувствовала себя увереннее. Так это работает? Видимо, именно поэтому в Гнезде ты всегда чувствуешь себя. Лишним. Что бы Птицы были смелее. –Ты не поняла. Я хочу, прошу обратить внимание, что не требую, что бы ты принадлежала мне. Это не совсем… Здоро́во, я бы сказал, но ничего не могу с собой поделать.– –Поцелуй меня, пожалуйста.– Я встала, и снова шагнула впритык к парню –Я думаю, это возможно. Только поцелуй.– Он поставил руку с тростью за мою спину, что бы перенести свой вес, и почти повис надо мной. Я протянула руку, прикоснулась к теплоте шеи, сама заределась. Все расплывалась, если сейчас все здание упадет, мне будет совсем без разницы. Ох, кажется, у меня мерзнут ноги от сквозняка в третьей. Кажется, всегда. Почему я только сейчас поняла? В голову постоянно лезет бред, когда Стервятник рядом. А когда он в сантиметре от губ. Все еще хуже. Холодное, сухое прикосновение, которое в другом контексте и поцелуем не назвать, было сейчас всем для такой глупой, безнадёжой меня. Я вцепилась в его руку, видимо, всадив в него ногти, судя по тому, как он зашипел, отстраняясь. –Мне хочется, что бы ты была моей.– –Если будешь моим, я согласна.– –Пусть так. Я твой, ты моя.–                    *** Сколько раз он еще меня будет успокаивать? Бесит. Бесит! Сам знает, я ничего не могу сделать. Поздно сбегать. Поздно. И очень холодно. Все реже я возвращаюсь в свою комнату, все чаще нахожусь в третьей комнате мужского корпуса. Крестная хочет откусить мне голову. За все на свете. Ещё немного, и она посадит меня на цепь. В подвал. Лучше так, чем на невидимой привязи Старой Птицы. Не так больно. Не так обидно. Не буду знать, что этой связи суждено разорваться. Я уйду. Он? Ни за что. Пожалуйста, не бросай меня, Стервятник. Я буду долго плакать, и обязательно вернусь к тебе. Но не Гонщицей, а Кирой Рихтер, обычной, взрослой женщиной, не достойной твоих пернатых ухищрений. Прости.