POV: Айтым
Порою, стремясь защитить любимых, мы, сами того не осознавая, становимся источником их боли. Слова способны разрушить больше, чем действия. И данную истину я понял слишком поздно. В тот вечер на парковке, в порыве гнева, было сказано слишком много, слишком жестоко. Я не хотел этого. Я хотел быть для Жанны опорой, стать непоколебимой крепостью, где она бы смогла почувствовать себя защищенной. Но вместо этого, поддался какой-то слепой ревности и в один миг разрушил всю ту трепетность, что была между нами. Я виноват! Знаю. Видел, как она тогда смотрела на меня — сначала с недоумением, будто не веря в услышанное, а затем с болью и разочарованием. Простит ли она меня когда-нибудь? Не знаю. За эти две недели, что только не перепробовал: писал, звонил, приезжал к ней домой и на работу. Всё было тщетно. Она игнорировала, отдалялась всё дальше. Я делал шаг навстречу, взамен Жанна делала сразу несколько назад. Каждый пропущенный звонок, каждое безответное сообщение — всё это неистово давило на меня, словно невидимый груз оседал на плечах. Я скучаю, до боли в рёбрах, до отчаяния. Скучаю. Больше всего на свете сейчас хотелось просто поговорить с ней, объясниться. Но Жанна пресекала все мои попытки на корню, лишая какого-либо шанса. Признаться честно, я искренне пытался убедить себя, что нужно лишь время и терпение. Тогда и решил сделать то, что она так просила: дать пространство и не докучать своим присутствием. Эта временная пауза — жест уважения к её решению. Пусть даже если ради этого нужно переступить через себя. Вечером, перед самым рейсом, по пути в аэропорт, заехал к Жанне домой. В руках — букет белых роз, тех, что она так любила. Сперва думал, попытать судьбу ещё раз, нажать на звонок квартиры, но так и не решился. Время было уже позднее. Поэтому оставил цветы у двери, вместе с запиской: «Я буду ждать твоего решения. Больше не потревожу, как ты просила». По правде сказать, эти слова дались нелегко, но я понимаю, что уже не в силах бороться против её желания уйти. И вот теперь я здесь, в Астане. Прилетел первым утренним рейсом. Родительский дом… В нём всегда было тепло, он окутывал спокойствием, едва ты переступал порог. Я вошёл во двор, где всё было знакомо до мельчайших деталей: старые деревья, которые с годами становились лишь крепче, мягкий звук гравия под ногами. Вздохнул полной грудью холодный октябрьский воздух, от которого легкие приятно защипало. Свежий, бодрящий, он словно напоминал о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Остановился на мгновение и поднял взгляд на балкон. Сколько раз я смотрел туда, когда был ещё ребёнком, ожидая маму или отца, всегда ощущая этот родной взгляд сверху. А теперь почему-то вспомнилась Жанна. В таком недалёком прошлом она стояла там, испепеляюще глядя на меня с высоты. Приревновала тогда к Лейле… Улыбнулся. Почему-то стало смешно. Как всё изменилось с того времени. Тихо, чтобы не разбудить никого, открыл входные двери своими ключами. В доме всё было по-прежнему — тот же запах дерева и спокойствия, который помнил с детства. Было ещё достаточно рано, родители, как правило, в это время спали, да я и не предупредил их о приезде. Хотел сделать сюрприз. Тихо прошёл в дом, беззвучно закатывая за собой чемодан, оставляя пальто и шарф на вешалке в коридоре. Внезапно уловил приятный аромат с кухни, доносившийся вместе с глухим звоном посуды. На моих губах тут же появилась улыбка — мама уже не спала, как всегда, проснулась раньше всех. Но что-то было иначе, неуловимо… Пошёл на кухню, тихо подкрадываясь, как делал это всегда в детстве. Но, на мгновение замер в дверном проёме, прислонившись головой к косяку. Вы не поверите, да я и сам отказываюсь верить в увиденное. Но на кухне, спиной ко мне, стояла у плиты не мама… а Жанна. Моя любимая женщина, встречи с которой я так упорно ищу, сейчас беззаботно готовила завтрак в доме моих родителей. Время словно