Как Полит нашёл плачущего младенца

Смерть приходит так неожиданно. Кажется, совсем недавно учишься держать меч в дрожащих руках, играешься со своим лучшим другом в войну. Потом, спустя много лет, сражаешься с верными товарищами за то, чтобы выжить, чтобы сразить страшного монстра из рассказов самых мудрейших людей. Мужчина так надеялся, так верил в то, что команда сможет победить это чудовище быстро. Хотя, нет! Кому он будет врать? Он надеялся на то, что разговор Одиссея и Полифема пройдёт гладко и спокойно, чудовище с одним глазом их простит за великий грех и отпустит на желанную свободу. Как-никак, весь мир нужно встречать с объятиями, с пониманием друг к другу. Может его называли до безумия наивным, но, Полит всегда жил по одному устою в своей жизни – некоторые проблемы можно решить через простые слова. Лично у него так получалось, совсем недавно он уговорил Одиссея не трогать невинных существ и наоборот их послушать. Но, это лишь некоторые, и этот случай не попал в "некоторые", наоборот, он стал роковым для наивного солдата Итаки. Он убегал от огромной руки Полифема в сторону верного и лучшего друга Одиссея, надеялся добежать и снова сделав кружок, нанести свой мощнейший удар прямо по пальцам ужасного чудовище, а Одиссей закрепил бы это своим ударом. И он ошибся, настолько сильно ошибся, что это стояло целой жизни! Его жизни! Такой маленькой и бесполезной жизни, которую он толком не успел прожить. А ему хотелось пожить, ещё хотелось сразиться с товарищами, хотелось донести свою наивную философию об объятиях, о том, что тепло души может решить самые страшные проблемы мира. Хотелось после страшного приключения приплыть в родной дом, кричать во всё горло: "Мы тут, мы вернулись, все вместе и живы!", а потом создать маленькую семью из доброй и понимающей жены, да парой маленьких ножек по всему дому. Ещё с самого детства он мечтал в глубине души о семье, маленькой и любимой семье. Построить свой собственный дом, обеспечить свою любимую всем, что есть в этом мире, и создать прекрасное и вечно - потомство. Так хотелось, так хотелось, и теперь ничего этого не будет! Теперь все мечты, все стремления Полита останутся в тёплом, но, разбито сердце. Всё разрушил большой кулак разъярённого чудовища, простой один удар, страшная тряска по всей кровавой пещере и от Полита не осталось половины тела. Полифем раздавил всю левую часть тела солдата, оставив от неё непонятную кашу из органов, из крови и остатков одежды. Левая нога, часть спины и плечо солдата превратилось в жуткую и мерзкую кашу крови и мяса. Сначала Полит даже этого не понял, не понял, что с ним случилось. Только кровь на голове дала понять, что он проиграл такой важный бой для команды, для Одиссея, для Эврилоха, в конце концов для себя самого! Голос пропал, стало трудно дышать, стало так страшно... Полит никогда не испытывал такого беспощадного и ужасного страха в своей жизни!  — Капитан.. — Прохрипел Полит, так жалко, с таким отчаянием, протягивая правую руку в сторону Одиссея и Эврилоха. Он не успел сказать, ничего не успел сказать, как мир начал превращаться во тьму. Не успел извиниться, не успел сказать: "Всё будет хорошо, потери — это нормально, надеюсь, вы сможете пережить меня и дальше видеть мир добрым!". Силуэты товарищей пропадали, Одиссей, его лучший друг, стоял и смотрел на лежащего Полита с мокрыми глазами. Он был настолько в шоке, что его всего трясло от этого мерзкого и несправедливого зрелища. Эврилох отвернулся, прикрыв свой рот рукой и с ужасом смотрел, как из Полита утекает жизнь. Как течёт бардовая кровь на холодном полу, как солдат опускает голову, потихоньку, не резко, и напоследок улыбается. Даже во время такой отвратительной боли, во время разочарования в самом себе, что он не справился, не помог до конца своей команде, оставлял после себя кривую, но такую нежную улыбку и навеки вечные закрыл глаза в живом мире. Однако, даже с закрытыми глазами были слышны разные звуки. Полит слышал их, старался слышать перед тем, как окончательно потерять связь со всем миром. Что-то упало на каменный пол, кажется, какое-то оружие. Послышался мужской плач, возможно плакал кто-то из его товарищей, слышались крики о помощи, кто-то кричал: «Помогите!» или «Капитан!», или вовсе бешеный бег солдат в сторону желанного выхода.  — Прошу, — Жалобно начал свою мольбу Полит, пока рядом с ним убегали его товарищи по мечу — Нет, умоляю, бог подземного мира, великий Аид, прими наши души и дай нам отдых. — Напоследок подумал Полит перед тем, как полностью потерять ту самую золотую нить своей жизни. Похоже, Атропос обрезала золотую нить Полита, превратив её лишь в воспоминание о тёплом, добром и живом солдате Итаки. Больше Полит никогда не увидит яркие лучи солнца, не потрогает своими пальцами играющие волны моря, не услышит дивный смех своих товарищей, которые радостно обсуждают будущее возвращение в Итаку. Никогда не сможет обнять Одиссея, стараясь забрать все печали своего лучшего друга, принося в душу короля Итаки что-то светлое. Не сможет вновь поспорить с Эврилохом, и увидеть лёгкую улыбку на его губах после окончания их разногласий. Никогда не сможет вновь поругать Элпенора за очередную балладу о прекрасном вине, и как бы хотелось поскорее его выпить. Теперь это всё неожиданно пропало и никогда не вернётся к Политу.  Подземное царство не было таким страшным, как некоторые люди описывали его. Или Полит настолько привык к обитателям и загробному миру, что перестал его бояться. По Стиксу, голубым волнам, проплывали мёртвые души. Они кричали, молились, просили вернуть им прежнюю жизнь, лишь некоторые просто плыли по вечному течению реку, смотря на не заканчивающиеся потолки из чёрных камней. По мрачным стенам текли небесные капельки, падая в реку, лишь иногда голубые росинки попадали на лица усопших. Где-то недалеко был слышен смех трёх сестёр, решающих каждую судьбу в Греции с помощью тонкой ниточки. И мужчина сначала боялся этого мира. Проплывая по реке Стикс, он закрывал глаза, молясь про себя, чтобы это поскорее закончилось. Если были силы, призрачные руки закрывали уши, а про себя Полит напевал какие-то мелодии прошлого. Боялся мужчина так же своих неожиданных изменений. Его левая часть тела не была раздавлена, наоборот, была ещё до событий с Полифемом. Единственное, что напоминало о битве с Полифемом, так это кровь на левой стороне тела, какие-то мелкие царапины, которые он получил во время битвы. Так же с головы, текущими каплями стекала кровь, которую невозможно было вытереть. Ещё он сиял! Как звезда в небе, как золотая корона в руках короля, как любимый песок под ногами. Он даже не понимал, как такое случилось с ним, но, так вышло, так нужно. Так приказал мир Аида, и он должен принять свои новые изменения в себе и в мире. У Полита не было выбора, ему пришлось привыкнуть к усопшим братьям и сёстрам по несчастью, жить без желанного солнца на небе, видеть только темноту вокруг себя. Лишь одно радовало глаз среди потока неизбежной тьмы - река Стикс. Она сияла своими лазурными волнами, по ней плыли усопшие с разными цветами души. Солдату было приятно смотреть хоть и на потухшие краски этого мира, но, немного меняющиеся цвета в зависимости от человека, его действий, грехов и побед. Иногда Полит уставал плыть по вечной реке в неизвестность, он взлетал, как маленькое облачко, начинал бродить по пещерам Подземного мира, изучать каждую деталь, которая невероятно цепляла сердце солдата. Это детское любопытство казалось спасающим и безумно интересным, находилось что-то обычное для земного мира, находилось что-то удивительное, чего никогда не увидишь в живом царстве Зевса. Этот день не являлся исключением. Оранжевая тень вновь гуляла по высоким стенам пещер, карие глаза искали что-то