Сюрприз

      Крайнее дело капитана Данилова наконец закончилось. Они корпели над ним, наверное, несколько дней. Не сказать, что все остальные дела короче или легче, бывают и те, которые они расследуют неделями, и Степа появляется дома крайне редко тогда. Только, чтобы принять душ и поесть, поцеловать девушку и лечь спать, пока его снова не вызовут. Он часто по этому поводу волновался, что Аня может бросить его, сказав, что он уделяет ей слишком мало внимания, однако девушку все устраивало, к тому же она сама работала и не сидела дома, сложа руки.        Неожиданно, когда посреди рабочего дня Амелина с Тихоновым откопали улики, которые очень помогли в задержании преступника, Рогозина, после задержания, отпустила всех до следующего дня. Степа, обычно, пишет Ане, когда вернется, если вернется вообще. Сегодня же, решил сделать сюрприз и не сообщать ей. Они жили в достаточно хорошем жилом комплексе, с несколькими подъездами и детской площадкой во дворе, на которой всегда было шумно. У двери в квартиру Данилов заметил коробки, даже хотел сначала заглянуть в них, но вовремя вспомнил, что он не при исполнении и это коробки соседей.        Уже достает ключи и, чувствуя, что пахнет чем-то горелым, мысленно сочувствует соседям, потому что точно уверен, что его Аня такого не допустит. Но когда дверь открывается, он сразу догадывается, что пахнет из его квартиры. Степа быстро заходит, снимает пальто, ключи кладет на тумбочку, а обувь стаскивает, наступая носком на пятку, и проходит в кухню. А там действительно на сковороде что-то журчит, по его мнению, это были бы котлеты, а теперь какие-то обгоревшие угольки. Он выключает конфорку, отставляет сковороду и быстро открывает окно. Думает сейчас, что Аня, вероятно, заснула где-нибудь в комнате, но там её не оказывается. Это уже несколько несмешно.       Степа торопливо идет в ванну и застывает на месте. Он видит задернутую шторку, а за ней женскую руку. Данилов все еще надеется, что Аня просто пошла принимать ванну и уснула, но тогда как она могла оставить плиту включенной? Забыла? На неё не похоже. Преодолев страх и оцепенение, он медленно двигается к шторке. Он понятия не имеет, что будет делать, если то, что он накрутил себе в голове, окажется правдой. Его рука немного трясется, но продолжает тянуться к шторке и быстро, как пластырь с раны, отдергивает ту. Застывает на месте и даже вздрагивает, отходя чуть назад, облокачиваясь на раковину, и облегченно выдыхает.  — Ксюша?.. — осознает он. Не хочет признавать себе, но легче стало, пусть он и не знает, где его любимая до сих пор.        Сознание подкидывает, что она может быть в магазине, а они просто разминулись, но тут же эта мысль ускакивает, когда мозг улавливает другую, больше похожую на правдивую: почему её подруга без сознания в их ванне? Взяв себя в руки и поняв, что сейчас надо бы решать проблемы, а только потом можно выдохнуть, подходит к Ксюше, смотрит: вроде живая, без ран, в одежде и, что странно, в ванной, блин. Бьет по щекам, обычно это помогает при обмороке.       Не получается.        Тогда быстро идет на кухню, за нашатырем — он помогает. Ксюша всегда отличалась особой эмоциональностью, поэтому, как только поняла, что все в порядке и перед ней не абы кто, а парень её подруги, кинулась ему на шею, совершенно не стесняясь своего поведения, а потом зарыдала. В такой истерике прошло достаточно времени, Степа вытащил её из ванной, притащил на диван и дал кружку с водой, попросив. Нет. Потребовав все рассказать.        С горем пополам, он вытягивает у неё, что случилось. Оказывается, она разводится с мужем, поэтому пришла «обмыть» это с подругой. Они долго сидели и болтали, Аня готовила, а Ксюша забыла про вино, которое принесла с собой. Потом в дверь позвонили, Аня попросила открыть, потому что не могла отойти от плиты, ну и Ксюша пошла открывать, а ей по голове дали и она потеряла сознание.  — Ты видела их лица? Опознать сможешь? — у Данилова больше нет идей лучше и эффективней, чем звонить в ФЭС. Но для начала нужно успокоиться (что он и сделал, а Ксюша, видимо, не совсем: она до сих ревела).  — Я мельком только одного видела, они же меня вырубили потом. Но думаю, что узнать этого гада смогу, — а у Данилова в голове уже множество способов убийства стоят.        Через час приехала ФЭС, сегодня на смене после него, как оказалось, Белая и Майский. Таня посмотрела сочувствующие и пошла собирать улики. Пока полиция с понятыми записывала все происходящее в протокол, Степа сидел на диване и не знал, что делать дальше. Он где-то в подсознании понимал, что её найдут, что похитителя накажут, но больше всего заставляло сердце биться в бешеном ритме, а уши закладывать и не слышать ничего и никого вокруг — это положительный тест на беременность, который он нашел рядом с раковиной, пока откачивал Ксюшу. Разумеется, он не хотел теперь об этом говорить кому-то, но за язык подруги девушки уверен не был, как и в том, что она еще никому не разболтала об этом.  — Степ, мы тут закончили, поедем в ФЭС, если что, я тебе позвоню, а ты давай тут, держись и не раскисай, — Майский хлопает друга по плечу, больше не понимая, что он может для него сделать, а после отдает приказ полицейским, те уходят и уводят за собой всех. Дверь хлопает и он остается один в тишине.        Тишина продлилась до того момента, пока не услышал хлюпание сбоку от себя. Степа резко повернулся, а это Ксюша сидела рядом и снова плакала.       Ближе к вечеру Ксюша ушла, оставив его окончательно одного. А тот раньше даже и представить не мог, что чувствуют люди, у которых тоже похитили близкого человека, он не понимал ничего из того, что сейчас разом навалилось на него самого. Хотелось кричать, плакать, чтобы кто-нибудь пришел, обнял и сказал, что все будет хорошо и что с Аней сейчас все в относительном порядке. Он просидел за столом, глядя на вазу с цветами, что сам недавно подарил и, решив, что такими темпами он загонит себя в депрессию, сорвался в ФЭС. Думал, что хоть там он чем-то пригодится, например, съездить к подозреваемому, а если нет, то просто скоротает время в лаборатории, там и люди есть и информация по делу.        По приезде, офис оказался более людным, чем есть обычно. Степа мало что соображал, все-таки не спал почти сутки, но те люди, которые сидели в переговорной, плакали и, судя по познаниям в такой сфере, были родственниками жертв. Но еще никогда не было столько жертв, это что, массовое убийство или теракт? И теперь дело его Ани закинут в дальний ящик? Он в этом, конечно, сомневался, но выяснить стоило.   — Оксан, привет, — предварительно постучав по стеклянной двери, зашел Степа. Оксана удивилась и даже не стала скрывать, что не ожидала увидеть здесь друга, да еще и после такого, но все-таки понимала его состояние сейчас. На приветствие она просто кивнула, потому что за её спиной спал Тихонов, а его будить сейчас совсем не хотелось, — Это там кто все такие? Че случилось? — Данилов присел на стул рядом со столом Оксаны, продолжая говорить в полголоса.   — Это родственники тех, кого похитили, при чем при таких же обстоятельствах, как и твою Аню, — вместо Амелиной, ответил Иван, еще какое-то время продолжая лежать с закрытыми глазами, но, поняв, что на него смотрят две пары глаз, одна из которых явно ждет объяснений дальше, встал и, потягиваясь, сел за свой компьютер, — Все девушки очень похожи друг на друга, у всех была подруга с какой-то проблемой в семье и, главное, они все были на первом месяце беременности, — закончил Ваня и повернул (насколько смог) монитор к Степану. А тот сидел, не мог поверить своим ушам, не мог понять, это что получается, его любимая девушка у маньяка какого-то? Зачем ему похищать еще троих девушек? Почему именно она?  — Нам жаль, очень, — глядя в глаза Оксаны, ей можно поверить, что Степа и делает. Он быстро очухивается, легонько бьет себя руками по щекам и говорит, что готов поехать куда угодно за подозреваемым.       Ехать никуда не пришлось. Его просто не отпускала никуда Рогозина. Считала, что сейчас Степа может наломать дров и «вообще спасибо скажи, что я тебя не отстраняю». Так что оставшуюся ночь Данилов просто скитался по ФЭС: сидел в лаборатории, ходил в тир, выстрелял там пару обоим. Ночью, если честно, очень редко что-то случается, в плане нахождения улик. Все полусонные, но пытаются. Каждый раз честно пытаются.       Когда даже лаборатория закрылась на «сончас», Майский уговаривал Степу поспать. — Послушай меня! Ты долго не спал, ты ничего сейчас не сделаешь, — Сергей завел друга в комнату отдыха персонала, где уже, сильно надеясь, застелил ему диван. — Я вряд ли сейчас усну, — вздохнув, проговорил Данилов, но усталость была буквально в каждом его движении. Слишком медленный, голова болит, ничего не соображает. Но если подумать, то он же сможет хотя бы подремать, а если новая информация поступит, то его наверняка разбудят, — Ладно, я попробую. Но, если что, то… — Да, да, конечно, мы все прибежим тебя будить и дружно расскажем, что узнали, — Майский, безусловно, понимал рвение друга, но и не мог не пошутить.       Сергей погасил свет, оставив лишь блеклую, старую лампу, и удалился. Впереди Степу ждет новый день, где он снова будет пытаться чем-то помочь и изводить себя. Так что, ему правда нужен отдых.

