песнь сверчков и лягушек.

      за окном поют сверчки и лягушки, придавая тишине какой-то новый окрас, что не встретишь в городе или в родительской квартире. идея выбраться куда-то подальше от людей, на базу отдыха в лесу, снять дом и поселиться в нем была сомнительной, но интересной, ведь делать было нечего в медленно тянущемся времени без света. мама всегда говорила, что лучше подышать свежим воздухом, а внутренний голос просил не идти туда, где есть кроме тебя ещё кто-то.       Акумов третьи сутки сидит в огромном двух этажном доме, запечатанный общирным лесом вокруг участка. душ здесь действительно нет, до ближайшего такого же домика метров триста, а то и больше. только он, стены и тишина. сеть ловит здесь так себе, она и не особо нужна, речь идёт о рефлексии на любой горизонтальной поверхности. идут медленным шагом третьи сутки, а парень разложился на подоконнике в три утра, всматриваясь в тёмный густой лес за окном, ощущая, как внутренние органы съеживаются от накатившего страха. воображение проходится по силуэтам, что размыло из-за отсутствия нормального зрения, мозг дорисовывает сам им новые черты и складывает воедино. так уродливый пень от упавшего дерева превращается в огромное животное. шелест листьев напоминает отдалённо свист. с запада на восток летит в небе очень далеко самолёт или ракета — нос крыши мешает посмотреть — раздаётся рык, рассекающий слои над планетой, Серёжа мелко дрожит, спрыгивая с подоконника. неизвестный зверь показался слишком странным, чтобы быть настоящим.       телефон разрядился ещё в первый день, но на зарядку поставлен не был: необходимость связи с миром исчезла также бесследно, как и Акумов, что не удосужился рассказать о своём отдыхе друзьям. кажется, он и не собирался этого делать, чтобы с ним никто не поехал или чтобы не расстраивать их ответами на вопросы о надобности такого странного отдыха. за окном слышится хруст листьев, будто шаги, темноволосый убегает в другую комнату, пытаясь раствориться в темноте.       он не помнит, почему её боится. не помнит, как это началось, и зачем оно проявляется. не помнит первый раз, когда испугался её, когда пытался скрыться или от неё избавиться. темнота вновь и вновь принимала его в холодные объятия, словно фантомная родная душа, холодом согревающая душу, как любимая женщина или мать, так по сердечному, родственному. она исчезает с восходом солнца, ей в след, провожая, начинают петь птички, оркестр которых заканчивается петухами, а после крылатые воспевают новый день. солнце жалит теплом дотошно и неприятно, видеть его не хочется, даже больно смотреть, глаза слезятся и болят. темнота же лечит, впитывает все слезы и сердечные болезни, все слова о собственной ненужности самому себе и ничтожности, абсолютно никакой капитальный стоимости. она тайный друг, которому доверяются все сокровенные тайны, что жар, что холод. темнота все сохранит.       так чего же в ней бояться? монстров? людей, что могу спрятаться за тёмным углом? а может горстка неприятных мыслей валяется где-то между двумя просветами лампы? на эти вопросы ответа несуществует. Серёжа прекрасно понимает, что он один и ничего ему не угрожает, кроме случайно упавшего метеорита, но все равно рысцой крадется по коридору, ныряя в спальню, прошмыгивая пол одеяло.       третьи сутки в одиночестве, наступило четыре утра. до выхода светила совсем недалеко. из дальнего окна виднеется синее светлеющее небо, поют сверчки и лягушки, придавая тишине какой-то новый окрас, что не встретишь в городе или в родительской квартире. Серёжа прикрывает глаза, ощутив в полной мере накатившую усталость, и улыбается то-ли рассмеявшись наконец тоскливым мыслям, то-ли от комфорта, что ощущается на контрасте битвы двух времен суток, где исход очевиден. он пережил самую страшную и тёмную ночь перед крылатым чистым восходом, а значит переспит и наступающий сну на пятки новый день.