интересное, единственное, не было привычной улыбки Полита. За время в царстве Аида он словно разучился улыбаться, смеяться и радоваться. Кто-то нагло отобрал эти привычные чувства солдата и превратил в порошок прошлого, от чего Политу было неприятно. Он всегда привык делиться радостью всеми, хотя бы для самого себя. Однажды встанет он утром, походит по кораблю, поприветствует всех солдат на корабле, да как прижмётся к деревяшкам, как увидит своё отражение. Такое сияющее, как золото в сундуке, и самому на душе весело становится. А теперь этой частички не было, просто исчезла благодаря жестокой смерти, что вновь возвращало Полита к мыслям неутешительным. — Как же там Одиссей, мой товарищ по мечу? — Тихонько шептал Полит, трогая подушечками пальцев стены царства Аида. Он не чувствовал их холода, как-никак он уже мертв, но, мог представить, насколько холодными они могут быть. — Надеюсь, они ещё в пути прямо на нашу Итаку. Он вспомнил. Вспомнил своё детство, такое наивное и глупое, но приятное детство. Как Одиссей прыгал по большим лужам, говоря, что падает в бездну царства Посейдона, как они вместе разжигали поздно ночью костёр, чтобы вместе посмотреть на красивые звёзды в небе. Мужчина даже помнил свои слова в громкой тишине леса. — Посмотри, посмотри, Одиссей, для нас так красиво сияет луна, скорее всего богиня Селена постаралась. — Показывая пальцем в сторону молочной луны, тихонько прошептал юный Полит. — Эта луна напоминает дивную улыбочку, а звёзды рядом с луной, похожи на маленькие глазки. — Вот же у тебя воображение, Полит. — Пододвинулся молодой Одиссей в сторону Полита, разглядывая маленькие точки на небе. — В жизни такое сам не придумал. — Засмеялся Одиссей, прикрывая улыбку ладонью. И всю ночь они шептались, рассказывали самые удивительные мечты друг другу, как покорять другие царства, как у них в будущем будет интересно и хорошо. Создавали в своём удивительном воображении плавающих в небе зверей, чаще всего Полит придумывал каких-то несуществующих рыб в океане звёзд, Одиссей, наоборот, видел лесных существ, которые бегали на четвереньках. Увы, это осталось где-то в весёлом прошлом. Все надежды на что-то хорошее превратилось в вечное желание овладеть чем-то, сражаться до последнего стука сердца, забирать у невинных людей всё, что было в их жилищах и карманах. — Не об этом мы мечтали, — Широкая спина прижалась к чёрной стене, глаза смотрели на привычный потолок без единого намёка на что-то красочное. — Жаль, многое не случается так, как бы хотелось в детстве. — Он потихоньку скатился вниз, глаза закрылись, представляя что-то из прошлого, такого чудесного прошлого, по которому Полит безумно скучал. Вокруг него всё так поменялось, что сам Полит толком не заметил. Одиссей стал серьёзнее, постепенно мечты поменялись на какие-то планы, какие-то мерзкие стратегии навредить кому-то, а особенно беззащитным людям, которые никогда в своей жизни меча то не держали. Рассуждения Полита о бывших грехах прервались. Он резко открыл глаза, смотря в очередной проход пещеры, без единого намёка на свет. Ему послышалось или он слышал чей-то плач? Да невозможно! Чаще всего дети плавали вместе со своими мёртвыми родителями, а тут, так далеко от реки Стикс, слышался тревожный плач младенца. Нет, нет, не послышалось. Тяжёлый вздох младенца и снова плач. Он не был противным, не был истеричным, этот плач просил о тепле, о помощи, чтобы кто-то его забрал из темноты очередной пещеры Подземного мира. Нельзя было медлить с этим! Солдат встал и аккуратными шагами пошёл в сторону детской мольбы. Залетел в загадочную пещеру, протянув руку вперёд, чтобы видеть, что внутри пещеры. Иногда плач прерывался, потом снова начинался вновь. Он был похож на маленькие колокольчики, которые тихонько играют над ухом слушателя и стараются быть как можно тише. Самое главное, чтобы младенец не молчал, иначе