замедлилось. Моё сердце застучало быстрее, но ноги не двигались, как будто земля под ними приросла к полу. Она была здесь. Не там, где-то далеко, за тысячи километров, а здесь, в этом доме, в этом тепле. Взгляд остановился на её неторопливых, таких лёгких движениях — казалось, что всё происходит в каком-то ином измерении. Я не мог понять, реальность это или сон. Стоял, не отрывая взгляда от Жанны, с какой-то странной, даже глупой улыбкой на лице, просто наблюдая за ней. Моя любимая женщина, такая родная и невероятно красивая в этот момент. А главное — такая беременная. Её животик уже значительно вырос, и я осознал, что снова пропустил слишком многое в этих бесконечных попытках выяснить наши отношения. Жанна уже почти на тридцатой неделе беременности. Трудно поверить, но через пару месяцев я стану отцом. Эта мысль захватывала дух и одновременно наполняла тревогой. Я так глубоко ушёл в свои мысли, что не заметил, как Жанна обернулась. Её глаза расширились от неожиданности, и в следующее мгновение тарелка, которую она держала, выскользнула из её рук. В доме раздался резкий звон разбивающегося фарфора о кафель. — Ой! — испуганно ахнула она, и прежде чем я успел подумать, уже бросился к ней. — Жанна! — осторожно взяв её за руки, отводя подальше от осколков. — Прости, я не хотел тебя напугать. — Ты давно тут стоишь? — растерянно оглянула меня с ног до головы, явно не ожидая этой встречи. — Пару минут как. Мы стояли так ещё несколько мгновений, молча смотря друг на друга, словно два странника заблудившиеся на разных берегах одной реки. Искали ответы в глазах, которые никто так и не решался озвучить. Затем я аккуратно наклонился и начал собирать крупные осколки тарелки, чувствуя, как грохот её падения до сих пор отдаётся где-то внутри. Пылесос жужжал как-то непривычно громко, наполняя комнату звуком, который должен был заглушить напряжение, но это только усиливало молчание, зависшее между нами. Жанна продолжала перемешивать что-то на плите, её движение были механическими, словно это давало возможность уйти мыслями куда-то далеко. Я подошёл к столешнице и облокотился на её край, не сводя взгляда с любимой. Она двигалась уверенно, но в каждом её движение была заметна внутренняя борьба. — Ты голоден? Завтракать будешь? — наконец, спросила она, не поворачивая головы. — Жанн, прости меня, — эти слова как будто сами вырвались наружу, и мне не пришлось их даже подбирать. Она замерла на секунду, затем бросила взгляд через плечо: — Да при чём тут я? Тарелка была из маминого столового сервиза… Извиняйся теперь перед ней. — Я не про это, — сделал шаг ближе, чувствуя, как каждое слово тянет за собой тяжесть нашей последней встречи. — Тогда, на парковке… Я наговорил тебе много глупостей. Прости, — глаза искали её взгляд, хотя она стояла спиной ко мне, словно стена, воздвигнутая между нами, скрывала её эмоции. — Ты не заслуживаешь такого отношения к себе. И я не должен был говорить подобные вещи, да и не хотел на самом деле. Жанна молча отступила на пару шагов назад, и подошла к панорамному окну. Она стояла, глядя на осенний сад за стеклом, как будто ища ответ в этом холодном октябрьском утре. Свет солнца мягко ложился на её плечи, подчеркивая хрупкость её силуэта. — Родители сказали, что я здесь? — тихо спросила она, не отрывая глаз от сада, где листья начинали медленно опадать с деревьев. — Нет, клянусь, я не знал! — искренне, чувствуя, как по телу пробегает дрожь. — Наоборот, уехал из Алматы, чтобы дать тебе время подумать, как ты и просила. Она снова замолчала. Тишина между нами была густой, как туман, через который невозможно пробиться. Но я сделал шаг вперёд, приблизился, положив свои ладони на её плечи, чувствуя её тепло и уязвимость, которая пронзала меня до глубины души. — Если хочешь, я могу уехать, — прошептал я, едва касаясь её кожи. Жанна продолжала смотреть в окно, а затем произнесла с тихим вздохом, едва