Чемо патара гогона. Маленькое большое желание.

— Ма, а Мишка плачет? Маленький пальчик прицельно указал на анимированную слезу на изображении Олимпийского Мишки, которую с помощью щитов воспроизводили находящиеся на трибуне напротив спортсмены. — Этери! Не показывай пальцами! Сколько тебя учить, большая уже! — Марина на правах старшей включила воспитателя и занесла руку, чтобы отвести детский пальчик с коротким ноготочком. Этери Петровна поймала руку старшей в полёте и одним отрицательным, еле заметным движением головы, показала старшенькой, что не время морализировать. Губки малявки уже искривились от обиды, сейчас будут рыдать с медведем в унисон. Маленькая ручка тут же оказалась в руках у Этери-старшей. Мама поцеловала любопытный пальчик и смахивая тоже подступающую слезу ответила малышке. — Да, доченька, плачет. — Ему было плохо с нами? — в глазах уже стояли слезки обиды за медведя. Этеричка — защитница обиженных. Этеричка — переживалочка. Все тяжкие доли животных, колобков и других фантастических персонажей были оплаканы при каждом чтении сказки на ночь. В детском театре на спектакле «Теремок» она кричала громче всех Петушку, предупреждая его о коварной Лисичке. А когда рыжая, всё-таки увела Петю уже громче всех рыдала. И остановить поток удалось только когда актёр, игравший Петушка, подошел после спектакля к маленькой зрительнице и уверил её, что все целы-невредимы и справедливость восторжествовала. Так и осталась в домашнем архиве чёрно-белая фото с опухшей от слез кучеряшкой и актёром-Петушком. «Сходили, называется, в театр» — мама потом в лицах, смеясь, пересказывала всем эту историю. — Нет, ну что ты, зайчик, Мишке было хорошо с нами. — А почему тогда он плачет, если было хорошо? А почему все вокруг тоже плачут? Вертела тёмненькой головкой шестилетка-почемучка. Было 3 августа 1980 года, закрытие XXIII летних Олимпийских Игр. Огромный медведь с лицом лесного добряка вот-вот был готов взлететь. Арены большущего стадиона были заполнены восторженными москвичами. Вокруг ощущалось такое всеобщее единение, такой восторг, такая гордость за свою страну! Люди, которые, по сравнению со своими зарубежными сверстниками, мало что видели в этой жизни, не могли сдержать слёз. Это были слёзы радости с легкой грустинкой окончания праздника. Ведь права была малышка — всем было хорошо. Город начал меняться ещё задолго до начала Олимпиады — строились красивейшие гостиницы, спортивные комплексы, стадионы. Дефицит не надо было «доставать», как говорила мама, его выбрасывали. В один из предолимпиадных дней мама к ужину наделала бутербродов с копчёной колбасой, с гордостью похваставшись: — Представляете, в магазине выбросили настоящий финский сервелат, вот набила морозилку, будет нам на бутерброды. Все с вдохновением набросились на деликатес. Одна Этери-младшая сидела не притронувшись к своему бутерброду и с ужасом взирала на жующих. — Доча, ешь! — Сказала мама. — Но колбаса же испорченная, её нельзя кушать! — негодовал ребенок. — Почему испорченная? — Удивилась мама, — вроде свежая. — Но ты же сама сказала, что в магазине её выбросили! А если выбросили, значит испортилась! Таким образом на семейном ужине пришлось малышку посвящать в лексику советского государства. В котором ничего не было, но во время Олимпиады всё выбросили. Как сказал папа: — Вот и наступил коммунизм. Этеричка этот самый коммунизм представляла себе в виде огромного громилы, наступившего большущей лапищей на всяких злодеев, которые прятали колбасу, бананы, жвачки и раздавил их. И теперь самое вкусное всегда будет в избытке. Вообще Олимпиада в Этеричкином сознании представлялась таким большим волшебством. Олимпиада была даже лучше, чем парад с салютом. Когда по улицам Москвы несли Олимпийский огонь папа её взял