Будь это благороднее

       Минцзюэ любил совершенствоваться столько, сколько себя помнил. Его самые ранние воспоминания были связаны с движением, циркулирующей духовной силой и радостью. И пусть жизнь в клане Не была тяжелой, но она ему нравилась. Ему нравилась ощущение хорошо натренированных мышц и понимание, что он становится сильнее. Он любил пот и усталость, которые казались ему достижением.             К четырнадцати годам он мастерски владел саблей клана Не и был настоящим партнером своей Бася. Миндзюэ был одаренным ребенком и регулярно возглавлял ночные охоты, защищая жителей деревень. Но уже в этом возрасте он знал, что будет его самым большим достижением - он собирался подчинить сабли, оставшиеся без хозяина. Конечно, для начала нужно было убедить отца разрешить ему попробовать. Это позволило бы превратить скрытую слабость клана Не в силу и у Миндзюэ было так много идей. Он провел год в Облачных Глубинах, занятый продумыванием своих планов, потому что библиотека Гусу Лань была потрясающей, и в ней было множество книг по теории совершенствования.        Он выведет весь стиль боя клана Не на новый уровень, и его дети и внуки смогут изучать стиль сабли, не сталкиваясь с теми последствиями, которые были у его предков. У Миндзюэ были навыки и решимость. Ничто не могло его остановить!              Кроме слишком ранней смерти его отца.              Кроме убийства его отца.       Кроме того, что он стал главой клана, когда ему было лишь семнадцать лет, и ему пришлось немедленно защищать своих людей как от посторонних, так и от тех членов клана, которые считали его слишком молодым, чтобы защищать то, что принадлежало ему.       Кроме продолжающихся стычек с кланом Вэнь с оскорбительно туманным отрицанием со стороны Вэнь Жоханя.       Минцзюэ защищал клан Не от всех конкурентов, но это стоило ему времени. Его время и внимание должны были быть посвящены работе главы клана, а не экспериментам по совершенствованию, особенно учитывая, что следующим главой мог стать куда более молодой наследник, который не был так хорош в бою. Так что Миндзюэ проводил время на встречах с советниками, торговцами и старейшинами клана, за чтением отчетов и составлением бюджета, за планированием ночных охот, написанием приглашений многообещающим новым ученикам и писем с соболезнованиями семьям убитых. Он тренировался сколько мог, но проводил больше времени, сражаясь с Вэнями, чем с нечистью, и куда чаще был в кабинете, чем физически сражался с кем-либо вообще.       Он получил титул Мастера Красного Клинка, сражаясь с солдатами Вэнь, замаскированными под разбойников. У него почти не было времени рассмотреть сабли без хозяев в их скрытом склепе, не говоря уже о том, чтобы придумать способ овладеть ими. Так что Минцзюэ обучал своих учеников тому же стилю, которому обучали его самого.       Он был известным главой клана, и если он был слишком занят, чтобы усовершенствовать стиль боя клана во что-то лучшее, то, по крайней мере, он также был слишком занят, чтобы жениться или иметь детей, которым мог бы передать этот стиль. А Не Хуайсан почти не интересовался совершенствованием и кошмарно не любил свою собственную саблю. Возможно, это было будущее клана Не.       Основатель Не пожертвовал своим будущим ради силы в настоящем, и Минцзюэ сделал то же самое.       Он умрет малоприятной смертью в слишком молодом возрасте, но отомстит за отца и защитит свой клан. Этого было достаточно. Это не было радостно, но, возможно, потеря иллюзий была частью взросления. Мечты и радость были частью детства, а он перестал быть ребенком с семнадцати лет, вместо этого став главой клана.       Он был сильным, уважаемым и способным защищать то, что принадлежало ему. А если со временем он становился все более эмоциональным - чаще всего злым, что ж, он также вел войну, которую ни один другой клан даже не признавал, пока они сами не подверглись нападению. В их боли было какое-то горькое удовлетворение, они чувствовали себя опаленными Вэнь Жоханем после того, как много лет говорили Минцзюэ, что его проблемы их проблемами не являлись.       Три года признанной всеми войны были хуже, чем он мог себе представить.       Он руководил войной с передовой и задавался вопросом, может ли он предложить своим людям что-нибудь, кроме почетной смерти в бою. Солдаты Вэнь, которых он сразил, получили лучшую смерть, чем они заслуживали, умирая от его очищающего клинка. Смерть была лучше любой судьбы, связанной с поклонением такому монстру, каким был Вэнь Жохань.       А затем кампания Низвержения Солнца обзавелась собственным монстром.       Монстры для борьбы с монстрами — вот концепция, на которой была основан Клан Не. Минцзюэ знал, как осторожно справляться с энергией обиды, как можно дольше держа загрязнение на минимальном уровне.       Вэй Усянь явно не знал. Он пропитан обидой,так же как вода вокруг, как воздух, которым они дышали; она течет по его меридианам, как кровь по венам. Он был ужасом. Кружилась темная энергия, валялись трупы, а армии поднимались и падали под трели флейты лишь одного человека. Вэй Усянь соответствовал зверствам Вэнь Жоханя, но превзошел его на темном пути, и кампания Низвержения Солнца набрала силу.       Увидев Вэй Усяня на поле боя, Минцзюэ понял, что у них есть шанс победить в войне против Вэнь Жоханя, но также был уверен, что следующая война будет против Вэй Усяня.       Война была выиграна.       Вэнь Жохань был мертв.       Клан Вэнь был уничтожен.       Отец Не Минцзюэ был должным образом отомщен.       Если бы Цзян Ваньинь был либо более опытным главой, либо меньше терял близких людей, Минцзюэ посоветовал бы ему взять Вэй Усяня на ночную охоту и дать ему почетную смерть в бою, а не ждать того момента, когда он будет вынужден казнить собственного брата.       Но Цзян Ваньинь не стал бы слушать, поэтому Минцзюэ сдержал свой порыв. Домой он возвращался усталый, злой и обеспокоенный.       Война закончилась, но Минцзюэ не чувствовал покоя.       Он медленно задыхался от темной энергии. У него не было ни времени, ни места, чтобы должным образом справиться с накопленной злостью Бася во время Низвержения Солнца. Он знал, что медленный яд в его меридианах, который отправит его в могилу гораздо быстрее, чем его предков. Не то чтобы знание причины происходящего хоть как-то уменьшало ущерб.       Во время войны он, по крайней мере, смог сосредоточить свой гнев на Вэнях. Но теперь война закончилась, а гнев остался. Все было запятнано разочарованием и негодованием, а он не мог себе этого позволить. Ему нужно было быть праведным и беспристрастным главой клана, даже несмотря на то, что все, на что он смотрел, было затянуто пеленой гнева.       