Возможность

***

Молодой перспективный сотрудник "Предприятия 3826", Михаэль фон Штокхаузен, администратор и правая рука самого академика Сеченова, нового светила науки, сейчас неспешно шагал по пустынным коридорам предприятия. Единственное, чем были заполнены коридоры — стоявшие у стен в ожидании приказа роботы-лаборанты. Вокруг стерильность и слабый запах металла. Рай для истинного ценителя науки. Для Михаэля фон Штокхаузена настало лучшее время. Он — администратор самого секретного "Предприятия 3826", правая рука самого академика Сеченова имеет доступ в каждый секретный отдел предприятия. Разве что, за исключением АПО. Профессор Лебедев чересчур блюдёт секретность своего отдела, и это вполне оправдано. "Радио Будущего" едва ли ограничивается модными песенками, а некоммутативная математика совсем не заканчивается на радиоволнах с музыкой ближащего будущего. Последние дни вышли для Штокхаузена особенно напряжёнными и сумотошными. Дело было в том, что уже скоро, вот-вот, должны запустить новую экосиситему, "Коллектив 2.0". Это будет событие мирового масштаба, от которого заокеанские противники захлебнуться собственной завистью. "Коллектив 2.0" — гениальное изобретение человечества, которое приведёт нас к новой эре, к эре Хомо Футурум. Стоит заметить, что самого Штокхаузена едва ли беспокоило именно это. Бета-коннектор он получит и так или иначе будет иметь особые привелегии в этом новом, созданном целиком и полностью из науки, обществе. Беспокоило его другое. Петров, инженер-программист, заключённый и просто предатель Родины, был заперт не где-то в застенках КГБ, а отбывал наказание в прогрессивном "Вавилове", а время от времени занимался проверкой работоспособности балерин в кибернетическом театре имени Майи Плисецкой. Трудно было представить, чтобы у политического заключённого были такие райские условия. Хотя говорить о райских условиях в научном обществе будет являться высшей степенью иронии. Всё это — условия проживания Петрова, его возможность заниматься и далее программированием для "Коллектива", наличие у него социальных связей — напрягало по самой простой причине, что в последние дни о нём не было слышно буквально ничего. Старый друг, а нынче соперник по страсти, пусть и страдал комплексом такого себе Наполеона, но отнюдь не был бездарностью. Его способности к программированию были ничуть не хуже других работников предприятия, а будучи честным с собой, стоит заметить, что его способности были действительно неплохими. И в связи с этим, появляются опасности для мирного существования "Предприятия 3826". Штокхаузен искренне сомневался в том, что пацифизм академика Сеченова доведёт до добра. Возможно, именно по этой причине академик вызвал его на "Челомей" в такое раннее время. Даже солнце едва встало, что уж говорить о работниках предприятия. Хотя, зная увлечённость учёных, можно было не сомневаться в том, что многие из них даже не ложились спать. Уже через некоторое время администратор Штокхаузен был перед тяжёлыми и мощными дверями, входом в святая святых — лабораторию товарища Сеченова. Вот где проходят самые важные для Советского Союза эксперименты и научные разработки. Будущее великой страны зависит от этой небольшой комнаты в сердце "Челомея". Спустя ещё мгновение тяжёлые двери поднялись с механическим лязгом и открыли любопытному взгляду лабораторию. Любой другой реагировал бы на святая святых с благоговением и восхищением, но Штокхаузен заходил сюда каждую неделю стабильно, да и ему не в новинку видеть закрытые для других лаборатории. Единственный, на кого здесь смотреть было в новинку, это до безумия уставший Сеченов. Весь его вид кричал об усталости и зарождающемся изнемождении, не глядя на попытки выглядеть презентабельно по крайней мере для своих коллег. На "Предприятии 3826" все друг другу коллеги, как в будущем обществе науки. Однако, в противовес усталости и зарождающемуся изнемождению, светлый взгляд на лице мужчины ни на миг не переставал быть взглядом Волшебника. Этот позывной, придуманный добровольцами отряда "Аргентум", подходил ему как нельзя