Помощь имеет последствия

— Что ж… Похоже, суп готов… — неуверенно произнёс Феликс, глядя на мерцающую зелёную жижу, которая получилась в кастрюле их совместными усилиями. Точнее, практически полностью усилиями Вару, который саботировал процесс готовки, как мог, из-за чего теперь даже Куромаку затруднялся сказать, из чего именно состоял их суп. В сумрачной кухне свет от бурлящей жидкости напоминал клонам радиоактивные отходы, которые показывали в каком-то мультипликационном фильме, а его зелёный оттенок не оставлял простора для фантазии в ответе на вопрос: «И кто же во всём виноват?». — Кто будет пробовать? — уточнил Феликс, хотя, конечно, это был риторический вопрос. В то же мгновение все клоны, как один, уставились на виновника торжества. Вару с проказливой ухмылкой перевёл указательный палец на Зонтика, но тот, недолго думая, растворился в воздухе. Вару не сразу это заметил, но все продолжали хищно смотреть на него, и даже такой вечный балагур, как он, почувствовал исходящую от них угрозу. — Нет, — выдавил он, сообразив, что братья медленно рассредоточились по кухне, отрезая пути к окну и дверям, а Феликс со зловещей улыбкой, больше похожей на оскал, медленно надвигался на него. Зелёный свет, который так любил Вару, сейчас напрягал. В его оттенках Феликс вызывал угрозу, которую Вару никогда раньше от него не ощущал. Неужели он и правда так разозлился за испорченный суп? — Ну как так? — Феликс практически шипел, даже не думая останавливаться. Заботливый Пик вложил в его ладонь ложку со зловещим радиоактивным супом. Вару сглотнул, а Феликс продолжил, цедя каждое слово: — Ты ж старался. Помогал готовить… — Ну… да… — Вару, испуганно улыбаясь, принялся пятиться от надвигающейся опасности, надеясь, что его невинный вид чуток успокоит брата. Но, видимо, Феликс был на пике ярости — у него дрожало левое веко, а радужка зрачков покраснела, что всегда означало крайнюю степень его злости. — Просто я… супы не люблю. Эм… больше… по котлетам… с пюрешк… АЙ! Пик, прокравшись сзади, прижал его к себе, крепко схватив за предплечья и не давая отклониться от заслуженной кары. В следующий момент ложка с супом, направляемая доведённым до ручки Феликсом, стремительно метнулась к его рту. Вару почувствовал неприятный до тошноты запах и сделал единственное, что мог совершить в своём положении. Зажмурившись, он дёрнулся и выбил ложку из рук Феликса прицельным ударом ноги. Это был неожиданный манёвр даже для Пика, который знал его, как облупленного. На мгновение все клоны растерялись, тупо наблюдая за летящей ложкой. Та, описав широкую дугу, со свистом влетела в красивую разноцветную вазу, стоящую на подоконнике. Запахло жжёным стеклом. Ваза закачалась и, под вопли Феликса: «Нет! Держите её!!!», свалилась наружу. Через пару секунд, показавшихся затихшим клонам вечностью, раздался приглушенный грохот стекла, далёкий лай потревоженной машинной сирены — и всё стихло. Кухня, и так молчавшая до этого, погрузилась в полнейшую тишину. Первым оттаял Куромаку. Из-за потери очков он не столь хорошо видел, но услышанного и додуманного в его логической голове было достаточно. — Оконная ваза? — он вздохнул и добавил очевидную для клонов вещь: — Фёдор любил её. Теперь нам точно светит карточный мир. — Что? Нет! Я не хочу в карточный мир! — вскрикнул Феликс, и все остальные, кроме, пожалуй, Зонтика, который видел их бумажную тюрьму оплотом безопасности, были с ним согласны. Пик с силой сжал ладони, раздражённый паникой братьев и собственной тревогой, и вздрогнул, услышав писк — он всё ещё сжимал Вару, который, кажется, впервые стремился привлекать к себе как можно меньше внимания. Однако, к его несчастью, остальные клоны его услышали и все, как один, перевели на него взгляд. — Это он виноват! — Куромаку сложил руки на груди и сжал губы в тонкую полоску, с неодобрением глядя на самое большое зелёное пятно, которое заприметил его взгляд. — Эй! Это вы хотели накормить меня этой дрянью! — крикнул Вару и буквально вжался в Пика, когда Феликс, подскочив к нему практически вплотную, истерично взревел: — Если бы не ты, нам бы не