***

      Аня, до сих пор, как наяву, помнит ту свою радость, когда узнала, что беременна. Ох, как же ей не терпелось рассказать обо всем Степе. Они как-то говорили о том, что не были бы против ребенка, так что вот, этот момент настал. Но стачала надо дождаться его с работы.       С утра пораньше к Анне заявилась Ксюша, нарядная, с красивым макияжем и сообщила, что подала на развод. Аня не понимала бы такой радости от любой другой, но от Ксюши понимала еще как. Тот мужчина бы не смог дать ей всего того, что она заслуживает, он был не тем, кто ей нужен, тянул её вниз. Они долго и много разговаривали, Аня еле успела впихнуть новость о том, что беременна, а Ксюша сначала и не услышала, все про свое говорила. Но после визжала так, будто ей досталась самая редкая и модная сумка.        После звонка в дверь, Аня на миг подумала, что это Степа, а также о том, что Ксюша обо всем разболтает раньше, чем сама Самойлова успеет рот раскрыть. Но это оказались некто иные, правда до Ани это дошло позже. Первым делом она услышала грохот в коридоре, скорее побежала туда, увидела двух мужчин, что маски натягивают, а дальше пустота и темнота.       Липкая тьма отошла на второй план, а первый заняла тупая ноющая боль и тревога, в первую очередь за плод, она же не тупая, сразу поняла, что тут что-то не чисто. Тошнота тоже незаметно подкралась, Аня успокаивала себя тем, что это от беременности, токсикоз, а не из-за похищения. Села, поджала ноги под себя и огляделась. Это была большая комната, темная, тут света нет вообще, только из окна, которое под потолком, идет свет. В одном углу комнаты еще несколько фигур, по форме — женщины. Она быстро, но аккуратно придвигается к ним, смотрит, а они как две капли воды похожи, да еще и прически почти одинаковые, ну, цвет волос точно.  — Эй, что вообще случилось? Вы тут как давно? — спрашивает подозрительно спокойная Аня. Может она думает, что это чья-то глупая шутка или все не так плохо. Но глядя на этих бедных девушек, можно сказать, что они тут явно дольше Ани.  — Я тут уже несколько недель, — сказала одна, которая часто держалась за свой живот.   — Ты тоже беременна? — другая, с короткой прической держалась не за живот, а за порезанную руку. Она была вся бледная, ей что, даже не обработали руку? Ублюдки.  — Да, а вы... вы на каком сроке? Тоже месяц примерно? — догадывается Аня, как и догадывается о том, что это маньяк-серийник. Но они тут все пока живы, значит ли это, что они тут не для смерти?..  — Он ворвался ко мне в дом и, кажется, убил мою маму. Это она открывала этому ублюдка дверь, а потом упала, а там было столько крови, — плакала третья. Аня обняла её как смогла, старалась много не двигаться, все-таки движение приносит боль некую.       Удивительно, но девушки поладили. Возможно, они понимали, что живыми отсюда не выберутся, а, может, решили просто держаться вместе, ведь лучше вчетвером, чем по-одиночке. Лере, так звали девушку, у которой была ранена рука, Аня сделала перевязку, странно, что они сами не смогли это сделать. Позже выяснилось, что они попадали сюда с закономерностью — через два дня. Аня, спустя несколько минут после перевязки, облокотилась на свою ногу, чтобы удобней сесть, но боль так и заставила её замереть на месте. Она открыла рот, сама не понимая, что хотела сделать, но все-таки села, подогнув под себя здоровую ногу. Девушки с сожалением вздохнули, понимая, что они легко отделались. У Ани порез был глубоким, кровь все лилась, не переставая. Видимо, рана немного затянулась, а сейчас, пытаясь облокотиться, Аня разодрала её снова. У Насти была кофта с длинными рукавами, но теперь с короткими, потому что один рукав обмотан вокруг руки Леры, а другой — ноги Ани.       