My child, my son...(Мое дитя, мой сын)

Кларку три. Он довольно шустрый для своего возраста и постоянно убегает от Марты. Он исследует мир вокруг себя с энтузиазмом щенка. — Это нормально, — говорит себе Джонатан, но тело реагирует быстрее чем он успевает подумать, перехватывая Кларка за миг до падения, за миг до удара. Кларк в его руках такой маленький и Джонатан чувствует ответственность. А Кларк совсем не боится, не умеет еще,  он брыкается и заливисто хохочет, стуча отца по боку босыми загорелыми пятками. Джонатан строго хмурит брови: — Аккуратнее, молодой человек. Кларк фыркает и извернувшись облапывает его как обезьянка руками и ногами, жарко сопит в шею. И Джонатан сдается, пряча улыбку в смоляных кудряшках. Когда они усыновили Кларка Джонатан честно сказал, что будет строгим, что не будет баловать мальчишку. Джонатан еще никогда так не ошибался. И сейчас когда Кларк возится у него на руках, такой теплый, такой живой, Джонатан любит его. Джонатан любит его так сильно, что сердце вот-вот разорвется от невысказанной, невыказанной нежности. Нежность мужчине не к лицу и Джонатан возвращает Кларка Марте, у него еще много работы. Марта понимающе улыбается. Кларку пять. Он по-прежнему шустрый и любознательный, лезет везде и всюду. И хотя Кларку мало что способно причинить вред, сердце Джонатана все равно пропускает удар, стоит мальчику пораниться. Кларк как будто и вовсе не замечает заживающих на глазах ссадин. Кларк сильный. Падает, вскакивает, отряхиваясь и смеется, глупыш. Джонатан задумывается умеет ли Кларк плакать и ему немного тревожно оттого, что Кларк не плачет. Ведь все дети плачут, так? Он делится своими опасениями с Мартой, но та кажется не беспокоится по этому поводу, осторожно напоминая мужу о внеземном происхождении Кларка. Джонатан кивает, принимая это объяснение. И невольно присматривается к Кларку, ища в нем те самые, нечеловеческие черты... В Кларке из нечеловеческого только сила. И Джонатан решает не думать об этом. Он знает, что будет любить Кларка несмотря на все его особенности. Даже если у него одним прекрасным утром отрастут щупальца. Кларку шесть. Он красивый, здоровый ребенок с хорошим аппетитом. Марта на него не нарадуется. Кларк открытый, дружелюбный и очень ласковый. Такой ласковый малыш. Для него совершенно нормально подбегать к Джонатану и обняв за ноги, улыбаться снизу вверх. Просто так. И Джонатан не может не ответить на эту улыбку. Вечерами же, когда Джонатан читает газету, Кларк залезает ему на колени, сворачивается клубочком на отцовской груди и засыпает. И Джонатан позволяет себе - на мгновение - прижаться щекой к пушистой макушке, легко мазнуть губами по теплому виску, отвести со лба малыша упрямый завиток... Кларк пахнет солнцем и медом, тепло сопит в ключицу и Джонатан старается не шевелиться, читая одну и ту же страницу, лишь бы не потревожить. Марта понимающе усмехается. Джонатан позже сам относит его в кровать и невесомо целует в лоб, желая спокойных снов. Кларку восемь. Он растет так быстро и уже вытянулся Джонатану по грудь. Длинноногий, угловатый, нескладный, он похож на всех подростков мира. Также неуклюж и не знает куда девать слишком длинные руки и ноги, а пироги Марты не идут ему впрок - одни глазищи да острые скулы...