на руки и приподнял высоко над толпой, в надежде, что ребенок увидит это историческое событие. Кто знает, посчастливится ли ей еще когда-нибудь увидеть Олимпиаду и настоящий Олимпийский огонь своими глазами, ей это интересно. Наверняка интереснее, чем остальным его детям. Хотя Петя ходил на футбол, спортсменкой в семье была Этеричка. Если Петя ходил на СЮП с переменным вдохновением, то младшенькую уже полтора года было не оттянуть ото льда и коньков. Она бредила фигурным катанием. И очень огорчилась, когда ей сказали, что на этой Олимпиаде фигуристы не будут выступать. — А когда будут? — не унимался настойчивый маленький человечек. Ведь не может быть так, чтобы все спортсмены были, а фигуристов не было. — Через четыре года, котёнок. — Пообещали родители. — И я! И я! И я тоже хочу поехать на Олимпиаду! — Если хочешь — поедешь. Тогда придётся стараться на катке, быть самой лучшей. — Я буду, мам, пап! Я буду! Она очень старалась. Очень. Ради мечты. И ради того, чтобы не подвести родителей. Ведь она обещала быть самой лучшей. И тогда когда-то, где-то будет её Олимпиада, а мама и папа будут сидеть вечером, смотреть по телевизору, как на неё, как сейчас на других спортсменов на пьедестале, вешают медаль и будут ею гордиться. Будут говорить друзьям, знакомым соседям — наша дочь принесла стране золото. И будут звонить в Грузию и Армению. И папа скажет тем самым родственникам, что сидели у них на кухне — у меня не только один сын, но и дочь, которая на Олимпиаде взяла золото. Семья Тутберидзе, как и тысячи образцовых московских семей, сидела на трибунах современных Лужников в полном составе и смотрела церемонию закрытия Олимпиады-80. Мишка под тёплое звучание дуэта Льва Лещенко и Татьяны Анциферовой улетал в свой сказочный лес. — Ма, — не унималась егоза пока стадион в слезах провожал медведя, — а Мишка вернётся? — Вот победишь на Олимпиаде и персонально к тебе прилетит! — ответили вместо мамы, перебивая друг друга Анжела и Мила, подтрунивая над мечтой младшенькой. — Я победю! Я победю! — подняв глаза к удаляющемуся в небо медведю клялась Этери тоже шморгая носом, — Мишка не плачь! Мы еще с тобой встретимся! Я победю! Я обязательно победю! — Обязательно победишь, чемо патара гогона, — папа поцеловал кудрявую макушку малышки. — Пусть твое маленькое большое желание сбудется. 23 февраля 2022 года. Москва. Это была её третья Олимпиада. Она сдержала слово. Победила. Пусть не как спортсмен. Но как тренер приносила третье золото для страны. Как и загадывала. Да только никто не радовался. Папа не звонил родственикам в Грузию. Он ушел не дожив до её триумфа. На второй Олимпиаде тоже радости не было, мама была без сознания и не осознала её победу. Третья Олимпиада также была наполнена горем. Этери только вернулась с большого чествования Олимпийцев, которое проходило на ВТБ арене. Праздника в душе не было. Была пустота. И тишина. На трибунах становится тише, Тает быстрое время чудес. На кровати, среди выброшенных в спешке из олимпийского чемодана вещей, ей в глаза заглядывал сувенирный Бин-Дунь-Дунь. Олимпийский Мишутка. Как она и загадывала, она победила, а он к ней вернулся. В свете того ужаса, что они пережили после сообщения о грязной пробе, хотелось спрятаться от его взгляда. Вообще от всего, что может ей напоминать об этой ужасной Олимпиаде. До свиданья, наш ласковый Миша, Возвращайся в свой сказочный лес. Пропела Этери и спрятала Мишку в шкаф. По щеке покатилась слеза, как у того самого Мишки, с Олимпиады ее детства. Эпилог. Не грусти, улыбнись на прощанье, Вспоминай эти дни, вспоминай… Пожелай исполненья желаний, Новой встречи нам всем пожелай. Очень хочется, чтобы эта новая встреча в 2026 году состоялась. И для команды Этери Тутберидзе и для всех её спортсменов. И спортсменок.