Он злился на себя. Он был зол на Хуайсана. Он был зол на Сичэня. Он был зол на Мэн Яо, теперь Цзинь Гуанъяо. Он был зол на Цзян Ваниня. Он был зол на Цзинь Гуаншаня. Он был зол на Вэй Усяня. Он был зол на отца. Он был зол на весь мир. И он изо всех сил пытался выяснить, какая часть этого гнева была рациональной и заслуженной, а какая — искусственной.       Сичэнь и Цзинь Гуанъяо заверили его, что его гнев на Цзинь Гуанъяо был иррациональным и связан с общей злостью от войны. Его гнев на Вэней, естественно, вылился в гнев на их шпиона внутри клана Вэнь. Он мог бы поработать над тем, чтобы отбросить это чувство.       Его гнев на Хуайсана казался таким рациональным: клан Не, к которому он вернулся, походил больше не на крепость, а на торговый клан, заполненный людьми, которые могут лишь тратить деньги. Запасы еды истощились почти до нуля. Средства приходили и уходили, не оставляя в клане каких-либо сбережений.       — О чем ты думал?! Кладовые пусты!       — Я думал, что вашей армии нужна еда, чтобы продолжать сражаться.       — Мы все были совершенствующимися. Мы могли бы использовать инедию!       — Нет, не могли! Если вы используете духовную силу для инедии, то её не остается для скорости, силы или исцеления. — У меня много духовной энергии!       Недостаток духовной энергии никогда не был проблемой Не Минцзюэ.       — И у тебя было много еды. И вот ты дома и жив. Я не вижу проблемы.        —Вы увидите проблему этой зимой, когда мы все будем голодать.        — Тогда ты можешь использовать инедию, — усмехнулся Хуайсан.       — Что бы вы сделали, если бы война продлилась еще год?       — Ты поставил меня во главе клана Не, чтобы я принимал решения в твоё отсутствие.       — А теперь я жалею об этом!       «Тогда хорошо, что ты вернулся, чтобы снова взять на себя управление!» — Хуайсан удалился, оставив Минцзюэ разбираться с кучей отчетов и бюджетов, а также нуждами клана, почти доведенного до разорения. Некоторые из советников Минцзюэ рекомендовали, чтобы именно младший брат продолжал отвечать за некоторые аспекты управления кланом, но сам Хуайсан никогда не просил об этом.       Вместо того, чтобы помогать, Хуайсан вернулся к пустой трате времени - своему искусству и птицам, а также избеганию всех практик с саблей.       В тот единственный раз, когда младший брат пришел, он приставал к Минцзюэ, убеждая тоже игнорировать свои обязанности.       У главы клана хватало отчетов, которые он обязан прочитать. Времени на поэзию просто не было. Хуайсан даже не обрадовался, когда он все-таки прочитал принесенные стихи. Младший брат сказал, что Минцзюэ поторопился и не получил должного удовольствия от поэзии, читая совсем не в том темпе, в котором следовало. Минцзю едва успевал тренироваться с Бася или медитировать столько, сколько рекомендовали врачи. Так что он не собирался тратить время на что-то еще более легкомысленное.       У него были отчеты, бюджеты, советники, встречи, торговцы, приглашения и письма с соболезнованиями, и если он чувствовал, что его ци медленно разрушается под давлением, в этом не было ничего нового. Он мог продержаться еще немного. Он все еще мог выполнить свой долг и продержаться.       По крайней мере, клан Не смог восстановиться удивительно быстро и хорошо.       Он наорал на Хуайсана за то, что тот втоптал Не в землю своими расточительными тратами на безделушки, но знал, что это неправда. Кампания Низвержения Солнца была ужасно дорогой, и каждая лишняя монета была отправлена ​​​​на поддержку борьбы, которую он вел, а Хуайсан выжил, пытаясь поддержать каждого жителя Нечистой Юдоли, который балансировал на грани голодной смерти, потому что все здоровые земледельцы были на поле боя. Единственная причина, по которой у Нечистой Юдоли все еще были ресурсы для восстановления, заключалась в том, что Хуайсан опустошил хранилища Не, чтобы сохранить их клан.       Но Минцзюэ не мог заставить себя извиниться перед младшим братом, а Хуайсан никогда не защищался должным образом. Он просто убежал, и это еще больше разозлило Минцзюэ, потому что его младший брат должен защищаться. Даже от старшего брата. Особенно от Минцзюэ.       Теперь Минцзю всегда был расстроен. Что бы он ни делал — сражался, медитировал или сидел в совете — он всегда чувствовал скрытую злость, напряжение между глазами, которое он не мог ослабить.       Он был зол и расстроен, и его ци постоянно медленно отклонялась. Но, по крайней мере, он не был Вэй Усянем, пропитанным негативной энергией и не знающим, как это исправить.       А затем Вэй Усянь появился на конференции, устроенной кланом Цзинь, спокойный и уравновешенный, каким Минцзюэ едва помнил себя.       Он мог качать младенца на коленях, смеяться вместе с Хуайсаном и спорить о жизнях мирных жителей Вэнь, как если бы он был чем-то большим, чем тонкая оболочка человека над бурлящей ямой обиженной энергии, только и ждущей, чтобы наброситься.        «Все знают, что энергия обиды причиняет вред, но я едва мог сосредоточиться на своем здоровье, пока мы вели войну», — сказал Вэй Усянь.       Затем он рассказал, что клан Цзинь порабощал и убивал мирных жителей Вэнь.       Мысль о том, что кто-то из клана Вэнь выживет, заставила Минцзюэ захотеть убить их лично, даже если он знал, что все они были гражданскими лицами, не заслуживающими наказания за преступления своего предыдущего хозяина. Гражданские Вэнь могли остановить Вэнь Жоханя не больше, чем мирные жители Цинхэ Не могли остановить Не Минцзюэ. Эти гражданские не заслуживали его ненависти, но он ненавидел их. Так что он считал себя милосердным, когда не тронул их. Минцзюэ был благодарен за то, что клан Цзинь вызвался взять изрядную часть работы по восстановлению разрушенного , чтобы компенсировать то малое, что они сделали во время войны.       Клан Вэнь был мертв. Осталось только два живых совершенствующихся из семьи Вэнь, и ни у одного из них не было полномочий или знаний, чтобы вернуть учение Вэнь Мао. В лучшем случае они могли основать собственный клан Вэнь, сосредоточившись на медицине или стрельбе из лука, но даже это было маловероятно.       Вместо них клан Цзинь, казалось, делал все возможное, чтобы заполнить пустоту как в коррупции, так и в тирании.       Минцзюэ должен был понять, что задумал Цзинь Гуаншань. В конце концов, клан Цзинь отправил всего несколько десятков своих воинов на поле боя и до самого конца оставался в стороне. В то время как клан Не вел десятилетнюю войну на истощение с Вэнями, а кланы Лань и Цзян пережили массовые убийства, у Цзинь было полно совершенствующихся и гражданских лиц, стремящихся занять новые территории. Каждый второй клан должен был беспокоиться о достаточном количестве людей, чтобы удерживать свою территорию. Клан Цзинь был бы рад захватить любую землю, которую они могли бы объявить заброшенной после смерти всех прошлых жителей.       