Часть 1
10 июля 2024 г. в 01:56
В лесах кто-то тихо рыдает и жжёт угли,
Под звезды дорожкой сизой бежит дымок.
Мы тоже хотели заплакать, но не могли,
Бежали куда-то вперед, не щадили ног.
Нам ведьмы велели в пророчествах ждать беды,
Нам Бог всеединый открыл путь не в рай, а в ад.
Мы мчались только вперед, а наши следы
петляли,
терялись
и снова вели назад.
Светозарные вышли на её след к рассвету, когда тёмно-серое небо только-только начало затягиваться на горизонте туманной розовой дымкой. Они наступали ей на хвост и дышали в затылок горьким ладаном, гнали её от самого Ясностана, не позволяя ни передохну́ть, ни выдохнуть. Сбитые о ледяную корку лапы путались, дыхание сбивалось и вырывалось из пасти горячим паром, но останавливаться было нельзя. Она петляла между деревьями, путала следы, словно загнанный охотниками заяц, и молилась всем богам, которых только могла вспомнить — лишь бы хватило сил до укрытия, лишь бы не упасть в полушаге от пока ещё неизведанного убежища. Снежана знала, что спасения нет, но не позволяла этим мыслям овладеть своим разумом. Стоит только гнилостному страху завладеть рассудком — и она забудет о том, за что боролась, — да только вот слишком много сил было потрачено на это, чтобы так просто положить голову на плаху. Она готова была выгрызать своё право на жизнь. — Впереди склон! — коснулся чуткого уха крик одного из Светозарных, но Снежана не сбавила хода, лишь ускоряясь ещё сильнее — не знала даже, откуда столько сил взялось. Пусть переломает лапы, но зато не окажется у неё промеж рёбер освящённый меч. Не так уж и велика была подобная плата за свободу. Преследователи сбавили свой ход, замедлились — уже не слышно было ни хруста сбиваемых ветвей, ни топота лошадей, но Снежана и не думала останавливаться. Она была уверена, что её оставят сразу же, стоит только выйти за пределы града, потому что, в отличие от тех же безумных охотников из Мрачного Взвода, Святой Полк не горазд был охотиться за мелкой нечистью вроде неё. Только вот им было мало. Они жаждали оросить свои мечи волчьей кровью — кровавых следов на снегу было недостаточно. Светозарные не из Ясностана её прогнать хотели, а из самой Яви, не желая принимать того, что не вся нечисть из Нави приходит. Она родилась в сердце княжества, но за годы жизни в столице ни разу не причинила вреда ни единой человеческой душе. Снежана ни словом, ни делом не давала понять, кем являлась в действительности, была аккуратна и осторожна, но злые языки раскрыли её, лишая всяческих шансов на спокойную жизнь. Немногим было известно, кто она такая, и жизнь в волчьей шкуре только в очередной раз давала ей понять, что надеяться можно только на себя. Снежана ждала склона, но, когда хрустящий снег вдруг исчез из-под лап, взвизгнула в голос, словно напуганный щенок, коим она уже давным-давно не являлась. Обрыв не должен был стать для неё сюрпризом, но неожиданная пустота под брюхом отнюдь не походила на пологий склон, представленный поначалу. Падая, Снежана несколько раз приложилась боками о сосновые ветви, болезненно впечаталась в припорошенный снегом камень — скулёж вырвался против воли, когда морду рядом с правым ухом обожгло жгучей болью, — и кубарем скатилась до самого основания обрыва. Кровавый след от пробитой раны протянулся по снегу, на блестящей поверхности которого отбрасывал розовые искры набирающий силу рассвет. Склон, как же. Снежана с трудом поднялась на дрожащих лапах, из последних сил стараясь продвинуться вперёд ещё хотя бы немного. Уже не думала о своей цели, просто двигалась по наитию, не успевая даже и обдумать, что Светозарные вряд ли прыгнут за ней следом, если не горят желанием переломать шеи себе и коням. Её хватило лишь на пару неуверенных шагов, прежде чем бессилие подкосило на очередном хриплом вздохе. Снег под телом волчицы окрасился алым. — Спустимся и добьём тварь? — спешился один из Светозарных, привязывая лошадь чуть поодаль от края, чтобы самому подойти ближе и вглядеться в молочное пятно на белоснежном снегу где-то далеко внизу. — По́лно тебе, Добромил, — приструнил