Он все также смотрит на Джонатана снизу вверх. Все с тем же щенячьим обожанием в глазах. И Джонатану одновременно радостно и немного страшно, что мальчик так сильно привязан к нему. Его малыш взрослеет и он не сможет всегда быть рядом, как бы ему не хотелось. А Кларк и не думает об этом, хвостиком таскаясь за отцом и играючи справляясь с самой трудной и грязной работой. Буквально грязной - все же они на ферме. Джонатан гордиться им, видя, что мальчик не чурается труда и чувствует землю. Джонатан, проходя, поощряюще растрепывает смоляные кудряшки и Кларк отзывается на бесхитростную ласку,  легонько бодая его лбом в ладонь. Кларк все такой же тактильный. И хотя он больше не залезает к отцу на колени поспать - при всей любви к Кларку Джонатан думает, что его колени не выдержали бы нынешней тяжести Кларка - его сын позволяет себе спонтанные моменты нежности. Это странно и так привычно, так правильно, когда Кларк подходит со спины и утыкается лбом меж лопаток или коротко дурашливо бодает лбом в плечо. И Джонатан замирает, стараясь продлить мгновение. Для Кларка все эти жесты, прикосновения так естественны, в то время как самого Джонатана воспитывали сдержанным. Но вся его сдержанность вдребезги разбивается об улыбку Кларка - немного застенчивую и такую солнечную. Кларк улыбается ему снизу вверх, сидя прямо на полу перед диваном и вытянув длинные ноги. Затылком он упирается Джонатану в колени и тот опустив руку рассеяно перебирает непослушные вороные вихры. Кларк поворачивает голову и трется щекой о его ладонь. Такой еще ребенок. Кларку двенадцать. Он вытянулся еще сильнее - Джонатану по плечо. Все такой же длинноногий и тонкий, но под загорелой кожей все четче проступают мышцы. Все легче и точнее движения - он учится владеть своей силой, контролировать ее, использовать дозированно. И неуклюжесть в одно мгновение сменяется почти нечеловеческой грацией, а в следующее мгновение Кларк спотыкается о развязавшийся шнурок. Кларк сочитает в себе несочитаемое - плавную медлительность и юношескую порывистость, силу и нежность, человечность и инакость... Чем больше проявляются его способности, тем сильнее он ощущает себя чужим. Кларк злится, замыкается в себе... Он не понимает кто он, а Марта с Джонатаном не могут дать ему ответа и на половину вопросов. И последней каплей  становится то, что мальчику приходиться скрывать свои способности, притворяясь нормальным. Джонатану почти больно на это смотреть. Тогда, пожалуй впервые, Джонатан видит Кларка плачущим. Кларк прячется от него в сарае, когда Джонатан находит его. Мальчик сидит в углу, обняв колени и уткнувшись в них лицом. От него просто фонит непониманием и обидой. Джонатан подходит медленно и осторожно. Кларк замирает, даже дышать перестает, но с места не двигается, видимо узнал по шагам. Джонатан опускается рядом на пыльные скрипучие доски, протягивает руку, касаясь острого и горячего даже сквозь рубашку плеча. Кларк всхлипывает почти беззвучно на выдохе и резко развернувшись прячет лицо у Джонатана на груди. Рубашка враз намокает, Джонатан лишь крепче притягивает Кларка к себе и гладит по вздрагивающей спине. Всхлипы постепенно стихают, но Кларк не спешит отстраняться. А Джонатан не разжимает объятий, продолжая гладить и ласково похлопывать его по спине. Он многое хочет сказать: о том что Кларк не ненормальный, а особенный, и это не делает его хуже других. Наоборот. Он круче них всех - сильнее, умнее... О том, что ему еще предстоит найти свой путь. И том, что они с мамой его любят и поддержат, чтобы он ни выбрал. Но вместе этого на требовательное, почти отчаянное "Кто я?" он отвечает просто: – Мой сын. И Кларк как-то враз расслабляется, обмякая в его объятьях. В свои четырнадцать Кларк ростом догоняет Джонатана. Мальчик окончательно вытянулся и окреп. Красивый, сильный, добрый, и тем не менее он непопулярен в школе. Совсем непопулярен. Ему сложно социализироваться. Необходимость скрывать свои силы мешает активно участвовать в школьной жизни. Показать себя. Приходиться держаться одиночкой... Впрочем друзья у Кларка есть. И они знают. Кларк наотрез отказался им лгать. Так и появляется маленький, на четверых, клуб