Было страшно, больно и одиноко. Это накатило уже потом, почти ночью, когда свет совсем перестал попадать в окно. Аня сидела, смотрела на (теперь, видимо, единственных подруг) девушек и понимала, что Степа её ищет, волнуется, места себе не находит, но также понимала, что не найдет он её быстро. Ей придется мириться с тем, что несколько дней придется жить здесь, к тому же еще неизвестно, что с ними будут делать. Очень хотелось плакать, она винила себя в том, что не рассказала о беременности Степе, хотя что бы это изменило? Ну, он хотя бы бы знал о том, что должен искать вдвойне усиленно, что на кону жизнь не только Ани. Было больно и страшно, но Аня старалась не плакать, потому что нельзя сейчас. Сейчас нужно искать выход или какую-нибудь информацию, любую, которая смогла бы помочь выбраться отсюда.       Со слезами на глазах и грязью повсюду, Аня и заснула, не представляя, что ждет её завтра. Сны ей снились разные, только такие сны снятся ей при болезни — непонятные, абстракционные, совершенно нелогичные, странные, заставляющие сердце биться чаще, вызывающие пот. Из-за них наутро Самойлова проснулась вся мокрая, с пересохшим горлом, еще и пить было нечего, а так хотелось. Другие жертвы выглядели тоже плохо, все бледные, такое ощущение, что их тут никто не кормил. Все сидели, не двигались, не разговаривали, потому что сил хватало лишь на то, чтобы иногда менять позу, когда тело затечет. Они все это время провели на бетонном полу. На безумно холодном, влажном и грязном полу. Хотя комната и большая, сидят они все в одном углу, потому что так даже теплее, возможно.        Через какое-то время, когда некоторые снова поспали, ибо силы хоть так будут, раздался противный скрежет, как будто палкой по стене скребли. Мурашки разбежались повсюду сразу же, заставляя сердце сжаться, а руку непроизвольно положить на живот, защищая самое дорогое.   — Вау, девочки! — восторженным голосом произнес мужчина после открытия огромной двери, — Как вы тут поживаете? — он был психом — это стало ясно сразу, как только он вошел, — А я принес вам ням-ням, — он улыбнулся как официант в самом дорогом ресторане города, который втюхивал посетителям дорогой алкоголь. Мужчина поставил поднос, накрытый какой-то тряпкой. Но сразу же «элегантно» убрал ее, демонстрируя девушкам их завтрак. Он странно пялился на каждую из них поочередно, но не подходил. А потом хмыкнул, запер дверь и ушел.        Саша, которая была совершенно без ран и чувствовала себя лучше всех, принесла поднос. Там лежало четыре куска хлеба и стакан воды. Хлеба сразу же не стало, потому что есть-то все хотят, а вот воду решили экономить, пить хотят тоже все, но можно и потерпеть, ведь неизвестно, когда он в следующий раз принесет еду.        Остальной день прошел так же, как и утро: все лежали почти друг на друге, чтобы было теплей и мягче, а когда наступила ночь, все равно никто не спал, потому что незачем. Потому что можно и днем поспать, а ночью за окном так успокаивающе сверчки звучали. Аня с Лерой плакали, наверное, от безысходности.        Но иногда они перешептывались, узнавая состояние друг друга. Лера иногда проверяла свою руку с порезом, Аня с сожалением осознавала, что останется большой и заметный шрам. Впрочем, он останется и у нее, и у всех здесь. Особенно, в психологическом плане. Стоит признать, что эти шрамы куда более болезненно заживают, хотя их легче скрыть.       