слышно: — Выставить тебя из дома твоих же родителей? Как-то неправильно, не находишь? Я замер, ощутив, как её слова погружаются в мою душу, не обжигая, но оставляя след. Её голос был тихим и усталым, словно она давно сдалась в этой битве за нас двоих, но я всё ещё стоял здесь, рядом с ней, и это давало мне хоть какую-то, но надежду. Хотел было ответить Жанне, что она имеет полное право на любые решения, и я с уважение отнесусь к ним, но не успел — за спиной послышались тихие шаги. — Жанна, доченька, ты бы не утруждала себя, — голос матери был мягким, таким привычным и родным. Она вошла на кухню, словно не замечая меня сначала, сосредоточенная на своих заботах. Но, подняв взгляд, её глаза широко распахнулись от удивления. — Ой, Айтым! — воскликнула мама, будто не веря своим глазам. — Ты как здесь? Почему не сказал, что приедешь? Я улыбнулся, стараясь скрыть неловкость, которая повисла в воздухе. — Хотел сделать сюрприз, — взгляд невольно скользнул обратно к любимой. — А меня тут самого ждал сюрприз. — Простите, мы, наверное, вас разбудили, — вдруг тихо сказала Жанна, повернувшись к маме, голос у неё был чуть напряжённым. — Да нет, это я виноват, — поспешил перебить её я, с лёгкой усмешкой добавив: — Напугал «доченьку Жанну», — специально выделив это обращение, чтобы немного разрядить обстановку. — Так что не ругайся на неё. Мама хитро улыбнулась, не упуская момента, и, скрестив руки на груди, посмотрела на меня с лукавым блеском в глазах. — Кто это тут ревнует? — с тёплым смехом спросила она, и, расправив руки в сторону, добавила: — Иди сюда, сынок! Я улыбнулся в ответ, чувствуя, как тепло разливается по телу от её привычных заботливых жестов. Подойдя, обнял её крепко, вдыхая такой родной запах. Спустя мгновение мама слегка отстранилась, посмотрела на меня с нежностью и заботой, погладив по щеке, тихо спросила: — Как ты? Всё в порядке? — Теперь уже да, — кидая быстрый взгляд на Жанну, которая, кажется, всё ещё была погружена в свои мысли, хоть и пыталась скрыть это за кухонной рутиной. Завтракали мы сегодня вчетвером, впервые в таком составе, когда все мои самые родные люди оказались за одним столом. Казалось бы, это был обычный утренний приём пищи, но для меня этот момент был особенным. Я сидел, почти не касаясь еды, с глупой улыбкой на губах, наблюдая за тем, как мои родители общаются с Жанной. В их взглядах было столько тепла и заботы. Мои родители — самые добрые и внимательные люди, так искренне беспокоятся о ней, стараются помочь, чем могут, и делают это с такой лёгкостью, что Жанна, казалось, сразу стала частью нашей семьи. Они, конечно, даже не подозревали о том, что адвокат вынашивает их будущего внука или внучку. Я несколько раз хотел рассказать им обо всём, поделиться этой радостью, но каждый раз отступал, не найдя подходящего момента. В наших отношениях с Жанной всё так стремительно меняется — ещё недавно мы почти не разговаривали, избегали друг друга, а сейчас она здесь, в нашем доме, с моей семьей, хотя ещё вчера я не знал, что ожидать от завтрашнего дня. За завтраком выяснилось ещё одно неожиданное обстоятельство. Оказалось, что две мои самые важные женщины в жизни, всё это время продолжали поддерживать общение. Это открытие немного сбило меня с толку, но в то же время вызвало странное чувство спокойствия. В то время, когда мы с Жанной отдалились друг от друга, они нашли общий язык и создали свою маленькую связь, которую я даже не замечал. — Ну как я могла разрешить ей остановиться в отеле, — с лёгкой улыбкой говорила мама, накладывая на тарелку Жанне ещё немного блинчиков. — Командировка — это, конечно, хорошо, но пусть уж лучше живёт у нас, чем одна в холодном гостиничном номере. Мы ведь не чужие люди, в конце концов. Я украдкой взглянул на Жанну, которая молчаливо ела, слегка улыбаясь, но не поднимая глаз. Командировка… Всё стало на свои места. Мама просто сделала то, что считала правильным, не подозревая, насколько сложны были наши отношения в тот момент. Её теплота и забота были неизменными, как всегда. — Спасибо, — тихо сказала Жанна, чувствуя, что разговор зашёл о ней. — Очень ценю вашу заботу. — Ну, а как иначе, милая? — мама заботливо погладила её по плечу. — Ты столько сделала для нашей семьи.***