Минцзюэ подозревал, что Цзинь Гуаншань втайне был недоволен тем, что брат и сестра Цзян выжили, чтобы удерживать Пристань Лотоса.       Вместо цивилизованного обсуждения проблем, конференция быстро превратилась в полный беспорядок. Цзинь Гуаншань пытался доказать, что причиной смертей в трудовом лагере были лишь несколько негодяев и небольшое недопонимание, а остальные присутствующие пытались решить, стоит ли притворяться, что они верят ему.       Минцзюэ просто хотел, чтобы Цзинь Гуаншань был честнее в своем намерении замучить заключенных до смерти, добавив несколько показательных убийств. Да, клан Лань были бы в ужасе, но остальные вполне могли бы понять позицию Гуаншаня. Вместо этого, солгав о том, что происходило, Цзинь Гуаншань поставил Минцзюэ в очень щекотливое положение. В итоге оказалось, что он выступает не против лжи Цзинь Гуаншаня и загрязненных темной энергией путей сообщения, а защищает оставшихся Вэней.       Не Минцзюэ ненавидел Вэней. Вэнь Жохань убил своего отца и захватил почти все остальные кланы. Чифэн-Цзунь хотел, чтобы Вэни умерли ужасной смертью, хотя, как праведный человек, знал, что должен хотеть защиты мирных жителей. Он не хотел иметь дело с выжившими гражданскими, он не хотел быть посредником между головой и сердцем. Пусть Цзинь Гуаншань вершит правосудие, какое считает нужным, и это не будет проблемой Не Минцзюэ.       За исключением того, что теперь это была проблема Минцзюэ. Теперь это была проблема всех Великих Кланов.       Потому что, очевидно, Вэй Усянь не ненавидел мирных жителей Вэнь. Он смотрел на этих гражданских и не видел людей, уничтоживших его семью. Его не запятнала обида, в которую он так глубоко погрузился.       Вэй Усянь ненавидел клан Вэнь так же сильно, как и Не Минцзюэ. Он убивал их в количестве, превосходящем все остальные кланы вместе взятые, а затем совершал зверства с их трупами. За три года он израсходовал больше энергии обиды, чем любая сабля Не израсходовала за всю жизнь. Вэй Усянь был ужасом, и только ненависть Не Минцзюэ к Вэнь позволила ему принять эти действия.       Было только вопросом времени, когда используемый Вэй Усянем темный путь перестанет быть приемлемым в мирной обстановке. Тогда его придется либо признать преступником, либо начнется новая война. Это было неизбежно.       За исключением того, что это, видимо, было не так.       Вэй Усянь смог избавиться от обиды. Он мог смотреть ясным взглядом на выживших среди Вэней, которые уничтожили его клан и на тех, кого он, в свою очередь, уничтожил. Старейшина Илина дал этим людям шанс жить дальше.       Вэй Усянь играл с малышом на коленях и легко болтал с Хуайсаном.       Его сопровождающие не были охранниками.       Слуги клана Не были обучены тому, что делать, если у главы клана внезапно случится отклонение ци и он начнет нападать на окружающих.       Минцзюэ не общался с детьми. Старейшины его клана все еще иногда предлагали ему жениться и завести детей, но они никогда не предлагали ему взаимодействовать с любым ребенком, у которого еще не было золотого ядра, чтобы обеспечить их безопасность.       Он любил своего младшего брата и знал, что тот тоже любит его, но они были осторожны друг с другом. Оба боялись, что Минцзюэ может серьезно навредить Хуайсану.       Никто не боялся, что Вэй Усянь потеряет контроль. Цзинь Гуаншань несколько раз пытался внушить немного страха, но Вэй Усянь в своей старой стеганой мантии с маленьким ребенком на коленях выглядел точно так же, как и многие старейшины кланов: невероятно опасен для своих врагов, но в остальном доволен счастливой жизнью и отставкой.       В конце концов, совет кланов завершился. Цзини потеряли лицо, клан Лань взял на себя ответственность за оставшихся в живых Вэней, Цзян до сих пор оставались одним из четырех великих кланов, а Не Минцзюэ удалось продержаться весь совет и не пошатнуть репутацию своего клана. Это был достаточный успех. Но слова Вэй Усяня продолжали звучать в его голове: «Все знают, что темная энергия причиняет вред, но я едва ли мог сосредоточиться на своем здоровье, пока мы вели войну».       Не Минцзюэ не знал, что вообще может означать сосредоточение внимания на своем здоровье. Его врачи прописывали больше отдыха с тихой медитацией, а его названые братья прописали бы больше музыки. Слыша это, Минцзюэ почти предпочел бы вернуться на войну.       Когда Минцзюэ вернулся в Нечистую Юдоль, его ждало очень много работы. Её никогда не становилось меньше. Но слова Вэй Усяня не покидали его. Затем Не Цзимо, библиотекарь клана Не, представил отчет о приобретении книги, написанной Вэй Усянем о его методе использования темного пути.       Возможно, есть способ выяснить, как Вэй Усянь сделал это. Как Минцзюэ мог бы снова смотреть на мир без ярости. К сожалению, он еще не знал метода и мог только в гневе смотреть на книгу.        — Сколько трактатов из нашей библиотеки потребовалось для обмена? Такая сумма потребовала бы моего одобрения.        — Наследник клана одобрил расходы.        — Хуайсан её вообще читал?        — Кажется, он больше заинтересован в поддержке Цзян в восстановлении, чем в изучении теории совершенствования.       «Как мило с его стороны проявить благотворительность и отдать наше время школьному другу». — Минцзюэ говорил резче, чем следовало, особенно когда говорил о своем собственном наследнике. Не Цзимо раньше был наставником Минцзюэ, а теперь он отправлялся к Не Хуайсану за одобрением, чтобы получить книги по теории совершенствования.       Не Цзимо посмотрел на него сверху вниз. Он был старшим учеником деда Минцзюэ, прежде чем потерял ведущую руку из-за яо. Библиотекарь собирал знания о совершенствовании и знал больше секретов клана, чем кто-либо другой из Не, включая самого Минцзюэ.        — Это трактат об абсолютно новом методе совершенствования, написанный его создателем. Он достался нам в обмен на то, что мои писцы будут копировать основополагающие руководства каждого клана. Глава Цзян вполне может считать эту сделку актом благотворительности, но я считаю,что это блестящая сделка,в чем-то даже грабеж.       Минцзюэ пришлось признать, что Не Цзимо был прав. Но все же, на его взгляд это не было руководством по совершенствованию. Относительно короткий трактат, который, скорее всего, потребовал бы многих лет изучения, чтобы выявить все нюансы, и все же - это была бы теория, а не указания.       В нем также использовалось очень много метафор.

“Цветок лотоса тянется к солнцу, но корни уходят глубоко в грязь.”

“Духовная энергия течет, как вода, а энергия обиды истекает, словно древесный сок из раны на дереве.”

“Поверхностное натяжение энергии обиды может как поддерживать, так и душить.”

“Темная энергия подобна смоле: она липнет ко всему, но в основном к самой себе.”