пришлось этого делать! — Жизнь прожить — не поле перейти. Иногда мы лажаем, и всё, что нам остается, — это пожинать плоды наших поступков, — пожав плечами, заметил Данте. Что-то тихо пискнул Зонтик, но его, как всегда, никто не услышал. Феликс уже, тем временем, чуть ли не огнём плевался. Обычно добрый малый, этот клон становился сущим дьяволом, если его хорошенько разозлить. Он загрёб в захват голубую рубашку Вару и, столкнувшись с ним нос к носу, прошипел: — С меня довольно! Ты одна большая проблема! И я с этим мириться не намерен! — У-у-у, и что же ты… Э, ты куда? — Вару дёрнулся, но Пик держал крепко. Феликс же, словно не слыша его, вышел в коридор и пропал из виду. Впрочем, вернулся он быстро. Хохоча, как дьявол, он напугал не только впечатлительного Зонтика и обычно отстранённого Габриэля, но и Ромео и даже Вару. Подняв над головой ремень — видимо, стащил из комнаты Фёдора, пока тот отсутствовал, — он громогласно возвестил: — Орудие возмездия! — Ты… ты… ты собираешься БИТЬ меня? — Кажется, даже очки Вару стали больше. Феликс, едва сдерживая злорадство, кивнул, и Вару, не дожидаясь продолжения, заорал, срываясь на визг: — Нет, нет, НЕТ! Я… я в полицию позвоню! Тебя арестуют и посадят в тюрьму! Это не по-доброму! — Кто тебя будет слушать, а? Пик, будь добр, — Феликс покрутил пальцем, и Пик, коротко кивнув, перехватил Вару под живот, сжимая рукой чужие запястья. Перевернув брата, он нагнул его над столом и с силой вжал ладонь в кудрявые зелёные волосы. Вару задёргался, чувствуя необходимость вырваться. Ему удалось вырвать одну руку, но не успел он порадоваться небольшой победе, как освободившуюся конечность перехватили. Вару ошарашенно скосил взгляд и увидел… Данте. Самый ленивый и спокойный клон мягко, но крепко обхватил его запястье и прижал к столу, не давая вырваться. — То, что не убивает, делает нас сильнее, — заметил он невозмутимо. Вару в ответ проорал что-то нецензурное, заставив Зонтика в панике зажать уши. Феликс дёрнул вниз его чёрные штаны, что раньше наверняка бы посчитал лишним, но сейчас был зол, чтобы задумываться об этом. Рука с зажатым в ней ремнём взлетела над головой. Вару был зол на Данте, которого считал подлым предателем, да настолько, что пропустил тот момент, когда рука вернулась вниз, явив с собой мгновенную жалящую боль со звонким шлепком. Удар не был критически сильным, но всё равно обжёг кожу, не привыкшую к подобным экзекуциям. Вару замер в хватке братьев, чувствуя, как всё внутри сжалось. Он судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы, моментально вспотел и не менее моментально замолчал. Удар, что прилетел ему, был оглушающе откровенным. Никто и никогда не бил его, а вот Феликс взял — и ударил. И это вдруг показалось Вару столь удивительно удивительным, что он замер. Второй удар, впрочем, почти сразу вывел его из ступора. Он не знал, где, но Феликс явно учился наносить достаточно грамотные удары, наплевав на свою пацифистскую натуру. Второй взмах ремня разорвал воздух и остановился на ягодицах, добавив им красноты. Вару дёрнулся, судорожно сжав пальцы. Его затрясло. За очками не было видно глаз, но крепко сжатые зубы пропустили тихий присвист, словно Вару хотел шикнуть, но так и не смог. Третий удар упал внахлёст, и Вару зажмурился. Глаза предательски намокли, а подушечки пальцев побелели — так сильно он их сжал. Он судорожно задышал одним носом, вжимаясь в стол так сильно, словно хотел слиться с ним в одно целое. Ягодицы пекло и слегка дёргало, и эта боль вовсе не была приятной. Она… она казалась правильной, но какой-то ужасной, мерзкой. Четвёртый удар прошёлся, в основном, по правой ягодице. Вару буквально почувствовал, как вспухла на коже пятнистая краснота, и спрятал лицо за изгибом руки. Его трясло и лихорадило; ему было больно и одновременно он вдруг с ясностью осознал, что заслужил эту боль. Он ведь и правда слишком перегнул палку. Конечно, он всегда был балагуром с достаточно грубыми и жестокими шутками. Но обычно он не спамил ими, как чёрт, предпочитая точечно подшучивать над отдельно взятыми клонами. Сегодня же он комплексно