Естественно, одну Жанну на таски никто не собирался отпускать. Поэтому, как бы она ни отнекивалась, но на заседания суда повёз её именно я. Отец молча всучил мне в руки ключи от машины, словно это было что-то само собой разумеющееся, и, дал строгие наставления — завезти адвоката по её делам, подождать, а потом вернуть домой в целости и сохранности. Я без колебаний кивнул, принимая ключи с лёгкой улыбкой. Родители сами того не подозревая, помогают мне примириться с любимой. Когда мы вышли из дома и сели в машину, на минуту повисла тишина. Я ощущал лёгкое напряжение, но старался не показывать этого. Жанна была сосредоточена, удобно устроившись на переднем пассажирском, изучала на коленках документацию. — Как ты себя чувствуешь? — спросил я, глядя на неё краем глаза, когда мы наконец выехали на трассу в сторону Астаны. — Нормально, — коротко, не отрывая взгляд от бумаг. — Вчера немного нервничала, но сейчас… уже легче. Я кивнул, хотя в душе тревога всё равно не отпускала. Лёд между нами был таким же ощутимым, как и холодный ветер за окнами машины. — Сложное дело? — спросил, пытаясь разбавить тягостное молчание. — Не особо. Моей подзащитной нанесли тяжкие телесные, но у нас есть свидетели и вся база доказательств. Думаю, за один день справимся, — задумчиво ответила она, на мгновение поднимая взгляд на дорогу. — Ты до вечера будешь в суде? — Да, поэтому можешь не ждать меня. И после этого она не проронила больше ни слова. Весь путь мы провели в тишине, которую никто не решался нарушить. Её холодное, даже можно сказать отстраненное, отношение давило на меня. Невыносимо больно осознавать, что причиной всему этому стали мои же действий, слова сказанные в порыве гнева. Как всё могло зайти так далеко? Когда мы подъехали к зданию суда, я остановился и вышел, чтобы помочь ей выйти из машины. Жанна едва удостоила меня взглядом, холодно поблагодарила и направилась к двери. Я смотрел ей вслед, как-то обессилевший, внутренне смиряясь с тем, что всё ещё не наладилось. Но вдруг она остановилась, и я замер. Жанна обернулась и позвала меня к себе. На мгновение сердце замерло в груди, заметив, как она схватилась обеими руками за живот. Тут же сократил между нами расстояние, боясь худшего. — Жанн, что случилось? Но вместо ответа, она просто раскрыла полы своего пальто, и взяла мою руку, прикладывая её к животу, к месту, где только что держала сама. — Чувствуешь? — подняла на меня глаза, полные какого-то тихого, едва уловимого волнения. И в ту же секунду я почувствовал лёгкий, но такой отчётливый толчок. Малыш ударил ножкой прямо в мою ладонь. В груди всё перевернулось. Никогда ещё в жизни не ощущал ничего настолько трепетного, настолько волшебного. Казалось, время остановилось, и весь мир сузился до этого одного момента. Вдруг одна тревожная мысль посетила голову, лишая какого-либо покоя, и я тут же спросил: — Тебе не больно? — клянусь, я был готов переживать за каждую её боль. Жанна звонко расхохоталась, будто услышала что-то до смешного нелепое. Уткнулась лбом в моё плечо, пытаясь сдержать смех. Этот миг был таким нашим, таким сокровенным и личным, что я на мгновение забыл обо всём остальном. Но, как это часто бывает, в такие моменты жизнь решает вмешаться самым грубым образом. — Надо же, как мило, — раздался за спиной насмешливый голос. Мы оба обернулись, и я увидел адвоката Кусаинову, с её нескрываемым сарказмом и пренебрежением. — Суд, кажется, уже давно закончился, а наша парочка всё никак распрощаться не может. Я инстинктивно сделал шаг в сторону, закрыв Жанну собой, защищая от этого