Ангел

      — Это ведь её перо? — представительный пожилой мужчина в дорогом костюме с интересом разглядывал висящий на стене экспонат.       — Да, — в отличие от грузного и высокого гостя, чьё породистое лицо обрамляли роскошные бакенбарды и окладистая борода, хозяин кабинета не мог похвастать ни внушительным ростом и объёмами, ни роскошной шевелюрой. Лысеть он начал после двадцати, к шестидесяти же на его голове уцелели лишь редкие островки давно поседевших волос. — Подарок на юбилей, от нашего общего знакомого.       — Я уж думал, что всё, оставшееся после тех её визитов, безвозвратно кануло в недра лабораторий, — пробормотал посетитель. Не будь стекла и рамки, он наверняка попытался бы прикоснуться к редчайшей находке. — «Чудесный Глас Божий»; «Та, Что Мирно Дремлет В Небесах»…       — Симург, — скривился тощий. — Откуда вообще выплыло это словцо? Иранский и тюркский Царь Птиц, серьёзно? Мы ведь договаривались давать им совершенно другие имена!       — Наш вариант можно найти только в документах под грифом, его нигде не озвучивали, откуда о нём узнать широкой общественности? — пожал плечами бородач. — Да если бы и озвучили — сомневаюсь, что он получил бы хотя бы мало-мальски широкое распространение: слишком труднопроизносимое имя мы ей подобрали. А то, впервые прозвучавшее в прессе, и которое сейчас знают все, имеет, очевидно, среднеазиатские корни — по месту первого явления. Теперь-то её, конечно, почитает множество сект по всему земному шару, включая добрую половину исламских течений…       — Неудивительно: мир всегда был полон глупцов, склонных судить по внешности либо словам, то бишь, в её случае, ангельской красоте и пению, — поморщился хозяин кабинета. — Одна из извечных и любимых забав обывателей — создавать себе кумиров на пустом месте.       — И не поспоришь… — согласился с ним толстяк. — Тем более, что после Второго Удара тех, кто нашёл причину произошедшей катастрофы в Гневе Господнем или же в происках Сатаны, стало ещё больше, чем когда-либо бывало прежде, даже в самые тёмные века. Белый Ангел лишь послужил для мракобесов зримым доказательством правоты их теорий.       — Однажды это может стать проблемой.       — Фанатики-то? — фыркнул гость. — Даже самые ярые быстро придут в себя, когда их обожаемый монстр, со смазливого лика которого они рисуют иконы, начнёт, наконец, действовать — а он, рано или поздно, непременно начнёт, причём самым разрушительным и кровавым образом: уж такова его природа и сама цель существования.       — Боюсь, коллега, вы излишне оптимистичны и слишком высокого мнения о еретиках, — усмехнулся хозяин кабинета. — Кто-то из них, возможно, и одумается, очнётся, отбросив заблуждения, но большинство — вот увидите! — затянет старые песни о главном: заслуженной расплате за грехи, каре свыше, искуплении, очищении огнём и тому подобном. Разве мало мы слышали подобного после упомянутого вами Второго удара? Когда начнётся противостояние, они будут изо всех сил вставлять нам палки в колёса.       — Сектанты разобщены и вряд ли способны на что-то большее, нежели саботаж, протесты и мелкие диверсии. С этим, уверен, мы справимся. Меня беспокоит другое: чего ждёт она? Почему не атакует?       — Эта загадка одолевает всех посвящённых. Выжидает? Намеревается усыпить нашу бдительность?       — А зачем? Тогда, двенадцать лет назад, у неё ведь были все шансы преуспеть. Вспомните, друг мой! Мы оказались совершенно не готовы к встрече: ни достроенных крепостей, ни Ев и Пилотов к ним, ни даже должного сосредоточения ресурсов на проекте, каковое есть сейчас. Если уж порождению Адама не сиделось там, где она отсиживалась до того, и вздумалось явиться раньше предсказанного — почему не устроила «блицкриг», когда имела такую возможность?       — Возможно, её сил не хватило бы для штурма?       — С АТ-полем-то, и теми мерами безопасности, которые имелись на тот день? Вы шутите? Да и разрушительный потенциал у детища Адама вполне достойный, как мы смогли убедиться. И не только мы. Конечно, с её стороны было очень мило помочь нам наглядно продемонстрировать некоторым упёртым баранам необходимость строительства обороны вокруг наших объектов, особенно, когда она уничтожила несколько русских спутников-инспекторов…       — Не меньше трёх. А также пять американских — радиолокационной разведки, два французских — оптической, и четыре китайских, якобы коммерческих.       — Спасибо, я помню. Так вот — вряд ли она исходила из того, что «с подготовленным противником сражаться интереснее». Значит, что-то замышляет. И это не к добру!       — А когда трижды спускалась в разные города, чтобы спеть, а затем снова вернуться на орбиту, каков был смысл её поступков? Нам не суждено постичь логику этих созданий… если таковая вообще существует. Чем они руководствуются, о чём думают, и думают ли вообще? Исполняют ли строго волю прародителя, или имеют определенную свободу действий? Незачем гадать. Причиной бездействия может оказаться что угодно: от некоего установленного таймера, срока, «дня Ч», до ожидания пробуждения следующего сородича.       — Последнее… было бы нехорошо.       — Не то слово. Но будем надеяться, что хоть в этом мы можем положиться на информацию из «Свитков»: Ангелы будут приходить по одному. Наш план обречён на успех.       Где-то высоко, в чернильной тьме космоса, идеальные губы божественно красивого снежно-белого чудовища изогнулись в насмешливой ухмылке.       В очередной раз проверив билет на поезд, Синдзи поморщился от стоящего вокруг гомона и, как можно плотнее втиснув наушники в уши, выкрутил музыку погромче.       «Всё-таки та композиция Teufelsvogel, где фоном наложили гамбургскую песнь Симург, не зря стала хитом… Органично сочетается с вокалом солиста, красиво получилось!»