посвященных в тайну Кларка Кента. Марта убеждает Джонатана, что это не опасно. И если что подросткам, рассказывающим про то, что их друг инопланетянин не поверят, отмахнутся, мол дети заигрались. Лекс присоединяется к клубу чуть позже и тут же доказывает, что ему можно верить, всячески прикрывая и покрывая Кларка. Кларк же выглядит таким счастливым, что Джонатан старательно затыкает свою паранойю. Он не позволит сомнениям и страху все испортить. И неважно как страшно ему самому. Он хочет чтобы Кларк был свободен от этих страхов. Он готов много дать, чтобы его мальчик вот так открыто беззаботно, смеялся в кругу своих друзей, понятый и принятый ими. Скрепя сердце Кларк отказывается от мечты играть в футбол. Друзья поддерживают его, никогда не отказываясь побросать мяч в ворота, и давая Кларку возможность покрасоваться своими спортивными талантами. Параллельно они помогают ему сосредоточиться на учебе. Кларк неожиданно втягивается, может, оттого что вместе с друзьями заниматься интереснее. Кларк обнаруживает еще одну способность - быстрый, цепкий, почти гениальный ум. И Джонатан так сильно гордится им, своим сильным, умным мальчиком. Все еще его мальчиком. И пока Кларк с ним, он позволяет себе быть нежным: приобнять за плечи, поощряя, укрыть пледом, спящего над учебниками, небрежно-ласково потрепать по голове и легонько щелкнуть по носу. Все эти маленькие жесты будто невидимый мостик между ним и сыном. В шестнадцать Кларк заканчивает школу экстерном. Джонатан счастлив и горд, глядя как его мальчик получает свой диплом, как смеясь подбрасывает вверх академическую шапочку... А потом замечает его и вспыхивает изнутри такой чистой искренней радостью: — Папа! Конечно он спотыкается о край мантии и почти падает. Джонатан со смешком подхватывает его, позволяя ненадолго задержать объятье. Мой сын, моя плоть и кровь, мой малыш. Джонатан знал, что однажды это случится. Но не скоро. Не так скоро. Кларк еще слишком юн. Кларк не готов. Сегодня с утренней почтой пришли приглашения от колледжей. И конечно Кларк собирается отправиться в один из них. Он с энтузиазмом изучает буклеты и восторженно расписывает все родителям. Джонатан поверх его головы с тревогой косится на Марту. Та на миг прикрыв глаза, печально качает головой: — Мы не сможем удержать его. Мы не будем его удерживать. Джонатан понимает. Для Кларка это хороший шанс. Ему предлагают стипендию и мальчик заслуживает этого. Его мальчик заслуживает лучшего... Он совсем не готов его отпустить, он будет сходить с ума от беспокойства, ждать звонка и визитов на праздники и каникулы как манны небесной. Он будет скучать так сильно... Но он должен. И Джонатан ободряюще улыбается Кларку, сжимая его руку, легонько поглаживая выступающие  костяшки: — Ты молодец, сынок. Мы с мамой очень гордимся тобой. Ты уже выбрал куда поедешь? Кларк - чуткий мальчик, всегда понимает его настроение и сейчас обрывает себя на полу-слове, двигается ближе и легонько бодает лбом в висок: — Я тоже буду скучать. Но я буду звонить. Каждый день. И приезжать на каникулы и праздники. Обещаю. И Джонатан кивает: — Верю. Кларк уезжает в колледж осенью. И все оставшееся время проводит с отцом каждую свободную минуту. Джонатан замечает, что мальчик нервничает. Кларк никогда еще не расставался с родителями дольше чем на день-другой и то случалось очень редко. И потому сейчас так...