Полит его не сможет обнаружить. Хотя, плач не был настолько далеко и была надежда поскорее его найти. Полит бродил по огромной и глубокой пещере, щупал пальцами стены, заглядывал в каждую маленькую пещерку, вдруг там было это маленькое чудо. Но, ничего не было. Так проходил час, второй и третий. Полит уже думал о том, что ему послушалось, показалось. Вдруг в своей голове он слышал плач сына Одиссея, Телемаха, который частенько любил это делать. Солдат ошибся. Он действительно слышал чужой плач маленького дитя. Далеко, в огромной пещере, прямо в незаметном уголочке, спрятанный за высокими камнями, качался золотой младенец в разные стороны. По чёрным стенам играли звёздные огоньки, уж точно младенец тревожно качался в правую и левую сторону. Младенец был укутан в кровавое одеяльце, вышитое невероятно красивыми цветами. Только собственные призрачные пальчики младенец кусал и тихонько про себя хныкал, уже не громко плача на всю пещеру. Полит пролетел высокие камни, собственными ногами он встал на привычную тёмную землю. И малыш замолчал, он смотрел своими карими глазками на Полита, словно спрашивая: «Кто ты такой?». Полит же медлить не стал, сел около малыша, протянув призрачные руки прямо к кровавому свёртку. — Как ты тут оказался, малыш? — Как будто трогая хрупкую вазу, спросил Полит у непонимающего малыша. Младенец оказался рядом с Политом, он крепко прижал дитя к своей кровавой груди, словно согревая дитя чарующим теплом. Хотя, что Политу, что неизвестному младенцу, это уже совсем не было нужно, ведь они давным-давно мертвы. — Честно говоря, — Задумался Полит, смотря в каштановые глазки. — Ты кого-то мне напоминаешь, не знаешь почему? Малыш никак не мог ответить, он лишь слегка хихикнул, тихонечко, что даже слышно не было, зевнул, показав ротик с крошечными зубками, да закрыл свои глазки. Пальчики были в кулачках, ножки прижаты, лицо немного сморщилось. Младенец слишком устал о себе кричать, и сразу уснул в добрых руках Полита. — Устал, — Вздохнул Полит, разглядывая спокойное лицо младенца, которое потихоньку становилось бледнее, чем изначально было. Жёлтые щёчки слегла приподнимались вместе с грудкой, точно младенец засыпал. — Всё будет хорошо, я обещаю тебе, — Он постарался и натянул улыбку. Такую непривычную для самого себя за долгое время в царстве Аида и Персефоны. Полит укачивал дитя, туда-сюда, немного танцевал по мрачной пещере, сияя как утреннее солнце в небе, чтобы поскорее младенец увидел прекрасные сны. Может, именно у младенца получится уснуть? Ведь Полит, как большинство душ, не чувствовали желания спать. — Обещаю, мой друг, я не отпущу тебя из своих распростёртые объятий. — И вот Полит вместе с младенцем вылезли из огромной пещеры, и пошли в сторону лазурного Стикса. *** — Одиссей, — Дрожащим тоном начал Полит, перебивая адскую тишину, которая давила на уши. — Ты не виноват, не вини себя. — Одиссей был опустошён, и одновременно душа ревела за великий грех его жизни – убийство невинного ребёнка. Как ему теперь жить? Как теперь ему ходить по этой земле, под солнцем Аполлона, зная то, что он сделал кровавыми руками. — Мой друг, пожалуйста, ты делал во благо своей жены, собственного дитя и всей команды. Одиссей не выдержал. Он резко обнял своего лучшего друга, украшая одежду кровью, а плечо Полита собственными слезами. Хныкал ему в плечо, называя себя самым ужасным человеком в этом мире. Вновь Одиссей повторял: «Полит, я всего лишь человек, я не мог сопротивляться великому богу, поверь мне!». Не сдержался, снял маску вечного лидера и серьёзного правителя, и превратился в плачущего ребёнка, которого насильно заставили вершить судьбу невинного дитя. Ведь, кто знал? Вдруг Астианакт оказался хорошим человеком. Мог вырасти таким, а не пойти мстить всем подряд? Всё могло быть! Но, увы, боги не дают выбора людям, и дёргают их за тонкие ниточки. Политу было