      В книге на концептуальном уровне обсуждалось, что было реально и что было невозможно с так называемым «темным путем», но почти ничего не говорилось о методах, с помощью которого можно было достичь этих результатов, и вообще не содержалось нот.       «Ты хотел инструкцию?» — Не Цзимо не нужно было говорить, насколько это будет дорого.       Если бы Цзяны были умны, они бы установили настолько высокую цену за свое руководство, чтобы никто не мог её заплатить, не попав в полное подчинение клану Цзян. В конце концов, Цзян Чен не хотел, чтобы кто-то из посторонних мог атаковать его клан, используя их собственные методы. Сам Не Минцзюэ предпочел бы, чтобы никто не знал, как повторить то, что Вэй Усянь сделал во время войны. Однако он действительно хотел знать, как сделать то, что с тех пор творил Вэй Усянь.       Не Минцзюэ покачал головой, но затем сказал:       «Вэй Усянь был на конференции в клане Цзинь.» — Он сделал паузу, и Не Цзимо терпеливо ждал, пока глава продолжит свою мысль.       — Он был спокоен. И не проявлял никаких признаков отравления темной энергией.       Это поразило Не Цзимо. Да, пожилой библиотекарь не был на поле боя, но он собирал записи для клановой истории, и прекрасно знал, что любой Не, направлявший энергию обиды так, как это сделал Вэй Усянь, давно бы получил отклонение ци и не смог бы продолжать использовать клановый боевой стиль. Через мгновение Не Цзимо сказал:       — Клан Лань может знать больше. Ходят слухи, что их старейшины рассматривают возможность предложить Лань Ванцзи в мужья Цзян Яньли. Эти отношения могут дать им доступ к той информации, которая вас интересует.       Минцзюэ фыркнул, добавив:        — И Лань могут использовать свою репутацию праведников, чтобы казаться более надежным торговым партнером.       — Именно так.       Они оба знали, что если в библиотеке Не будут подробности о том, как использовать темный путь также, как и Вэй Усянь, то клан Не будет тренироваться по этой методике, даже если им придется соблюдать предельную осторожность и держать такие тренировки в секрете. Не Цзимо знал о склепах, в которых покоятся сабли, потерявшие своих хозяев, и телах, которые удерживали их в покое. Он знал о детском желании Не Минцзюэ изменить это. Он все еще смотрел на Минцзюэ.       — В частности, Лань Цижэнь, вероятно, знает больше, чем кто-либо другой, о том, как темный путь может повлиять на метод совершенствования клана Не.       Не Цзимо знал, о чем говорил, ведь они с Лань Цижэнем были друзьями еще до рождения Минцзюэ.       Не Минцзюэ пришлось согласиться с его словами, хотя он не хотел, чтобы его спасал кто-то другой. Он хотел найти решение сам. Желал улучшить клановый стиль совершенствования Не. Это была мечта, от которой он давно отказался, но мысли об этом иногда все еще причиняли ему боль.       — Я организую визит в Облачные Глубины.       Подготовка к этому визиту заняла месяц. Месяц, проведенный за чтением руководства Вэй Усяня по теории совершенствования энергии обиды и чувством еще большего разочарования из-за того, насколько все это расплывчато или насколько оно противоречит всему, что уже было известно. Может быть, это было мошенничеством, как те руководства по совершенствованию, по которым Мэн Яо когда-то пытался изучить теорию совершенствования.       Эта мысль еще больше усугубила его собственное разочарование, поскольку он помнил, как Мэн Яо изучал руководства по совершенствованию из клановой библиотеки Не поздно ночью и был весьма расстроен противоречиями, которые он там нашел.       Это был долгий месяц раздражения и гнева, и он подозревал, что его ученики были также рады его отъезду, как и он сам. Брат и врачи, бросающие на него обеспокоенные взгляды, тоже не помогали унять ярость. Не весь его гнев был признаком приближающегося отклонения ци. Иногда гнев был просто гневом.       Однако, возможно, сейчас был как раз другой случай.       В детстве ему нравилось работать с теорией совершенствования в поисках несоответствий и кроющейся за ними правды. Теперь ему не хватало времени и внимания - заниматься книгами можно было только вечерами, когда Минцзюэ был уже уставшим и раздраженным.       Так что отправиться в Облачные Глубины было хорошим решением.       Здесь было тихо и спокойно, и от него никто не зависел.       Он провел приятный день с Сичэнем, наконец встретившись с побратимом и поделившись информацией, — не сплетнями! — об их младшем побратиме и змеиной яме, которой являлся клан Цзинь. Сичэнь на это высказывание вздрогнул, но не возразил, что означало, что на самом деле он всем сердцем согласился с этим описанием.       Минцзюэ хотел бы сюда приехать исключительно ради любования пейзажами в хорошей компании. Облачные Глубины действительно были прекрасным местом, даже несмотря на продолжающиеся строительные работы. Больше, чем красотой, это место отличалось только аурой спокойной безмятежности. Здесь даже дышалось легче, чем где бы то ни было. Его хронические головные боли исчезали, когда он был в Облачных Глубинах. Иногда дома Минцзюэ просто думал о горах Гусу Лань, и начинал чувствовать себя лучше.       Лань Сичэнь играл для него, и это было прекрасно. Минцзюэ дремал, чувствуя, как утихает ярость, и честно говорил названному брату, что его музыка творит чудеса.       Он провел почти год в Облачных Глубинах, когда был молод, и не ценил это место так сильно, как должен был в то время. Следующий же год после того, как он вернулся домой, был абсолютно адским, и закончился тем, что он стал главой клана, находящегося в конфликте с Верховным заклинателем.       Обучение в Гусу казалось беззаботным временем, наполненным спокойствием.       Всякий раз, когда музыкант из Облачных Глубин играл для него, он чувствовал себя лучше. В то же время точно такая же музыка, но в исполнении Цзинь Гуанъяо, в конечном счете, еще больше злила его. Минцзюэ никому об этом не сказал, так как это означало бы, что сила музыки Лань больше связана с репутацией и ностальгией, чем с реальным эффектом. Но он задавался вопросом, знал ли Вэй Усянь, и не поэтому ли он всегда говорил Лань Ванцзи не тратить свою духовную энергию во время войны.       Теперь, когда наступил мир и никто не копил силы для грядущих битв, он понял, что Лань Ванцзи регулярно посещал Пристань Лотоса, чтобы играть для всех там, и никто не возражал. Ну, никто в Юньмэне не возражал. Хуайсан любил сплетни — слушать их, распространять и смеяться над ними — и сказал Минцзюэ, что клан Цзинь был глубоко недоволен тем, как часто Лань Ванцзи, казалось, навещал Цзян Яньли, тем более что его приветствовали как друга и гостя главы в то время. Цзинь Цзысюаню приходилось регулярно придумывать новые предлоги, чтобы чаще бывать поблизости от Пристани Лотоса. Сичэнь находил ситуацию такой же забавной, как и Хуайсан, но не мог открыто говорить об этом главе другого клана, даже если они были побратимами. Минцзюэ не давил.       Сичэнь, со своей стороны, не настаивал на том, чтобы Минцзюэ сообщил ему подробности своей неофициальной консультации с учителем Ланем. Просто выдал свое разрешение, как глава клана.       Учитель Лань официально был наставником Не Минцзюэ в течение года. Но также он был верным союзником в обучении тому, как стать главой Великого клана, когда Чифен-цзюнь унаследовал этот пост в настолько юном возрасте. Минцзюэ сомневался, что он сможет попросить кого-то еще о помощи кого-то, кроме Лань Циженя. Для Минцзюэ всегда было ясно, что Учитель Лань знал о стиле совершенствования Не больше, чем подобало члену другого клана, но он никогда не использовал эти знания, чтобы причинить им вред.       