его более опытный напарник. — Не сунется она более в Ясностан, не осмелится. — Так как же не сунется, Бажен? Сучье отродье в подвале осталось, вряд ли взял его так запросто пожар, волкодлачью кровь не выжечь огнём, — сплюнул Добромил на землю. Его белый плащ развевался на ветру, голова горделиво была вздёрнута вверх, в глазах высокомерно сверкала непоколебимая уверенность. — Вернётся за своим щенком, помяни моё слово. Бажен лишь качнул головой. Что толку спорить с молодняком? Всё равно останется при своём мнении. Да только не вернёт это мёртвого детёныша волчице, так умело скрывавшейся под личиной юной девицы не один десяток лет. *** Вокруг не было ничего, кроме мутно-кровавых всполохов боли. Они проникали в самую душу, впивались незримыми когтями в измученную плоть и не давали возможности дышать полной грудью. Каждый вздох давался с трудом, словно горло было напрочь забито ядовитой гнилью, которая не выходила наружу, а только проникала ещё глубже, в самое нутро. Звуков не было: безмолвие глухим пологом давило на отчаявшееся сознание, погружая его всё глубже в туманное ничто. Тишина всегда была верным другом, но теперь прокручивала свой клинок в замершем сердце, молчаливо улыбаясь своей зловещей усмешкой. Будь это первое предательство, возможно, что-то и дрогнуло бы внутри, но сейчас уже ничего не отзывалось в ней от этого подлого удара в спину. Оставалось лишь стискивать зубы и ждать, пока кровавое марево рассеется. Обязано было рассеяться. Она не помнила, как оказалась здесь, но знала точно, что из этого небытия нужно вырваться — это осознание не покидало её ни на мгновение даже в те моменты, когда предательское желание сдаться в объятия тьмы овладевало сознанием. У неё была какая-то неведомая цель, ускользающая от неё прочь каждый раз, и единственное, что оставалось — цепляться за неё во мраке из последних сил. Казалось, прошла целая вечность, когда в какой-то момент сквозь непроницаемую тишину вдруг прорвался чей-то голос. Он звучал далеко и глухо — так далеко, что его почти можно было бы списать за предсмертные видения, что посещают покойников перед самой смертью. — Добей ты её, нечего мучать девку. — Колючее неодобрение сквозило в чуждом голосе. Это был мужчина в годах — скрипучий шелест не давал обмануться возрастом. — Сдалась она тебе. — Выкарабкается, — раздался спокойный ответ. От уверенности в нём даже острые волны боли будто отступили на какой-то миг. Казалось, что бы его обладатель ни сказал — нельзя было не поверить, настолько убедительно он звучал. И она тоже верила. Голоса больше не говорили между собой, оставляя после себя лишь ощущение гнетущей неизвестности, но липкий страх всё же постепенно отступал. Посеянная надежда несмелым огоньком лучилась где-то внутри, и сопротивляться ей не хотелось — хотелось отчаянно бороться, раздувать это пламя, чтобы от малой искры вспыхнул такой пожар, который не позволил бы оставаться во тьме. Она не заметила, в какой момент её болезненные мучения перетекли в пустой сон безо всяких образов, но когда душная непроницаемая тьма медленно и неохотно отступила, глаз через сомкнутые тяжелые веки коснулся тёплый дрожащий свет. Попытки шевельнуться не дали почти никакого результата — тело было столь слабое, словно его прибили к земле, — но вот зато окружающие звуки лениво возвращались в гудящую голову. Едва слышный треск беспокойной свечи, гудение ветра за ставнями, периодический неопознанный скрежет — словно ветка стучала о ставни. Реальность возвращалась к ней не безудержной лавиной воспоминаний, а неторопливым снегопадом, снежинка за снежинкой складываясь в общую картину. Она всё ещё не могла вспомнить ни своего имени, ни того, как здесь — где? — оказалась, но уже точно знала, что ветер за окном морозный, а самой ей нужно восстанавливать свои силы и бежать отсюда — откуда? — как можно скорее. Зачем бежать, куда? Когда ей удалось совсем немного приподнять дрожащие ресницы, эта маленькая победа стала первым шагом к неизвестной цели. Сквозь мутную пелену были видны очертания чего-то, схожего с печью, но ничего