страшно спускаться, смотреть на бедный свёрток с убитым дитя. Однако, ему пришлось. Как только закончилось всё, как только последний меч упал на землю и лёг мёртвый солдат, ему пришлось увидеть то, что осталось от младенца. От него осталось кровавое одеяльце с красивой вышивкой, а на самого младенца без слёз невозможно было взглянуть. Полит и не пытался, и не хотел. Конечно, он видел мертвых воинов, людей, но, вот смотреть на мертвых детей он никак не мог. Не хотел осознавать, что в столь юном возрасте можно потерять свою нить жизни. Пока верные друзья, Одиссей и Эврилох собирали припасы, разговаривали о будущих планах, у Полита появилось совсем немного времени для одного плана. Задумал Полит не самое быстрое дело, но, сердце ему приказывало это сделать, иначе спокойно он не сможет уплыть в свой родной дом. Нужно похоронить Астианакта, нужно его сжечь, чтобы никто не видел ужасное и бледное тельце младенца. Полит так и сделал, как хотел. Пробрался к той самой башне, закрытыми глазами замотал дитя в то самое одеяльце и пошёл туда, где меньше всего было людей. — Прости, мой маленький друг, — Веточка зажглась, тёплый огонёк горел на конце. Младенец был в маленьком шалаше из веток, которую бережно сделал Полит. — Надеюсь в загробном мире тебе будет лучше. — Слёзы текли из карих глаз, голос предательски дрожал, а улыбку было невозможно держать на губах. Веточка полетела на верхушку строения. Сначала загорелась верхушка, так потихоньку загорелся весь шалашик. Полетел противный запах человеческого мыса и костра, Полит сел рядом и закрыл нос. Он хотел до самого конца быть с этим бедным дитя, который ни за что увидел адское пламя, понюхал железную кровь, испытал все муки жизни на собственных плечиках. Ему было больно за это дитя, как за своё родное. Политу было страшно представлять в своей голове, что, если бы с его дитя случилось такое и какой-то паршивый солдат, вроде Полита, сжигал милого малыша. *** Мужчина понял, это был тот самый Астианакт, тот сын Гектора и Андромахи, как только рассмотрел на одеяльце маленькие вышитые цветы, узорчики. Как только увидел карие глазки и волнистые волосики на голове, он всё понял. Но, не испугался, наоборот, обрадовался, что нашёл дитя. Полит проводил каждую секунду в Загробном мире с Астианактом, точнее с Скамандрием, имя, которое он получил благодаря верному народу, Политу особо не нравилось. Гулял по пещерам, рассказывал удивительные истории своей жизни, пел колыбельные, которые он слышал от Пенелопы и собственной матери. Лишь иногда Полит вместе с Скамандрием плавали по вечному Стиксу, иногда вместе, иногда раздельно. Мужчина не боялся потерять мальчика, потому что заботливые волны подкидывали его прямо на руки. И немножко он был счастливее. Конечно, ему никогда не вернуть былой позитив в сердце, всё же, пусть будет что-то, чем глубокая пустота в душе. — Скажи, маленький друг Скамандрий, — Приподнял на руки Полит малыша, специально для того, чтобы он посмотрел на волны Стикса, на плывущих людей в неизвестность. — Разве не красота нас окружает? Младенец начал хлопать в ладоши. По всему загробному миру были слышны тихие хлопки младенца, такие спокойные и одновременно счастливые. Скамандрий смеялся под свой крошечный носик, смотря на плывущие души людей, смотря на красивые волны, так похожие своим сиянием на драгоценные алмазы. Полит спокоен, ему ни страшно, ни больно, не радостно, он чувствует полное удовлетворение смотря то на Стикс, то на радостного младенца. Возможно, кто-то нарочно повёл Полита в сторону младенца, чтобы он не остался один, а мужчина помог ему выбраться из пещеры. Точно солдат никогда не узнает, и ему не надо было узнавать, ведь его мёртвое время теперь украшено им, младенцем Скамандрием. Он точно уверен, он не один, они вместе проведут свои усопшие дни, плавая по реке Стикс или летая по пещерам Подземного мира.