Он выслушал просьбу Минцзюэ, а затем молча сел, обдумывая свой ответ. Долгие размышления вселили в Минцзюэ надежду.       — У нас есть более подробные заметки от Вэй Усяня, которые мы получили, пообещав хранить их в закрытом разделе с ограниченным внутренним доступом.       «Ой.» — подумал Минцзюэ. Он задавался вопросом, будет ли легче убедить Учителя Лань или Лань Сичэня в том, что глава другого клана, хотя и тесно связанный с главой Лань, должен быть включен в этот ограниченный внутренний доступ.       — К счастью, вам не нужно самому просматривать эти записи.       — Что вы имеете в виду, учитель Лань?       — Вэй Усянь сейчас находится в Облачных Глубинах, и вы можете поговорить с ним напрямую.       «А», сказал Минцзюэ. Учитель Лань был опытным учителем и опытным лидером, но он плохо улавливал тонкие социальные сигналы. Он не обратил внимания на то, что Минцзюэ предпочел прийти в Облачные Глубины, чтобы получить доступ к исследованиям Вэй Усяня, а не в Пристань Лотоса.       Его отношение к Вэй Усяню и его порочным действиям во время войны было довольно сложным. Значительную роль здесь сыграла завидная способность темного заклинателя не обращать внимание на порицаемость этих действий. Будто в этом не было ничего, с чем следовало бы считаться.       Учитель Лан не стал останавливаться, чтобы дать ему дополнительное время для ответа.       — Ну же. Он и Ванцзи скоро должны вернуться из города Цайи.       После этого у Минцзюэ просто не оставалось выбора. В итоге он услышал Вэй Усяня раньше, чем увидел.       — … но я не думаю, что это когда-либо случалось таким образом, насколько я помню. На самом деле мадам Юй брала их на ночные охоты, а затем писала письма с соболезнованиями. Вокруг Пристани Лотоса всегда было немного черного юмора: если ты получил письмо с соболезнованиями от мадам Юй, это означало, что ты находишься на тонком льду, и кто-то из твоих близких уже провалился. Так что ты либо исправляешься, либо покидаешь Юньмен.       Это был первый их разговор с Вэй Усянем с тех пор, как закончилась кампания Низвержения Солнца и Минцзюэ воздержался от предложения лидеру секты Цзян достойной смерти, но любая возможная неловкость тут же исчезла. Вэй Усянь увидел его и небрежно поприветствовал.       — Привет, глава клана Не. Что у вас делают со старейшинами, которые ведут себя неподобающим образом?       Вэй Усянь двигался с легкостью мастера фехтования, который, вероятно, все еще мог победить большинство совершенствующихся в единоборстве, несмотря на то, что использовал свою трость, а не меч. У Минцзюэ было несколько старейшин, которые так двигались. Он с любопытством оглядывался и был достаточно похож на одну из птиц Хуайсана, так что их дружба имела определенный смысл. Хуайсан был слишком ленив, чтобы самому создавать проблемы, но ему нравились наблюдать за тем хаосом, что создавали другие люди.       — Думаю также, как и в клане Цзян. Почетная смерть на ночной охоте, если удается сохранить первоначальное преступление в тайне. Если нет, то смерть поркой. Таковы правила большинства кланов. Хотя, мне кажется, что Лани все равно постоянно уединяются.       — Кажется, Цзинь убивают ядом, — добавил Учитель Лань. — По крайней мере, официально. Существуют разные яды в зависимости от ранга старейшины и ранга жертвы.       Минцзюэ был несколько удивлен, что в клане Цзинь до сих пор существуют официальные правила учитывая то, что именно Цзинь Гуаншань разрешал и даже продвигал. Но, возможно, ему было легче держать своих старейшин в узде, когда у него было доступное наказание. Лань Ванцзи выглядел так, будто ему безразлично, также как и всегда, но у Минцзюэ сложилось впечатление, что он недоволен ситуацией. Возможно, это впечатление исходило не столько от Лань Ванцзи, сколько от иронического взгляда Учителя Лань на своего племянника. Если какой-то старейшина Лань вел себя неподобающим образом, то Учитель Лань, по крайней мере, считал вопрос решенным.       Или, возможно, Учитель Лань вообще не учел ситуацию, в которой Лань Ванцзи мог быть расстроен чем-то. Лань Цижень был известен своей жесткостью, но, как знал Минцзюэ, его племянник был еще более жестким человеком. Не Минцзюэ мог вспомнить, как много раз во время кампании Низвержения солнца Лань Ванцзи возражал против практики Вэй Усянем темного пути. Даже несмотря на то, что это давало им единственный шанс на выживание. Даже не на успех.       — Вэй Усянь, я хотел бы пригласить вас присоединиться к нам с главой клана Не в обсуждении теории совершенствования. Ванцзи, пожалуйста, дай знать своему брату, что остаток дня мы будем вести частные беседы.       Лань Ванцзи каким-то образом сумел сообщить, что ужасно обижен, просто еще больше выпрямив свою и без того невероятно правильную стойку. После напряженной паузы он поклонился и отступил.       Когда они вернулись в кабинет Учителя Лань, Лань Цижень повернулся к Вэй Усяню и сказал: “Это следует держать в секрете. Вы клянетесь никому не рассказывать о том, что мы обсуждаем? Мы поймем, если вы не можете пообещать держать это в секрете от лидера вашего клана”.       — Пока это не угрожает Пристани Лотоса, я не буду ничего рассказывать. У Цзян Чэна достаточно забот по управлению кланом, и он не интересуется абстрактной теорией совершенствования.       Учитель Лан кивнул, принимая предостережение, как будто это объяснение было полностью ожидаемым. Когда-то он обучал Цзян Ваньиня и Вэй Усяня, так что, вероятно, так оно и было.       — Очень хорошо. Не Минцзюэ страдает от отравления темной энергией, похожего на то, что было ожидаемо при твоём методе совершенствования. Поскольку, судя по всему, ты нашел отличающийся от общепринятых способ избавиться от темной энергии, я надеюсь, что ты окажешь помощь главе Не.       Вэй Усянь выглядел пораженным, но не испытывающим отвращение или самодовольство. Он просто сказал: «Конечно».       — Конечно? — переспросил Минцзюэ. Такая простота не была характерна для отношений между Великими кланами, и бывший первый ученик, а теперь и старейшина Цзян, должен был это знать.       Улыбка Вэй Усяня была кривым подтверждением.       — Ты провел нас через Низвержение солнца, а твой брат — мой друг. Не говоря уже о том, что Учитель Лань спрашивает от твоего имени после того, как Лань Чжань провел так много дней, помогая моему клану. Совершенствование шицзе стало еще лучше!       Учитель Лань довольно многозначительно кашлянул, что, казалось, напомнило Вэй Усяню о возникшей проблеме. Он сузил глаза, глядя на Минцзюэ, и задумчиво нахмурился, прежде чем сказать: «С вашего разрешения?»       Никаких дальнейших объяснений не последовало, но Минцзюэ, покосившись на Учителя Ланя, кивнул в знак согласия. Он либо доверял Вэй Усяню, либо нет, и, хорошо это или плохо, но Вэй Усянь выиграл войну для них всех. Также казалось маловероятным, что Вэй Усянь сделает что-то слишком плохое, пока Учитель Лань наблюдает за ним.       Вэй Усянь начал тихонько насвистывать, отчего у присутствующих по рукам и на затылке пошли мурашки.       — Вы чувствуете себя немного как почва в могильных курганах. Ваше тело знает, что должно полагаться на духовную, а не на темную энергию. Но оно понемногу забывает как это должно происходить.       