лучше. Хотя, даже такой Волшебник как он не был всесилен. Не всегда и везде Волшебство сможет помочь, и Волшебник узнал это на своей шкуре. —Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, — в привычном официальном тоне, на чистом русском и без картавости, начал Штокхаузен. Он был почти уверен, что вызвали его в такую рань из-за какого-то ЧП, происшествия на предприятии, возможного восстания Петрова, нового требуемого отчёта к правительственным шишкам или лично Молотову... На самом деле, поводов было ох как много, ведь работа Штокхаузена никогда не ограничивалась чем-то одним. —Здравствуйте, Михаэль, — тихий и вежливый голос Дмитрия Сергеевича разнёсся по всей небольшой лаборатории. Не нужно быть гением, чтобы догадаться о сотне потайных комнат внутри небольшой комнатушки, — У меня есть к вам разговор. Очевидно, иначе бы Михаэля никто не звал. Свою природную язвительность Штокхаузен мог подавить с трудом. Всем видом молодой Штокхаузен показывал, что весь он обратился в слух. Внимательный взгляд, лёгкий кивок и, славящаяся на весь мир, идеальная немецкая дисциплина. Вот он — пример для подражания. —Наши немецкие друзья, как вы знаете, начинают отстраивать города заново. Не только с помощью наших роботов, но и без них обойтись трудно. После эпидемии Коричневой чумы Германия стала больше похожа на руины. Я несколько заинтересовался тем, как быстро кибернетика вкупе с человеческими силами сможет отстроить целую страну заново... Однако, буду краток, речь не об этом. Строительство дошло до одного НИИ в пригороде Берлина. Ранее, несколько лет назад, этот же НИИ обозревался в программе "Научный Вестник". Интересное сооружение, а его секретные лаборатории и вовсе были выставлены на обозрение всему миру. И здесь мы долшли до главного. Среди кучи бумаг, найденных в секретных лабороториях... Дальше Михаэль уже не слушал. В его ушах стоял дикий гул, шум, звук приезжающих за ним чёрных машин без номеров. Всё, что он видел сейчас, были решётки застенок КГБ, куда он так хотел сослать Петрова, а тут вдруг собственный костюм сам стал жать на горло. Вот она — народная мудрость. Не плюй в колодец, из которого можешь когда-то выпить. —Михаэль? — будто сквозь толстые стенки раздался голос академика, — Вы слушаете? Конечно, он прослушал большую часть речи академика Сеченова, но кивнуть стоило хотя бы из вежливости. —Хорошо. Как я сказал раньше, я был очень удивлён и вам по-настоящему повезло, что рядом были ребята из отряда "Аргентум", которые смогли доставить информацию ко мне безопасно и быстро, задушив все слухи на корню. Я могу понять, почему вы не сказали. В любом случае, я посчитал необходимым заявить вам, что ваш секрет останется со мной. Мне стоит продолжить обращаться к вам как к Михаэлю, верно, Йозеф? Собственное имя из уст академика звучало так странно и непривычно, что даже резануло слух. И всё же, академик Сеченов удивительный человек. —Так точно, Дмитрий Сергеевич. Я надеюсь, моё прошлое не станет преградой для построения лучшего будущего, — на одном целом выдохе произнёс Михаэль-Йозеф. Йозеф Гольденцвайг. Это имя, его имя, теперь будет сниться ему в кошмарах, вместе с холодными застенками КГБ, Коричневой чумой, выживанием в руинах Берлина, и возможным расстрелом как предателя Родины. Сны не прекратятся до тех пор, пока в ход не пойдёт экосистема "Коллектив 2.0", Йозеф был почти уверен в этом. —Я так не думаю, Михаэль. Приятно знать и видеть, что среди людей есть такие как вы, что готовы меняться во благо нового, лучшего общества. Во благо науки. Вы можете быть свободны, но завтра я попрошу вас зайти ко мне к обеду. Я послушаю о вашем предыдущем месте работы тщательнее, — тихий голос Сеченова был всё так же мягок. Из кабинета Йозеф вышел на ватных ногах, едва держа себя в руках, чтобы не хвататься за холодные стенки коридора. Он громко, во всеуслышанье готов заявить: Михаэль фон Штокхаузен берёт все свои слова назад. Пацифизм Сеченова может довести до добра. И что-то подсказывает ему, Йозефу, что "на чай" или "к обеду" он будет ходить в лаборатории учёного в удвоенном режиме.