холодного, оценивающего взгляда напротив. Она явно смотрела на округлившиеся живот с пренебрежением, и это вызывало во мне мгновенную волну гнева. — Адвокат Уразбахова, вы всем клиентам подобные услуги оказываете? — продолжила она, её тон был до отвращения высокомерным. — Вам бы лучше следить за своими словами! — проговорил я не скрывая своего раздражения. — Угрожаете? — с притороной усмешкой на губах. — Нет, что вы? Настоятельно рекомендую. Личные выпады — это низко, даже для вас, адвокат Кусаинова. — О, я вижу, вы готовы защищать свою «адвокатшу» в любой ситуации. Как трогательно. — Не переступайте границы дозволенного. Жанна профессионал своего дела, и её работа никак не касается того, что она делает в свободное время, особенно в личной жизни. Женщина впился в меня взглядом с ехидной улыбкой, но прежде чем она успела что-либо ответить, Жанна сделала решительный шаг вперёд, перехватив разговор. — Я оказываю услуги исключительно в рамках закона, — спокойно, но уверенно произнесла она, глядя адвокату убийцы прямо в глаза. — Ваши личные выводы не интересны ни мне, ни моему клиенту. Если есть претензии, вы знаете, куда обращаться. Кусаинова вскинула бровь, явно не ожидая, что столкнется с таким отпором сразу от двоих. — А что касается вашей попытки унизить меня, это лишь демонстрирует вашу собственную неуверенность, — продолжила Жанна с холодной вежливостью. — Задеть меня подобными комментариями — пустая трата времени. Все таки, я склонна к более конструктивным доводам за трибуной в зале суда. Её голос был таким спокойным и уверенным, что даже Кусаинова на мгновение растерялась. Это был тот момент, когда Жанна показала, что она не просто беременная женщина, нуждающаяся в защите, а профессионал, который не позволит себя оскорблять. — Что ж, Уразбахова, значит встретимся в зале суда. Я сегодня, как раз, выступаю на стороне защиты подсудимого, — видимо не найдя больше слов, чтобы парировать, она резко развернулась и ушла прочь. Я обернулся к Жанне, чувствуя, как напряжение медленно отступает, оставляя после себя слабое эхо недавней перепалки. Моя рука автоматически скользнула к её плечу, успокаивающе поглаживая. Её лицо, казавшееся таким невозмутимым, скрывало под собой тонкие тени тревоги, которые я с трудом научился распознавать. Она стояла стойко, слегка склонив голову, глаза смотрели в сторону, но всё её естество как будто кричало о сдержанной буре внутри. — Ты была просто великолепна, — произнёс я, и в этих словах было всё, начиная от восхищение и гордости, а заканчивая желанием хоть как-то облегчить её переживания. Жанна слегка кивнула, запахивая полы своего пальто, спасаясь от пронизывающего октябрьского ветра. — Я пойду, — сказала она, коротко бросив взгляд на часы. — Заседание скоро начнётся. — Хорошо, — хотя в душе мне хотелось задержать её хотя бы на секунду. — Я буду ждать. — И… спасибо, что постоял за меня. Напоследок бросила она, с едва уловимой улыбкой на устах, и направилась к зданию суда.***
Вечер плавно окутывал город. Я, как и обещал, забрал Жанну после заседания суда. Мы ехали в достаточно спокойной обстановке, фары машин мелькали за окнами, освещая дорогу мягким светом. Я искоса поглядывал на неё, стараясь уловить в её лице тот привычный внутренний огонь, который всегда вспыхивал, когда она говорила о работе. — Кусаинова сегодня изрядно потрепала нервы, — заметила Жанна, откинувшись на сиденье и чуть повернув голову ко мне. — Апеллировала какими-то сомнительными фактами, которые развалились под тяжестью доказательств. Я хмыкнул, представляя себе эту сцену. Неудивительно, что против Жанны бороться было непросто — она всегда стояла на стороне правды, не давая ввести суд в заблуждения. — И как думаешь, долго это продлится? — спросил, стараясь поддержать разговор, ведь её голос звучал хоть и спокойно, но с ноткой усталости. — Заседание перенесли ещё на понедельник, но я довольна тем, как всё