Через время, ночью, раздался вскрик. Девушки все резко приняли сидячее положение. Это кричала Настя, кажется, у нее сейчас случится паническая атака. — Что? — спросила Саша. Вот же, она только более менее нормально уснула. Аня практически подползла к подруге, опираясь на нее, и селя рядом. Она осторожно взяла ее лицо в свои холодные ладони и Настя, наконец, отрыла глаза. Лера чуть приобняла подругу, поглаживая плечо. Кажется, они все понимали причину разыгравшейся истерики Насти. Кажется, все бы сейчас не прочь разреветься до утра. Но они не могут.       Настя только объяснила, что у нее дома, помимо этого ребенка, есть еще. Ее дочке три года и каждый раз, когда она вспоминает ее лицо, понимает, что скорее всего, больше его не увидит. Но их «минутку плача» прервал звук резко открывшейся двери. Она так сильно ударилась о стену, что чуть не слетела с петель. В комнату ворвался взбешенный похититель. Аня (может поклясться) увидела, как у него из ушей валит дым. Настолько он был в ярости. — Вы, сучки драные! Вы испортили мой сон! Вы должны молчать! Вы! Должны! Молчать! — с каждом словом он кричал все громче, а его железная палка была в пол очень близко с девочками. Настолько быстро в калачик никто из них еще не сворачивался.       Его истерика закончилась, и он ушел так же резко, как и пришел, напоследок хорошо так хлопнув дверью. Облегчение доставляло лишь то, что никто не пострадал еще больше. Аня не знала, это было запланировано, или он случайно не попал ни по кому из девушек. Настя, чувствуя себя виноватой в этом, отвернулась ото всех, продолжая всхлипывать. Аня прижалась спиной к ее сине, чтобы, может, как-то подбодрить.       Утро наконец наступило. Светлее в их комнате стало едва заметно, зато можно было разглядеть пару крыс в противоположном углу и паутину на потолке. И этот мерзкий запах. Кажется, он будет преследовать Аню еще долго. — Простите. Это из-за меня, — Настя подала голос первая. Она правда чувствовала вину. — Это не ты. Не переживай. Это он нас похитил, — Лера с тихим смешком обняла Настю. — Тем более, он никого не поранил, ведь так? — Аня оглядела девочек, они отрицательно закивали.  — Я предлагаю его вырубить, — после долгого молчания предложила Саша. Девушки удивились такому смелому предложению от Саши. Но, загоревшись идеей, стали по-тихому накидывать идем. Скоро, они пришли к выводу. Оказывается, поднос, на котором он принес еду, был железным и достаточно тяжелым, — Только я не смогу, я боюсь крови, — она шептала, потому что никто не знал и не был уверен, есть ли тут камеры или микрофон.  — Я могу. Я видела, он как раз наклоняется, чтобы нам поднос подставить, в этот момент лучше бить, — предположила Аня. Девушка решила, что сможет перетерпеть боль в ноге, которая за это время, кажется, стала сильнее. Аня была готова, даже если в здании есть второй похититель, даже если выхода нет, просто она будет знать, что сделала хоть что-нибудь для своего освобождения.        Тем более, события ночи показали всем, что нужно что-то предпринять. Возможно, им просто повезло и в следующий раз он мог избить их до смерти своей палкой.  — Отлично, хорошо, только он же может увидеть, что нас трое, что тогда делать будем? — явно переживает Настя. Аня, да и все остальные, теперь в курсе, что у неё есть еще ребенок и, возможно муж, поэтому она так не хочет играть с тем психом.  — Не волнуйся, нам главное найти телефон и я позвоню своему парню, он нас найдет и вытащит, — говорит, а у самой слезы на глазах. Очень больно внутри, больно понимать, что сейчас Степа там и винит себя в этом похищении. Наверное, не спит и не ест, он всегда так делает, когда о чем-то волнуется. Поэтому очень хочется это все прекратить, найти телефон и дать знать, что с ней все в порядке, ну… кроме ноги, но она заживет.       Никто спрашивать о профессии парня Ани спрашивать не стал. Понятно же, что мент. 