обосрал им всю готовку — и пострадал сам. Не только из-за наказания Феликса — еду клоны благополучно потеряли, а значит, всё придётся начинать сначала. Пятый удар ремня осчастливил левую ягодицу. Вару уже вовсю плакал, даже сам не заметив, когда именно это началось. Его плечи подрагивали, а руки словно забыли сопротивляться. Впрочем, его уже почти и не держали. Ладонь Пика всё ещё лежала на его лопатках, прижимая тело к столу, но ощущалась уже не как что-то сдерживающее, а, скорее, поддерживающее. Данте рассеянно поглаживал схваченное запястье подушечкой большого пальца, и если бы Вару резко дёрнулся, то легко бы вырвался из его хватки. Но силы сопротивления словно покинули зелёноволосую тушку. На деле, неподвижность Вару только помогала Феликсу вершить правосудие. Он размеренно двигал рукой, направляя разогревшийся ремень на красные и горячие ягодицы, снова, и снова, и снова — пока Вару, не выдержав, зарыдал в полный голос. Пик, напрягшись, вскинул ладонь, собираясь остановить очередной полёт ремня, но его не последовало — едва услышав капитуляцию брата, Феликс опустил руку и разжал её, позволив ремню упасть на пол. Вару закрыл лицо освободившимися ладонями и продолжил плакать. Он поскуливал и всхлипывал, словно наказанный хозяином щенок, и его искренние страдания убили злую сторону Феликса. Он подошёл к брату и, помявшись, обнял его. — Тихо, тихо, тш-ш-ш… — Феликс ласково погладил его по спине, прижав к своей груди. — Я больше не буду… Остальные клоны, переглянувшись, подошли ближе и тоже обняли Вару, образовав вокруг хнычущего брата своеобразный цветной кокон. Находясь в самой его середине, Вару постепенно успокаивался. Ему всё ещё было больновато, стыдно и смущающе, но тёплые объятия что-то согревали глубоко внутри, и обычно нелюдимый клон вдруг ощутил непривычную расслабленность там, где у всех нормальных людей находилось сердце. Он снова всхлипнул, но уже тише, и прижался к груди Феликса, прикрыв заплаканные глаза. Голова слегка кружилась от слёз, но, в целом, его состояние постепенно приходило в норму… ту, которая стандартна для обычного человека. Пик первым почувствовал себя непривычно в тёпло-разноцветной толпе и с недовольным ворчанием вылез наружу, разрывая контур. — Неженки, блин! — буркнул он себе под нос, поднимая ремень. — Ещё бы, тебя ведь не били, — сиплым ядовитым голосом заметил Вару. Когда братья отпустили его, он нехотя отлепился от Феликса и поспешно натянул штаны, не желая светить голым задом ещё дольше, и зашипел, когда жёсткая ткань прошлась по выпоротым ягодицам. Пик пожал плечами. — Сам виноват, — парировал он, и Вару не нашёлся, что сказать. Он насупился, отошёл к дивану и, морщась, сел на него, опасаясь пустить ещё одну колкость: на ремень в руках Пика он теперь поглядывал с заметной опаской и старался не привлекать более внимания. Все в комнате были уверены, что это ненадолго, максимум дня на два, но и это время обещало быть продуктивным. — Так… Уже почти шесть. Скоро явится Фёдор. Нам нужно прибраться и… хм… приготовить что-нибудь, что не отравит его, — вновь возвращаясь в привычную командирскую стезю, деловито сказал Куромаку. Феликс подскочил к плите и кивнул на кастрюлю: — Надо вылить это и обмыть посуду! — Габриэль, справишься? — Ага… — Пик, иди, надо порезать овощи… — Надо вазу ещё починить. Или купить. Куро… Клоны, спохватившись, принялись носиться по кухне. Вару опустился на диван спиной и слегка нахмурился, анализируя произошедшее. Что ж, сегодня он… удивился. До сих пор он был уверен, что Феликс горазд только языком чесать и никогда не станет по-настоящему пугающим. Что ж, видимо, он серьёзно ошибался. Если слишком сильно давить проделками по братской психике, то это выйдет боком. Или — Вару поморщился, чувствуя саднящую пульсацию там, где не следовало, — задом. «Надо быть аккуратнее с шалостями, пока это орудие пыток дома», — подумал Вару и прикрыл глаза. После схлынувшего адреналина ему захотелось подремать, и он, подумав, не стал отказывать себе в этом невинном желании. В конце-концов, это точно избавит его от необходимости прибирать квартиру.