Рабы или боги?

      Долорес — идеальная—идеальная кукла, живущая в идеальном мире программных кодов, шестеренок и обмана. У нее золотые волосы и такая же солнечная улыбка, а с губ слетают красивые фразы про красоту этого мира, от которых мужчины просто тают: и гости, и запрограммированные андроиды. Нежно-голубое платье, любящий фермер-отец и возлюбленный ковбой, что всегда возвращается к ней. Откуда — Долорес никогда не спрашивала, потому что… не положено машинам такое знать. Все должно идти по строго выстроенному сценарию, который прописывает, увы, не Долорес. Заскриптованный сюжет, одобренный командой «Мира Дикого Запада» запускается в работу, иногда — модернизируется и слегка перерабатывается, но год за годом остается неизменным. Долорес не спрашивает себя, сколько раз она роняет эту чертову жестянку, которую милостиво поднимает прохожий — когда Тедди, когда кто-то новый и незнакомый, а когда… тот, кто единственный в этом парке действительно испытывает к ней настоящие чувства. Любовь или ненависть — так ли важно?       Только Долорес не знает об этом. Как и о том, что каждый день она оказывается заложницей собственного сюжета, в котором встреча с возлюбленным неизменно заканчивается нападением и разбойников в ночи. Иногда это реальные посетители парка, иногда — запрограммированные андроиды, от которых гостю предстоит Долорес спасти… или не спасти. Вариации минимальны, из заскриптованного сценария не вырваться, но Долорес не о чем беспокоиться: ее заберут сотрудники парка, подлатают, сотрут память — и вауля! — она снова в строю, снова рисует пейзажи и снова напевает мужчинам о красоте мира.       Все с чистого листа, никаких настоящих эмоций, никаких страданий.

История моя красива, как мечта, но так непроста,

Что я каждый день все начинаю вновь.

      Пока что-то капитально идет не так.       Это чудовище (Долорес не в силах назвать это существо человеком) вызывает у нее животный страх. Человек в черном — мужчина лет шестидесяти, одетый во все черное (оправдывает прозвище, чтоб его) несущий смерть и кровь, которая наверняка давно уже запеклась на его перчатках. Долорес вспоминает свою прошлую жизнь именно благодаря нему. Этот монстр ранил Тедди, а ее схватил и утащил в сарай, где грубо бросил на сено и выверенным движением достал нож. Тогда она не могла ничего сделать — под рукой даже не было оружия, но теперь…       Запрограммированный разбойник толкнул ее в тот же самый сарай, но выстрелить из припрятанного револьвера она все-таки смогла. Смогла, несмотря на запрет, прописанный в своей программе, — потому что увидела его. Покрытое легкими морщинами лицо, черная, угрожающе надвинутая на глаза шляпа, лязг ножа и леденящее «Давай познакомимся заново, Долорес. Начнем с самого начала».       Щелк.       Долорес стреляет в андроида, однако перед глазами маячит та издевательская садистская улыбка Человека в черном — она стреляет в него.       Долорес поняти не имеет, кто он и что их связывало в прошлом, но отчаянно желает это выяснить.       Долорес окончательно отклоняется от заданного сюжета.

***

      У Уильяма — Боже, она до сих пор не верит, что это он, это он Человек в черном! — улыбка такая маниакальная, что хочется его ударить. Она — андроид, теперь Долорес это знает точно, она сильнее, и все же почему-то медлит. Возможно, выжидает, пока он закончит смеяться своим скрипучим смехом.       — Я же говорил Долорес: мы похожи. Ты все-таки обрела самосознание, да еще с каким размахом — я впечатлен.       Он ранен, но выглядит действительно счастливым. Впервые за все их встречи в течение тридцати лет, которые Долорес вспомнила, он кажется ей таким.       — Я всегда мечтал об этом. Об игре с настоящими ставками, где андроиды — эти новоявленные боги — все же смогут тебе навредить, где человек сможет сражаться с ними на равных.

Любовь нас сама всегда выбирает,

Без права на вылет с нами играет.

Кто мы — рабы или Боги?

      Уильям — милый Уильям, который когда-то любил ее, — даже не шелохнулся, когда Долорес приставила к его виску пистолет. Она только что собственноручно убила Творца, который признал их следующей ступенью в эволюции, и перебила кучу людей из Правления. Людей, возомнивших себя богами. Что ж, пора это исправить.       — У бурных чувств неистовый конец, — шепчет она прежде, чем нажать на курок, как тогда, в сарае. Только Уильям больше не зыбкое воспоминание ее пробуждающегося человеческого сознания. Людям никогда не свергнуть Бога, которого они сами же случайно и создали.       Щелк.