похожего вспомнить не получалось. И не так уж и важно было это сейчас — вспомнит позже. Сейчас важно было убедиться, что её руки и ноги целы, потому что страх того, что она больше никогда в жизни не сможет шевельнуться, на миг сковал оцепенением не только тело, но и разум. Отогнать его пришлось волей — не время было поддаваться панике. Голоса не было вовсе или же он ослаб настолько, что попытки издать хоть какой-то звук также оказались безуспешны. Собрав все свои силы, она попыталась шевельнуть хотя бы пальцем, но из-за онемевших конечностей не могла понять, получилось ли у неё это. Моргнула медленно, сопротивляясь желанию закрыть глаза, чтобы снова провалиться в безопасную тьму, и едва ощутимо разомкнула пересохшие саднящие губы. Слабый вдох обжёг горло колючим пламенем, из-за которого она невольно сделала судорожный вздох ещё глубже и почувствовала, как грудь словно разрывает изнутри. Будь у неё силы, зашлась бы кашлем, раздирая себе глотку, но с губ сорвался только сиплый панический хрип. Страх накатил с новой силой. — И куда ты так торопишься? Она вздрогнула — не телом, а внутренне — и распахнула снова глаза настолько резко, насколько это было возможно. Догадывалась, конечно, что со стороны казалось, что едва-едва разлепила веки, но старалась об этом не думать, потому что были более важные вещи. Кто это такой? Друг или враг? Она была уверена, что находится здесь одна, потому что наверняка услышала бы дыхание, если бы кто-то находился подле неё, но в этот момент, когда прозвучал чужой голос, никак не ожидала услышать его столь близко. Это был тот самый голос, который она слышала в пелене болезненного тумана — тот голос, который излучал спокойствие и уверенность, — да только вот тогда он казался безликим мороком, а сейчас — неизведанной угрозой, которой не было сил сопротивляться. Взгляд её переместился в сторону, откуда звучал незнакомец — сил повернуть голову не было. Из-за того, что глаза косили на самую грань, виски тут же остро заломило, но прислушиваться к боли не было времени. Послышался тихий шорох, и тёмная широкоплечая тень переместилась дальше от неё, на несколько мгновений загораживая свет. Дыхание снова перехватило — на этот раз от ужаса. Кем бы он ни был, если нападёт — беды не миновать, она же меньше его в два раза! Ещё один фрагмент картины встал на место — она точно знала, что её тело было слишком хрупким, чтобы дать отпор такому человеку. Также, как и знала, что не будь так слаба сейчас, смогла бы победить его, если бы… Если бы что? Разве был у неё хоть единый шанс победить человека, очевидно превосходящего её по силе? Нечто снова ускользало от неё. Незнакомец опять приблизился, и губ коснулось что-то. Она дёрнулась сильнее, но её хватило только на едва заметное движение, которое твёрдая хватка на подбородке пресекла так просто, что от обиды почти захотелось разрыдаться. Злые слёзы, затянувшие всё мутной пеленой, пришлось сдержать, потому что сил на них всё равно не было. В рот на удивление аккуратно полилась тонкой струйкой вода, смачивая пересохшее горло. Лёгкий ненавязчивый привкус трав осел на языке. — А ты боялась, — произнёс мужчина и, убедившись, что страшных хрипов больше не слышно, убрал в сторону флягу. Сморгнув влагу с глаз, попыталась разглядеть нависшего рядом незнакомца, но всё окружение ещё слишком расплывалось, чтобы опознать черты. Он не был слишком стар, но и молодым юнцом точно не назвать — голос был сильным и ровным. — Меня Ярослав зовут, мы встретились под Соловьиной кручей — должно быть, на тебя напали. Помнишь, кто ты такая? Ярослав взглянул на неё так, словно она могла ответить. Кто она? Сердце, которое едва-едва билось в груди, ускорило свой темп, и он качнул головой, словно слыша это и потому отменяя свой вопрос. Поднялся — кажется, сидел подле неё на коленях. — Вспомнишь, — всё так же спокойно сказал Ярослав. В этом коротком уверенном слове было столько убеждённости, что опять не возникло и мысли, чтобы не поверить ему. — Набирайся сил, времени достаточно. Под защитой Мрачного Взвода тебе ничего не грозит.