Вэй Усянь говорил задумчиво, не замечая, как Минцзюэ и Учитель Лань с ужасом переглядываются при сравнении с почвой места, из которого не возвращался никто живой.       — Эта энергия обиды на Бася и на себя самого, как и та почва, скорее остаточная, чем цельная. Ее нельзя умиротворить, потому что нет ничего достаточно центрального для умиротворения. И все же…       — И все же?       — Она привязалась к человеку, который все еще способен к безмятежности. Что ты делаешь для удовольствия, Не Минцзюэ?       Минцзюэ моргнул. Он даже не был уверен, что подразумевалось под этим вопросом.       — Когда мне нужно отдохнуть, я отдыхаю. Или медитирую. Или даже иногда хожу к горячему источнику.       Учитель Лан выглядел обеспокоенным этими словами. Что, в свою очередь, беспокоило Минцзюэ, хотя он не был уверен, что в его заявлении могло вызвать такую реакцию.       Вэй Усянь выглядел потрясенным — Твой брат рисует веера, выслеживает птиц и читает весеннюю литературу. Если он устает, то, конечно, отдыхает, но когда он хочет почувствовать себя счастливым, он занимается искусством и птицами. Что ты делаешь, чтобы чувствовать себя счастливым?       Минцзюэ не чувствовал себя счастливым уже много лет. Довольным — да. Но счастливым? Нет, этого не было очень давно.       Учитель Лань сказал:       — Позаботьтесь о себе так же, как вы заботитесь о других.       Вэй Усянь кивнул на это замечание. — Это может быть трудным уроком. Я плаваю ради удовольствия. Плавание не имеет для меня другой цели, кроме как быть счастливым и чистым в водах Пристани Лотоса.       — Я бы не рекомендовал купаться в реках Цинхэ — Минцзюэ не просто уклонялся. Пристань Лотоса могла иметь спокойные воды, достаточно теплые, чтобы расслабиться, но Цинхэ был очень суровым местом, где нужно было работать, чтобы выжить.       — Всю войну я брал призрачных невест на прогулки чтобы они могли любоваться цветами и луной. В битвах они были моим оружием, но между битвами я читал им стихи. Я делал все возможное, чтобы показать им, насколько прекрасен может быть мир. Чтобы напомнить им об удовольствиях жизни. Борьба могла израсходовать их энергию обиды, но только они могли отпустить ее. Когда война закончилась, они были готовы присоединиться к циклу реинкарнаций.       Это заставило совсем по-другому взглянуть на сообщения, которые Минцзюэ получал о том, что Вэй Усянь ведет себя развратно и угрожает своим союзникам призрачными невестами в свободное время.       Вэй Усянь все еще явно что-то обдумывал, постукивая пальцами по столу.       — Первый шаг — перестать делать хуже.       — Я пытался.       — Вероятно, вы пытались медитировать, чтобы отпустить свой гнев.       — Да.       — С накопленной энергией обиды это не сработает. Не вы держитесь за неё, скорее она прилипает к вам. Это совсем другое.       — Я бы предположил, что это нечто среднее, — добавил Учитель Лань.       — О да, почти наверняка, — отмахнулся Вэй Усянь от поправки. — Было бы странно, если бы это было не так. Вы когда-нибудь сталкивались с человеком, к которому прилипла куча обиженной энергии, и он не злился на это?        Вэй Усянь не останавливался, чтобы перевести дух, и не позволял никому отвечать.       — Я полагаю, что у некоторых людей может быть свой собственный гнев, и они каким-то образом не привлекают энергию обиды, особенно среди адептов клана Лань, которые могут играть для себя Очищение, когда злятся. Но, конечно же, только Будда не злится, когда его переполняет сторонняя обида.       — Какое это имеет отношение к моей ситуации? — Минцзюэ уже начал жалеть, что не втянул в этот разговор Лань Ванцзи. Несмотря на все его жалобы на Вэй Усяня во время войны, ему удавалось удержать этого человека сосредоточенным.       — О да, так что есть четыре метода борьбы с негодованием: во-первых - освободиться; во-вторых - подавить; в-третьих - устранить; и мой четвертый метод - успокоить. Выясните, чего он хочет, и дайте ему это. Мои невесты-призраки были действительно безумны и хотели убить много мужчин, что они и сделали. А теперь они вернулись к циклу реинкарнации, насытившись смертью, и, в то же время, им напомнили, что в жизни есть нечто большее, чем месть. Но они были целыми существами, а остаток, который у вас есть, — нет.       — Бася одновременно впитывает обиду и изгоняет ее с каждым ударом.       — И такая циркуляция должна защищать тебя. Но Бася также разрушает обиду, не так ли? Превращая её в то, что она сможет разделить на части.       Минцзюэ пришлось на мгновение задуматься. В такой формулировке это звучало хуже. Это звучало как расчленение. Вэй Усянь звучал скорее с любопытством, чем обвиняюще, но Минцзюэ видел ужасы, которые Вэй Усянь творил в бою, так что это не успокаивало.       — Значит, она вызывает еще больше возмущения…       — Конечно, это тоже, но я в основном думал о частях, которые теряются при любом преобразовании. Пол мясной лавки не будет чистым от крови.       К сожалению, это была удачная метафора.       — Все это слилось в одну массу, так что ты больше не сможете обращаться с ней как с отдельными частями. Это более ограниченный пример того, что произошло с Погребальными Холмами. Проще всего было бы разорвать связь с саблей.       — Я бы лучше умер — Реакция была инстинктивной. Хуайсан возненавидел бы его за это, но он не мог. Минцзюэ не мог оставить Бася в стороне. Это было бы все равно, что вырезать его золотое ядро. Сабля была его частью, и он не стал бы от нее отказываться.       — Тогда хорошо, что ты никогда не ищешь легких путей. И что я уже работаю над тем, как расчистить Луанцзан.       Учитель Лань слегка кашлянул.       — Люди поколениями пытались очистить Погребальные холмы.       Вэй Усянь пожал плечами.       — Поэтому я могу надеяться на то, что стану первым добившимся успеха. Но вы правы, Не Минцзюэ не должен ждать этого. На самом деле, каким бы увлекательным не был этот разговор, но я не единственный вундеркинд за этим столом. Что ты здесь делаешь, Не Минцзюэ?       Минцзюэ напрягся. Он старался не думать об этом, не думать о том, как проявляет слабость при посторонних, прося у них помощи в попытке избежать уготованной судьбы. Наконец он процедил:       — Я ищу решение.       — Твой брат о тебе очень высокого мнения. Ты — Мастер Красного Клинка. Почему ты ищешь чужое решение? Почему не придумываешь его сам?       — У меня нет времени.       — Ты больше не сражаешься на войне, — небрежно отмахнулся Вэй Усянь, не принимая во внимание то количество времени и сил, которое занимало управление кланом. — У тебя есть время.       — Я возглавляю клан — Он зарычал. У него никогда не было времени делать то, что он хотел.       Вэй Усянь посмотрел на него как на идиота. Минцзюэ совсем не понравился этот взгляд.       — Всю войну кланом руководил Не Хуайсан. Я знаю, что он ноет, но он все еще делает свою работу.       — Он не хочет быть главой — Гнев определенно содержал в себе изрядную доль смущения. Он знал, что избаловал своего младшего брата, но хотел, чтобы Хуайсан был счастлив. Минцзюэ ненавидел работу главы клана, но это была его обязанность. Это был его долг.       — Он также не хочет оставаться без своего Да-гэ. Если он не хочет возглавлять клан сейчас, то не заставляй его унаследовать эту должность, когда ты умрешь от отклонения ци.       