Её звали Сильвия

Как было хорошо сидеть на мягкой, зелёной траве, в дымке утреннего тумана. Прохладный ветер трепал волнистые каштановые волосы девушки. Конечно, они совсем не такие кудрявые, как у Крэклина, но и не менее красивые. Пряди были лёгкими, воздушными, отдавали золотистым блеском в лучах солнца. Их обладательница явно хорошо ухаживала за ними. Крэклин долго мог рассматривать её нежную, чуть смугловатую кожу. Конечно, он не знал о многочисленных шрамах на теле, которые девица так тщательно скрывала — и у неё это довольно хорошо получалось — чтобы казаться эталоном красоты. Иногда появлялось желание провести рукой, прикоснуться, тыкнуть пальцем, пока сам Крэклин от лишних прикосновений к себе в особом восторге не будет. Хотелось тихо позвать её по имени, да вот парень не помнит его. Но оно точно было чем-то вольным, сильным и в мере некой острым, ощущаясь как звон лезвия, и врезаясь в душу, как прочное копьё. Раздался тихий смешок, и она придвинулась поближе. Можно было еле-еле учуять запах дорогих духов. Взгляд метнулся на одежду. На ней всегда были строгая сиреневая блузка и темно-зелёные брюки, как уже устоявшийся образ, и никогда Крэклин не видел на ней другой одежды. Скорее всего потому, что не так часто они и проводили время вместе. А сейчас, вдали от забот, работы и прочей ненужной ерунды, они наконец-то нашли время уединиться. В тишине, в спокойствии. Где можно услышать только шелест травы и мирное пение ласточек. — Эй, извращенец, — игриво протянула она, слегка привстав, но Крэклину было как-то неясно, шутливо это сказано, или в виде замечания — Вечно смотришь куда-то не туда. — Прости?.. — парень закопошился, явно озадаченный, ведь ни в коем случае причинять дискомфорта не хотел. — Какой ты странный, — но теперь в её голосе точно не было и намёка на недовольство. Была лишь какая-то странная, непривычная для её манеры искренняя теплота. Девушка разлеглась по траве, голову положив на колени Крэклина и закрыв глаза. Её грудь медленно вздымалась и опускалась. В отличии от самого парнишки, она была для него символом спокойствия. Что бы не происходило, её ничто особо не заботило, и в этом Крэклин ей даже несильно завидовал. Но кто эта девушка? Как её зовут, откуда она? Казалось, всё на языке вертелось, вот точно знал он до этого момента, но информация попросту вылетела из головы. И было пусто, существало лишь это место, в котором они навсегда одни. Так неестественно пусто. Раз не помнит, значит и не надо. Крэклин запустил свою руку в волосы девушки, поглаживая их, трепая их. Такие же лёгкие и пушистые, какими и кажутся, когда на них смотришь. А она абсолютно не была против. Наконец-то можно докоснуться до неё. Было приятно чувствовать рукой овал её лица, изящную шею, но спуститься ниже она уже не разрешила — отбила его руку от себя. Крэклин не понимал этой её неопределенности: где-то можно, где-то нельзя. Он ведь даже не сделал ничего плохого. Но, увы, никто не узнает, что в голове у этой девицы. Он не стал бы ей перечить. И внезапно она привстала, отряхивая одежду. — Что случилось? — голос Крэклина дрогнул — Что я не так сделал? — Я и не говорила, что ты что-то сделал не так, — она не понимала, почему любое её действие расценивается парнем таким образом, но пыталась найти объяснение — Просто решила встать. И только не надо сейчас извиняться. Девушка тихо хихикнула, садясь прямо перед ним, мило улыбнувшись. Пожалуй, единственный раз, когда она была так искренне добра к кому-то. Но кто она? Сколько бы не пытался Крэклин отогнать этот навязчивый вопрос, он постоянно всплывал в голове. И его не смущало, что он сейчас не знает, с кем он, где он, что нет больше никого, и ничего, только это странное место, которое невозможно разглядеть. Ты хочешь запомнить что-то вокруг, но всё, что понимает твоё сознание, это траву вокруг, и что сейчас, возможно, утро, или вечер. Но это не пугало. Почему-то об этих обстоятельствах он не думал. Он просто пытался вспомнить имя, имя этой милой девушки. Она склонилась, убирая пряди, падающие ему на лицо, за уши. Запах дорогих духов чувствовался куда сильнее. Руки будто бы онемели, а внутри — чувство тревоги. Хочется вспомнить имя, вспомнить то самое имя. А не получается, как бы Крэклин не пытался. Она смотрела прямо в глаза, пока он смотрел куда угодно, только не в них. На волосы, на губы, на рубашку, но не в глаза. Она коснулась носом его щеки. Не собиралась целовать. И он тоже не собирался. Крэклин медленно встал, с трудом открывая свои глаза. Было темно, лишь лунный свет слабо освещал кабинет, но всё же, разглядеть что-то можно было. Например, свои руки. Или уже свои черные лапки, если их можно назвать таковыми, ведь больше он не человек. И диван, на котором счетчик Гейгера сидел. Рядом же, похрапывая, спал Шеф. Крэклин инстинктивно хотел закрыть уши, только их у него не имелось. А то был просто-напросто странный сон, не более. Но эта прохлада, эти волосы, запах... Они ощущались так по-настоящему. Хотя яркие чувства и воспоминания стали потихоньку рассеиваться и забываться. — Что, кошмар приснился? — послышался знакомый голос. Но только в нём не было никакого тепла. Лишь злобная насмешка. — Ага... Сильвия сидела на краю стола, закинув ногу на ногу. Она недовольно фыркнула. Пробирку так раздражало "нытьё" Крэклина, иногда она терпеть его не могла, хотя и пыталась вести себя более сдержанно. Ожидала она, конечно, что сейчас начнётся долгий и эмоциональный, чуть утрированный, монолог о том, какой же ужасный был сон, но догадки не подтвердились. Крэклин не собирался никому рассказывать о том, что видел, и уже не помнил, что ему снилось. И девушку из сна уже не помнил. Но наконец-то вспомнил имя. Её звали Сильвия.