прошло сегодня, — с лёгкой улыбкой. — Работа была напряжённой, но результат того стоил. Жанна ещё долго щебетала про суд, её голос наполнял тишину в машине мягкими, но энергичными нотками. Я внимательно слушал, наслаждаясь каждым её словом, каждой интонацией. Моя любимая женщина могла бы говорить о своей работе целую вечность, и я был бы готов слушать её безостановочно. Лишь бы она всегда была рядом. Мы подъехали к дому родителей, когда уже стемнело. Свет из окон рассеивал тьму, придавая дому уютную атмосферу. Дверь нам открыта мама, и прямо с порога пригласила за стол, бросив невзначай, что у нас гости. Мы с Жанной лишь удивленно переглянулись, но послушно последовали за ней в гостиною, где и был накрыт стол. Свет люстры падал мягко, подчёркивая тёплую атмосферу, звенели бокалы, раздавался тихий смех. Всё выглядело настолько обыденно и спокойно, что я ещё даже не подозревал, какие сюрпризы могут ожидать за столом. Но стоило пройти чуть дальше, вглубь комнаты, как взгляд замер на нашей гостье. — Камилла? Имя вырвалось прежде, чем я успел осознать. Внутри всё замерло. Вот кого точно не ожидал здесь увидеть, так это свою первую школьную любовь. Чувства и воспоминания, давно забытые, всплыли, смешавшись с лёгким шоком от происходящего. Сегодня, что всемирный день неожиданных встреч, и я просто об этом не знаю? Камилла тут же приподнялась из-за стола, широко улыбаясь и направляясь навстречу. Она обвила меня руками, радостно повиснув на шее, окутала в легкий аромат своих духов. Затем от неё последовали горячие поцелуи, один за другим, в обе щеки. — Айтым, как я рада тебя видеть! — её голос был полон неподдельной радости. Я улыбнулся в ответ, чувствуя лёгкое смущение. — Взаимно. Ты стала такой… взрослой, — признал я, пытаясь найти правильные слова. — Года сделали тебя только краше. Сколько лет прошло с нашей последней встречи? — Мы с родителями как раз сидели и подсчитывали. Почти двадцать лет! Представляешь?! — в её голосе звучала ностальгия, и прежде чем я успел ответить, Камилла снова крепко обняла. В этот момент я, наконец, встретился взглядом с Жанной. Её карие глаза, полные недоумения и лёгкой ревности, наблюдали за этой сценой со стороны. Она стояла неподвижно, и я вдруг понял, что пора представить её. — Познакомься, — мягко отстранил Камиллу и повернулся к Жанне, чувствуя её напряжение. — Это Жанна. Моя… адвокат и, можно сказать, уже почти член нашей семьи. А это — моя одноклассница. Но прежде чем я успел договорить, Камилла с усмешкой добавила: — Не скромничай, Айтым, — её голос прозвучал чуть громче. — Я его первая любовь и несостоявшаяся жена! Но можно просто — Камилла. Жанна слегка напряглась, её губы изогнулись в почти невидимой улыбке: — Вот как? Очень интересно. — она говорила сдержанно, но я чувствовал её внутренний дискомфорт. — Рада знакомству. В комнате на мгновение повисло напряжение, и я прекрасно понимал, что это был лишь первый небольшой шторм в предстоящем вечере.***
За столом все разместились привычным образом. Отец, как всегда, занял своё почётное место во главе стола, словно невозмутимый капитан, ведущий свою семью через любые житейские штормы. Мама устроилась рядом, по правую руку от него, как верная помощница, всегда на чеку, чтобы поддержать отца в любом разговоре. Камилла, уверенная в себе и своей роли в этом вечере, усадила меня рядом с собой, практически лишая выбора. Жанна же, слегка отстранившись, заняла место рядом с мамой, напротив меня, что давало прекрасную возможность замечать мельчайший оттенок её эмоций. От холодного недоумения до едва уловимого беспокойства — все они сменялись так быстро, что я едва успевал следить за этими переменами. — Айтым, помнишь, как мы с тобой сбегали с уроков в старших классах? — Камилла бросила на меня игривый взгляд, словно хотела вернуть нас в те беззаботные дни. — Помню, — коротко кивнул с улыбкой, стараясь не придавать этому моменту