Минцзюэ с семнадцати лет знал, что умрет от отклонения ци. Это была его судьба. Казалось несправедливым и неправильным уклоняться от ответственности, чтобы избежать своей судьбы.       — Он все равно рано или поздно станет главой.       — Готов поспорить, он с радостью взял бы на себя работу над вопросами клана если это даст тебе дополнительные годы жизни.       Минцзюэ знал, что так и будет. Он знал, что Хуайсан сделает все, чтобы обезопасить его. Если ему когда-либо и требовались доказательства, то они находились в пустой казне клана Не, поскольку он ни разу за три года не получил известий о том, что Хуайсан не может прислать ему провизию, которую он просил.       — Мне приходит в голову, — добавил Учитель Лань, — что передача власти от вас к Не Хуайсану также может быть полезным политическим рычагом, чтобы заставить Цзинь Гуаншаня передать власть Цзинь Цзысюаню. В конце концов, это можно представить как новую эру для нового поколения.       Это была интересная политическая мысль. Это также было разрешением. Разрешением переложить ответственность за клан на брата, не чувствуя при этом вины. Разрешение использовать свое отречение для достижения не только личной выгоды, но и политической цели.       “Хм.” — сказал Вэй Усянь. — “Цзян Чэн искал какую-нибудь достаточно большую уступку, которую можно было бы потребовать от Цзиней в обмен на возобновление помолвки Шицзе”.       Минцзюэ на мгновение задумался над этим затруднительным положением: конечно, один из Великих кланов должен был потребовать большой выкуп за невесту. Но в этом случае это также должно было быть что-то, что смог бы удержать сильно уменьшившийся после войны клан Цзян. Таким образом, это не могла быть земля или даже тот тип богатства, который уважали бы Цзинь.       Пока он думал об этом, Вэй Усянь повернулся к Учителю Лань.       — Я постараюсь мягко намекнуть Лань Чжаню. Я знаю, что Шицзе — лучшая женщина в мире, но ее единственный недостаток — это ее вкус в отношении мужчин, и она зациклена на Павлине. Я бы выбрал Лань Чжаня не задумываясь.       Учитель Лань выглядел так, будто ему было физически больно. — «Я уверен, что с ним все будет хорошо».       Вэй Усянь еще мгновение смотрел на Лань Циженя, прежде чем пожать плечами и повернуться к Минцзюэ. Он долго его разглядывал.       — Я готов дать тебе разрешение просмотреть записи, хранящиеся здесь, в библиотеке Лань. И я более чем готов сотрудничать и искать новые варианты. Но ты эксперт по боевому стилю клана Не. Я думаю, в итоге тебе придется найти решение самому.       Слова Вэй Усяня прозвучали как вызов. Если слова Учителя Лань были похожи на открытую дверь в душном кабинете, то то, что сказал Вэй Усянь скорее походило на приглашение в драку.       Исправление стиля совершенствования клана Не не было тем, что можно было делегировать и о чем нужно было писать отчеты. Это было то, за что нужно было бороться. Продолжение существования Вэй Усяня доказывало, что энергию обиды можно было очистить. Ситуация была похожа на воспоминания детства Минцзюэ, когда он наблюдал за теми движениями, что показывали его учителя. Было ясно, что это можно сделать, теперь ему просто нужно было повторить это самому.       — Я подумаю об этом.       Минцзюэ пробыл в Облачных Глубинах еще несколько дней, просматривая записи Вэй Усяня, а также книги, которые он изучал здесь во время собственного обучения и когда он формировал собственные идеи о том, как изменить стиль Не.       На пути обратно в Цинхе, он летел низко над землей, на высоте верхушек деревьев, а не под облаками как обычно. Этот способ передвижения был медленнее, хотя казалось, что должно быть иначе. Земля проносилась мимо, и птицы прилетали, чтобы поприветствовать его. Он летал с Хуайсаном таким образом, когда они оба были детьми. Он забыл об этом за прошедшие годы, когда у него вошло в привычку летать высоко и ради скорости полета, и ради лучшего обзора земли, пусть и приходилась жертвовать деталями ради дальности обзора.       Ему нравилось летать низко над землей, но он забыл об этом. Перед тем, как он ушел, Учитель Лань снова напомнил Минцзюэ оо одном правиле. Он напомнил Минцзюэ, что забота о себе — это больше, чем поиск решения; это также наслаждение чашкой чая или пауза, чтобы понаблюдать за восходом солнца.       Минцзюэ задумался, не этого ли пытался добиться Хуайсан, когда давал Минцзюэ почитать стихи.       Но Минцзюэ не получал от этого удовольствия. Трудно было вспомнить, что именно ему нравилось. Но, направляясь домой, он вспомнил, что любил так летать, до того, как это стало необходимостью во время набегов на Вэнь. Поэтому он пригнулся, подражая ястребу, возможно, напугав нескольких крестьян и определенно несколько фазанов. Он летел низко всю оставшуюся часть пути домой и наслаждался полетом над землей, огибая любые препятствия в последний момент. Это было испытанием на выносливость, как концентрации, так и духовной энергии, поскольку не было ни секунды, когда он мог позволить своему вниманию ослабнуть за долгие часы полета. Это было напряженное сосредоточение на постоянно меняющихся целях. Гнев был направлен на вызов миру. Это было изнурительно и волнующе, и ему это нравилось.       Минцзюэ вернулся в Цинхэ поздно и полностью проигнорировал свой кабинет, несмотря на горы бумажной работы, ожидавшие его. Он лег спать и хорошо выспался, проснувшись, когда солнце уже поднялось над вершинами гор.       Ему следовало бы пойти в свой кабинет и просмотреть отчеты, но он все еще чувствовал себя таким расслабленным, и никто не пришел, чтобы разбудить его, и никто не ждал, чтобы сообщить о каких-либо катастрофах, произошедших в его отсутствие. А на улице было так прекрасно.       Воздух был чистым и свежим, ученики проводили индивидуальные тренировки на одном из главных тренировочных дворов. Минцзюэ присоединился к ним, а не пошел в какой-либо из более защищенных дворов, зарезервированных для отработки продвинутых техник.       Он проделал начальные упражнения, которым отец впервые научил его, когда ему было шесть лет. Ученики, которые прошли с ним войну, смотрели на него, как на сумасшедшего, но начали отрабатывать те же самые основные движения.       Более молодые ученики и те, кто присоединился к тренировкам не так давно, тоже присоединились. Даже десятилетние дети присоединились. Потому что это были упражнения, которые знали все. Первые и самые основные упражнения, они объединили весь клан.       Даже Бася казалась легче. Как будто она тоже могла вспомнить время, когда они двигались вместе в радости и восторге, а не в гневе и решимости.       Он обнаружил, что улыбается и расслабляется, наблюдая за солнцем высоко над головой. Минцзюэ решил пообедать с учениками, чтобы начать восстанавливать личные связи со своими людьми, прерванные за время войны.       Было уже далеко за полдень, когда он наконец вернулся в свой кабинет. И обнаружил, что его бумаги аккуратно разложены, а трое писцов усердно пишут письма с черновых заметок Хуайсана, пока сам Хуайсан лениво развалился, совещаясь с Не Чжипэном и Не Сяоданем, двумя самыми трудными советниками Минцзюэ.       Все они подняли глаза, увидев его появление, с разной степенью вины и агрессивности, за исключением Хуайсана, который посмотрел на него с такой любовью и облегчением, что это было шокирующе.       — Да-гэ. Ты сегодня выглядел таким счастливым.       