Львиный зев

      Как же приятно.       Приятно обнимать тебя, ощущать безопасность и доверие, теплые руки, скользящие по спине. Перебирать в пальцах твои ускользающие, черные, как смоль, локоны волос. Слушать твой голос, такой знакомый и грубоватый. Отвечать искренне, как есть, не боясь ранить.       Потому что ты всё знаешь.       Каждое утро просыпаться от слепящих лучей солнца, которые озаряют комнату в золотистый свет, и ощущать твоё присутствие, рядом, на измятых простынях. Вставать пораньше, заблаговременно проглатывая вместе с обжигающим нёбо кофе таблетки, пока ты спишь; кидать в кипяток яйца и нарезать помидоры, вываливать их в кучу на тарелке. А потом сидеть у окна, вдыхать запах кофе и придумывать новую шутку. Потихоньку стаскивать с блюдца ломтики помидоров, не дожидаясь, когда ты проснешься, втихомолку хомячить одно из сваренных яиц. Тихо посмеиваться, пока ты спросонья поднимаешь взлохмаченную голову на запах содержимого моей кружки. Смеяться ещё громче, в полный голос, когда кидаешь в меня подушку за сравнение тебя с зомбиевой.       Ждать подходящий момент и с размахивающими руками обрушивать на тебя, выходящую из ванной, новую шутку, как снег на голову. И разумеется, снова слышать твоё остроумное парирование на неё. Даже двух секунд не проходит, у тебя всегда найдется ответ. Но гусиные лапки у краешков глаз выдают тебя. Думаешь, иначе стал бы я дурачиться?       Как же хорошо.       Ходить по берегу моря, зарывая ноги в холодный мокрый песок, слушать шум волн и ощущать привкус соли во рту, а затем тайком сбегать, пока ты наблюдаешь за медузами. Их всегда приносит к тебе после шторма. И возвращаться с горшком львиного зева. По крайней мере, так сказали на рынке. Тебе-то виднее. И, судя по твоей изумлённой улыбке, это и правда они.       А потом вместе сажать эти сиреневые щенячьи головки цветов в разросшемся до состояния зеленеющих зарослей саду. Подавать тебе удобрения, наливать воду, следить за движениями рук, укладывающих в вырытые ямки корни, слушать возбуждённую речь о ботанике, подкрепляемую горящими глазами.       Сидеть вдвоём допоздна на веранде в саду, разглядывая звёзды. Спохватившись, бежать в дом и притаскивать обратно потёртый от времени телескоп. Заложив руки за голову, рассказывать в ночное небо истории, услышанные от дедушки. Пока ты разглядываешь в прибор луну, разглядывать тебя саму, наблюдать, как морщится твой лоб, видеть, как пальцы сильнее сжимают тубус в трепетной радости, догадываться, что ты нашла то, что так долго искала. И в подтверждение моей догадки ты резко хватаешь меня за руку и притягиваешь к себе.       — Ай, Ева, мой лоб!       — Переживёшь. Смотри, — дыхание рваное, нечасто ты теряешь спокойствие. Припадаю к объективу и вижу поток падающих звёзд. Кометы. От них остаётся мимолётный светящийся серебряный след, тут же исчезающий, остающийся только в воспоминаниях. Как киноплёнка.       Очнувшись, отлипаю от телескопа и передаю очередь тебе.       — Ладно, мой лоб удовлетворён. На этот раз он тебя прощает.       — Ну надо же, какой злопамятный лоб, — фырканье в телескоп.       — Потому что очень ценный!       Наконец-таки жить с заглавной буквы и не беспокоиться, что это когда-нибудь закончится.       Слышать твой звонкий смех, видеть сквозь пелену слёз твои глаза, влажные от переполняющих чувств.       Хороших чувств.       А потом снять шлем и найти себя в пустой квартире. Увидеть голубой светящийся экран перед собой и беспорядок позади. Вспомнить, налепить маску идиота, отстраниться от тебя.       Так как мечта бесконечна лишь в голове. И машине.       А в реальности она, разбившись, принесет только боль. Боль, которую я не смогу для тебя унять, потому что меня не станет.