потерян. Джонатан молча подставляет ему плечо. Джонатан старается быть рядом. Как можно дольше. Кларк в эти дни вдвое ласковее и тактильнее обычного. Он как будто хочет наобниматься впрок. И Джонатан его обнимает, так часто, как только может. Кларк обнимается как в последний раз. Дети вырастают и однажды уходят из дома. Так всегда было и так всегда будет. Кларк вырос. Он повзрослел так неожиданно и ожидаемо. Их мальчик, их маленький мальчик смотрит на них сверху вниз и смешно морщит нос. Провожая его в колледж, Джонатан и Марта уже скучают. И гордость мешается с грустью предстоящей разлуки... Им приходится сделать усилие, чтобы разжать объятья, отпуская Кларка. Дом без Кларка становится тихим и слишком большим для них двоих. Джонатан и Марта скучают по его смеху, небрежно брошенной на диван куртке, которую он никогда не вешал на вешалку, по его спонтанным обнимашкам со спины... В холодильнике стоит не тронутый вишневый пирог, любимый пирог Кларка. Марта по привычке готовит завтрак на троих. Джонатан по привычке окликает: — Сынок, подай... Кларк, подержи... Кларк звонит исправно, каждый вечер. Такой далекий и такой родной голос их мальчика, чуть задыхаясь и тараторя рассказывает им о прошедшем дне, о своих успехах, новых знакомствах, интересных событиях, происшедших с ним. И каждый раз он завершает разговор теплым, почти нежным: — Люблю вас. И Марта с Джонатаном сквозь мили дорог и телефонных проводов чувствуют его улыбку. Кларк возвращается на День благодарения, на Рождество, на Пасху. Он совсем не меняется - все та же открытая улыбка, веснушки, непослушные завитки падают на упрямый лоб, лезут в глаза. Кларк встряхивает головой, отбрасывая их с лица, смеется. Он смеется легко и звонко. В домашних потертых джинсах и слегка растянутой любимой футболке он ненадолго становится их прежним Кларком. Сколько бы ему ни было лет и какой жизненный опыт ни был за его плечами. Таким его Джонатан и запоминает. И когда его сердце отсчитывает последние удары, Джонатану почему-то не страшно. Он уже не слышит как плачет Марта, как кричит Кларк. Он видит перед глазами улыбку Кларка и умирает с мыслью о том, что у его мальчика все хорошо... Кларку двадцать. Кларку двадцать пять, когда он приезжает на ферму, чтобы остаться. Когда Марта, ненадолго пережившая мужа лежит рядом с ним... И подходя к ферме он вдруг замечает расплывающийся в золотом полуденном мареве силуэт. Шаг и его очертания обретает четкость. Кларк срывается на бег, бросив сумку в придорожной пыли: — Папа! Я так скучал! Но как.... Он останавливается в полушаге, замирает не решаясь коснуться. У Джонатана новые морщины и светлые пряди в пшеничных кудрях, отросших почти до плеч. Он улыбается и от прищуренных глаз разбегаются лучики: — Кларк? Помоги мне. Видишь забор покосился. Кларк встает с ним бок о бок, принимая инструмент. Отец в своей старой куртке, так близко что Кларк чувствует запах его одеколона, тепло загорелой кожи, живое тепло. Кларк на миг прикрывает глаза и позволяет себе поверить. Мягкий смешок взъерошивает пряди на виске: — Я присматривал за тобой все это время... Кларк сипло выдыхает: — Но... Тогда ты должен знать что я не стал таким каким бы ты хотел меня видеть... Не оправдал ваших с мамой надежд. Джонатан сжимает ладонью его плечо, спокойно и веско констатируя: — Да, не стал. Ты намного лучше. И я так сильно горжусь тобой. Он разворачивается и притягивает Кларка к себе в коротком крепком объятии, обеими руками прижимая к себе лохматую бедовую голову: — Я люблю тебя, сынок. И всегда буду любить. Последнее прикосновение - легкий, почти невесомый поцелуй куда-то в макушку, прощальный поцелуй. Кларк зажмуривается, отчаянно цепляясь за это мгновение... А когда открывает глаза Джонатана уже нет. — Я тоже люблю тебя, пап. — Кларк улыбается, пропуская сквозь пальцы солнечный свет, на том месте где только что был Джонатан.  И легкий теплый ветерок будто откликаясь ласково гладит его по щеке, стирая слезы. Почти беззвучным вздохом над ухом: "Мы с тобой, сынок. Мы всегда с тобой" The End