Было ясно, что Вэй Усянь был прав. Хуайсан беспокоился о нем, а Минцзюэ не подумал, что это означало. Не дал себе времени подумать. Он не знал, как справиться с беспокойством Хуайсана, и поэтому отказался признать его.       — Что ты здесь делаешь?       — Я получил письмо от Вэй-шушу.       Его беседы с Вэй Усянем и Учителем Ланем должны были быть конфиденциальными. Даже от Лань Сичэня, названного брата Минцзюэ и главы клана Лань. Вэй Усянь не имел права рассказывать что-либо брату Минцзюэ.       —Что тебе сказал Вэй Усянь?       —«Смотри сам!» — Хуайсан с раздражением бросил ему письмо.       Письмо было очень коротким. Просто: «Эй, Хуайсан. Твой брат говорит, что ты не работаешь. Тебе стоит приехать в Пристань лотоса и развлечься! Твой Вэй-шушу»       Это было совсем не то, чего боялся Минцзюэ, но и не то, чего он ожидал. Вэй Усянь предложил Минцзюэ дать Хуайсану больше работы, а не предлагал полностью убрать его из Цинхэ.       — И ты решил не ехать?       Хуайсан выглядел в ужасе. — «Это ловушка! Неужели Вэй Усянь думает, что я попадусь на что-то подобное? Неужели он думает, что я не распознаю ловушку, когда ее вижу?»       «А», — сказал Минцзюэ. Он перечитал письмо, затем спросил, потому что не мог удержаться и впервые за долгое время не чувствовал, что должен сопротивляться, — «в чем именно заключается ловушка?»       Хуайсан выглядел так, будто хотел соврать.       — Ммммм...       Минцзюэ ждал.       Не Чжипэн тихонько кашлянул, чтобы привлечь внимание. — «Во время войны Наследник клана предложил защиту некоторым гражданам Юньмэна, которые опасались за свою безопасность после нападения на Пристань Лотоса. С тех пор эти люди остались в Нечистой Юдоли из личной благодарности и принесли Цинхэ значительную экономическую выгоду вместе с ними. Если Наследник клана посетит Юньмэн не ради короткого и незапланированного визита, эти новые жители могут почувствовать, что их лояльность позволит последовать за ним и там, а затем занять свои прежние, более устоявшиеся позиции в Юньмэне». — Не Чжипэн звучал одновременно и благодарно, и обиженно, что отличалось от его обычного отказа проявлять какие-либо эмоции, когда он говорил с Минцзюэ об экономических проблемах.       Минцзюэ вспоминал, почему Не Чжипэн был одним из его самых сложных советников. Но, что более важно, — «Вы украли гражданских квалифицированных рабочих у Юньмэн Цзян».       — Я спас их! Ну, я сказал нашим ученикам спасти их. Вэнь Чао был известен тем, что обращался с мирными жителями даже хуже, чем с заклинателями. Так что теперь они гражданские Цинхэ Не. А Вэй Усянь пытается обманом увести их от меня! Какая наглость!       Минцзюэ тихо рассмеялся. Он бы спросил о том, как Хуайсан плохо обращался с его друзьями, но Вэй Усянь явно знал о том, что он сделал, и все еще был его другом. Однако, когда он рассмеялся, вся комната стала еще тише, чем была. Писцы, возможно, даже затаили дыхание. Не слышно было даже шелеста ткани. Хуайсан выглядел так, будто увидел бессмертное существо - словно Минцзюэ был лучшим, что он когда-либо видел.       — Визит в Облачные глубины помог тебе, не так ли? Действительно помог?       — Да, это действительно так — Посещение Облачных глубин и обратная дорога, а также часы на тренировочном поле, в отрабатывании основных движений.       Минцзюэ был создан для сражений, он находил радость в битве, но ему нужно было тщательнее выбирать место для сражений. Нужно было расходовать энергию обиды, накапливающуюся в меридианах, таким образом, чтобы не добавлять ее обратно. Если бы он снова оказался в кабинете, он бы варился в собственной обиде, но бумаги и отчеты, похоже, не сильно беспокоили Хуайсана.       Хуайсан не любил свою саблю и ненавидел чувствовать себя потным. В своих нелепо украшенных одеждах, чья сложная вышивка затмила бы даже золото Цзинь, он почти разорил их секту за долгие годы войны, но обеспечил безопасность, сытость и гордость ремесленников Нечистой Юдоли.       Хауйсан в четырнадцать лет был причиной того, что Цзинь Гуаншань перестал проводить конференции по самосовершенствованию в борделях. Хуайсан вошел в бордели задолго до того, как у него появилось право на такие мысли, но он рисовал и сплетничал с женщинами там, и мог привлечь больше внимания проституток своим искусством и поддразниванием в дополнение к своему золоту, чем Цзинь Гуаншань мог только при помощи золота.       Если Вэй Усянь не собирался стать следующим злодеем мира заклинателей, то это должен был быть Цзинь Гуаншань. Минцзюэ был разочарован всем, что касалось секты Цзинь, и это было именно то, с чем его врачи говорили ему не иметь дела. Но Хуайсан относился ко всему происходящему иначе. Ему нравилось играть с Цзинь.       На последнем собрании по совершенствованию Вэй Усянь превзошел все ожидания, но именно Хуайсан заставил Цзинь Гуаншаня выставить себя дураком со всеми его ссылками на Вэй-Шушу.       «Я все еще в опасности, мои меридианы все еще испорчены», — сказал Минцзюэ, ненавидя то, что слова заставили Хуайсана вздрогнуть. — «Но у меня есть отправная точка».       — Это хорошо.       — И часть лечения — выделить время на работу над своим совершенствованием.       — Конечно.       — И я смогу это сделать, только если отрекусь от титула главы клана в твою пользу. — Это был первый раз, когда он произнес эти слова вслух. Это было похоже на выход из огненного дворца Вэнь Жоханя на чистый воздух. Это было одновременно победой и побегом.       — ЧТО?       — Мне нужно сосредоточиться на своем совершенствовании. К тому же, Учитель Лань считает, что передача власти в Цинхэ может привести к передаче власти и в Ланьлин Цзинь.       Хуайсан прекратил свое бессвязное бормотание, и в его глазах загорелся блеск. — О да, это может сработать. — Затем он, казалось, вспомнил, чем занимался, и вернулся к разговору.       — Ты хочешь, чтобы я больше работал? Зачем ты так со мной поступаешь?       — Ну, твой Вэй-шушу, похоже, неплохо проводит время в качестве старейшины. Думаю, я последую его примеру.       Это остановило драму, которую разыгрывал Хуайсан. Он выпрямился и внимательно посмотрел на Минцзюэ. — «Правда? Ты правда думаешь, что станешь счастливее?»       — Я действительно так думаю.       — Тогда, конечно, это то, что ты должен это сделать. И я сотру Цзинь Гуаншаня в пыль в твою честь.       — Спасибо, Хуайсан.       — Все что угодно, Да-гэ. Просто будь счастлив.       Он опоздал на десятилетие с осуществлением своей мечты об улучшении фехтовального стиля с саблей Не, но, возможно, еще не слишком поздно.       Жизнь ученика в секте Не была тяжелой, но он любил делать эту работу, когда у него было на нее время. Он ненавидел быть главой клана, и только теперь, когда он смог передать эту ответственность, у него получилось признать этот факт. Стиль сабли Не имел множество проблем, которые нужно было исправить, и он планировал это исправить. Но также он задавался вопросом, сколько его предков умерли от отклонения ци в столь молодом возрасте не потому, что они были Не, а потому, что они были главами клана.       Он был измотан и ранен таким образом, который он даже не мог представить, когда был мальчишкой. Но это дало ему более глубокое понимание возможных проблем в клановом стиле фехтования, которые он не мог бы учесть тогда, вне зависимости от его раннего мастерства. Поможет ли это понимание или помешает в его поиске решения — это он поймет лишь в процессе. Он с нетерпением ждал этого.