особого внимания, — было весело. С другой стороны стола Жанна подняла глаза, её голос прозвучал ровно, но я знал этот тон — за ним всегда скрывалось нечто большее: — Значит, ты был ещё тот бунтарь в школе? Никогда бы не подумала. Камилла тут же подхватила: — О, Айтым был не только бунтарём, но и… как бы это сказать… любимцем всех девчонок. Правда, дорогой? Тут же бросил короткий взгляд на Жанну, замечая, как её губы сжались в нервной улыбке. — Ну, у каждого свои школьные истории, — спокойно ответила она, пытаясь не показывать настоящих эмоций. Но Камилла не унималась: — Жанна, вы просто не знаете его с этой стороны. Он настоящий романтик, ещё тот покоритель женских сердец. Мама, заметив легкое напряжение в воздухе, попыталась смягчить ситуацию: — Камилла, дорогая, прошло столько лет. Айтым уже совсем другой человек. Время многое меняет. — Возможно, — Жанна посмотрела прямо на меня, её взгляд был одновременно тёплым и колким. — Время меняет людей, но какие-то моменты остаются неизменными. Камилла, будто не улавливая подтекста, продолжила завоёвывать моё внимание, то и дело обращалась к воспоминаниям о прошлом, о нашей школьной дружбе и юношеских годах, словно нарочно стараясь наполнить пространство воспоминаниями, где Жанна не существовала. Отец же, в свою очередь, старательно расхваливал мою бывшую, невзначай упоминая, что она сейчас одна, без отношений, а я как раз разведён. И тут, кажись, пазлы в моей голове начали постепенно складываться в одну общую картину. Впервые по-настоящему пожалел, что до сих пор не рассказал родителям про наши с Жанной, давно уже перешедшие за рамки рабочих, отношения. По-сути, сейчас мы все оказались заложниками этой недосказанности. А ведь можно было бы избежать этой нелепой ситуации. Разговор за столом продолжался, и я старался держаться на безопасной дистанции от слишком личных тем. Но что-то заставило меня потерять бдительность, и я произнёс, скорее невзначай, чем намеренно: — Ну, бывают моменты, когда понимаешь, что человек становится частью твоей жизни, даже если это не входило в его планы. Тут же почувствовал, как под столом что-то надавило на краюшек пальцев ног. Мигом опустив взгляд, осознал, что это была ножка Жанны, которая явно не оценивала мой комментарий так же спокойно, как я. Стараясь не выдать себя, едва удержал улыбку, поднимая глаза на неё. Жанна с невозмутимым выражением лица продолжала пить свой чай, как ни в чём не бывало. Но её глаза, сверкающие холодным огоньком, явно говорили: «Ты перешёл черту.» Я слегка наклонился вперёд, стараясь не подать вида: — Ну, конечно, всё зависит от обстоятельств. Иногда нужно просто довериться тому, что происходит, — давление на пальцах усилилось, но меня уже было не остановить. Видя, как любимая женщина с каждой минутой ужина становилась всё мрачнее, как в её глазах то и дело проскальзывали искорки ревности и негодования, а за столом то и дело навязывали весьма личную тему для разговора, я решил действовать. Поднялся из-за стола, привлёк внимание всех присутствующих: отец слегка приподнял бровь, а мама, в её обычной заботливой манере, мягко улыбнулась, ожидая объяснений. Камилла замерла, явно не ожидая поворота, а Жанна, хоть и сохраняла внешнее спокойствие, не смогла скрыть волнения в глазах. — Простите, что перебиваю, — начал я, тяжело выдыхая. — Но, боюсь, всё это зашло слишком далеко. Тишина повисла над столом, как натянутая струна. — Думаю, все здесь и так прекрасно понимают, для чего был устроен этот ужин. Мам, пап, я искренне благодарен вам за заботу. Вы всегда переживали за моё счастье, за мою личную жизнь. И тебе, Камилла, спасибо за то, что пришла, нашла время для этой встречи. Но… вынужден сообщить, что всё это не имеет никакого смысла. Моё сердце давно и безвозвратно занято. Последняя фраза была произнесена адресно, так тихо и искренне, смотря только одному человеку в глаза. В комнате повисло молчание.