***

      Ночь прошла почти безрезультатно, разве что нашли угнанный автомобиль, который кинули на свалке, а в багажнике все, абсолютно все в крови. Степа тогда был в таком состоянии, что хотелось либо упасть в обморок, либо расстрелять этот минивэн из пулемета. Остановился он где-то по середине и заставил экспертов проверить эту кровь первой в очереди, а потом уже отпечатки и все прочее. Крови там оказалось многих девушек, даже свиней. Узнали потом, что этот минивэн использовали для перевозки забитых свиней. А потом, видимо, решили, что различить кровь не смогут, вот и кинули машину. Но они не учли, какие гении работают в ФЭС. Поэтому сразу же быстро отделили кровь всех четырех девушек. Оказалось, что большее количество крови принадлежит двум — Анне Самойловой и Валерии Качук. Степа вообще чуть с ума не сошел, Рогозина даже предлагала ему отгул, но тот настоял, чтобы он присутствовал, иначе себя так загоняет, что это Ане потом его из депрессии вытаскивать, а не наоборот.        Следующий день Данилов мотался по Москве по наводкам экспертов, привез нескольких подозреваемых, один из которых оказался реальным, но все никак не стал сдавать своего подельника, личность которого они, разумеется, вычислили. Степа все порывался пойти с ним поговорить «по-мужски», но его успешно останавливали и не зря, — все знают, что тот и убить мог ненароком.        На вторую ночь его все-таки снова заставили поспать, раз уж домой он категорически ехать отказывался. Спал он на диване, как убитый, двенадцать часов, а потом еще и поел, чем несказанно порадовал Антонову. Потом еще выяснилось, что сдали оказывается подозреваемого, но где тот скрывается, неизвестно. Решили поехать по дачам и всяким таким участкам его друзей и родственников, а таких оказалось очень немало. Данилову не разрешили участвовать во всем этом, поэтому он снова обивался в лаборатории. 

***

      На этот раз, когда псих принес еду, на полу сидело уже три девушки, а Аня, четвертая, стояла у двери с подносом, уже поднятым надо головой. Но ровно в тот момент, когда она уже хотела ударить его, он резко поднял голову. Из-за этого получилось смазано, поэтому она дала ему по морде второй раз. Лицо ублюдка окрасилось в красный. Кровь текла из носа сильно, кажется, Аня сломала ему нос. — Пошел ты, — Саша пнула его в живот, надеясь, что он не встанет. Сейчас девушки не испытывали страха, возможно, это в состоянии аффекта: они боролись не только за свои жизни.       Удостоверившись в том, что он вырубился, Аню подхватила Саша, а Настю — Лера, так и пошли в поисках выхода. Телефон у него в карманах они не нашли. Коридор был достаточно длинным, чтобы четырем голодным и обессиленным девушкам устать. По пути они проверяли встречавшиеся двери, но все оказывались закрытыми. Аня на мгновение показалось, что они тут заблудились, потому что, по ощущениям, ходят уже довольно долго. Саша дернула очередную дверь, откуда доносились приглушенные звуки — она оказалась открытой, они зашли туда. Это было что-то вроде каморки охранника — был телевизор и маленький холодильник. От еды Аня отказалась, потому что её просто зверски тошнило. Пока девушки буквально упали на старый, помятый диван, Аня рыскала по столу в поисках телефона. Она проверяла все шкафчики, тумбочку. Стоять ей было тяжело, поэтому она присела к столу. Но там, как раз под столом, телефон и нашелся.  — Есть! — радостно воскликнула девушка, с улыбкой поднимаясь и показывая телефон другим. Он оказался вполне новым, мобильным, там была симка. Включить получилось не с первой попытки, потому что пальцы от холода не хотели задерживать кнопку включения. Но все же получилось.       Повезло, что пароля не оказалось.       Аня быстро, пару раз даже перенабирая цифры из-за трясучки пальцев, набрала номер Степы. Гудки шли долго и Аня боялась представить, что будет, если сейчас он посчитает этот номер очередной рекламой. Они тут все просто умрут.  — Да? — раздалось в трубке, а Лера снова заплакала, на этот раз от счастья и облегчения, — Говорите, иначе я скину.  — Степ, Степа! Вытащи нас отсюда, — шмыгая носом, проговорила Аня. Она сейчас была так рада, что Степа не скинул незнакомый номер, который сама же и просила скидывать.  — Аня? Аня, ты где? Сможешь назвать адрес? Хоть что-нибудь? Сейчас Ваня пробьет гео-локацию, не отключайся. Ань, как ты? Есть раненные? — а Аня ответить не может, она просто рыдает, наверное, это гормоны, а может из-за того, что у неё лучший парень?  — С нами нормально все. Степ, что нам делать? — Аня с выдохом оперлась на стол. Кажется, рана на ноге снова стала кровоточить. Но, если честно, сейчас ее это волновало меньше всего.  — Я еду уже, это в сорока минутах. Слушай, вы должны выйти на улицу и спрятаться в кустах каких-нибудь. Слышишь? Там есть оружие или нож? Возьми палку хотя бы. Ань, слышишь меня? Чуть-чуть осталось. Я тебя лю… — она тоже, тоже его любит, но звонок прервался, зарядка села, и Аня надеялась, что он успел сказать все, что было нужно.  — Надо идти, возьмите нож, — нож никто не нашел, да и искали слабо. Всем хотелось по-быстрее свалить отсюда. И, хотя Аня и понимала, что драться с ножом она не умеет, все-таки схватила его со стола, и они вышли в коридор.       И снова так же они пошли искать выход. Но главное, что уже все как будто позади, уже лились слезы счастья, а не отчаяния. Но радоваться пока рано. Сзади они слышали какой-то стук или грохот. Кажется, их похититель приходил в себя. Дыхание снова участилось. Аня уже не боясь наступала на ногу, а боль почти заглушилась звуком биения собственного сердца. Но благо выход нашелся быстро, открыть дверь проблем не составило.        Они оказались на какой-то опушке, это, кажется, вообще был лес. Но тут же нырнули в ближайшие кусты, как говорил Степа и притаились. Снова сели прямо на землю, потому что сил сидеть на корточках не было. Практически сразу за ними выбежал псих тот, с окровавленным лицом. Они закрыли рты руками, чтобы не дышать слишком громко и не привлечь его внимание. Девушек снова тошнит, но они молчат, не двигаются, затаив дыхание. В руке у него снова его железяка. Девушки прошли мимо и не забрали ее, а сейчас могли бы быть с ней и с возможностью снова дать ему по лицу.       Псих совсем растерялся. Он начал не то выть, не то скулить. Он обходил здание (больше сарай) вокруг раз, два. Никого не найдя, он бесился. Учитывая, что девушки сидели в кустах и за деревьями не слишком далеко, из-за смеркающегося неба и посторонних звуков, то он просто не мог их заметить.       Как вдруг вдалеке слышат сирены. Их много и они все ближе и ближе. Аня чуть не запищала от радости, но вовремя заткнула себе рот двумя руками, плотно прижав их ко рту. Нельзя было попасться сейчас. Псих не знает, что делать, мечется туда-сюда, а когда опоминается, его уже хватают и прижимают лицом о землю, наставляя автоматы. Одна группа забегает в здание, в окнах виден блеск их фонарей. Еще другая группа оцепляет периметр.  — Аня! — в это время кричит Степа, смотря вокруг себя. Кругом лес, куда же она могла пойти. Но его желание побежать куда глаза глядят, прервал треск веток. Сначала уставил туда ствол, а потом увидел свою Аню, с перебинтованный ногой, бледную, её почти тащат над землей. Он быстро подскакивает, ловит Аню, видит еще, как тех троих уводят в скорую помощь, а потом смотрит в родное лицо, — Я люблю тебя. И нашего малыша.  — Как ты?.. Я хотела сделать тебе сюрприз, — на выходе произносит девушка, чуть морщась, когда сама задевает свою ногу.  — О, он удался, таких сюрпризов мне еще никто не делал, — он еще некоторое время её обнимает, скорее держит, а потом аккуратно ведет к машине скорой помощи тоже. Он и предположить не мог, что у неё на бедре такая серьезная рана. Смотрел потом на Аню, мол, почему сразу не сказала, а она и забыла, увидев своего любимого человека.