Темная история. Чело-Вечность.

На стене гулко тикали часы, отмеряя движенье вдоль стрелы времени, исходящей из Хаоса и в него же и упирающейся своим остриём. Прислушиваясь к звукам механизма за стеклом циферблата, я на секунду подумал, что так, наверное, поскрипывает веретено Хроноса – угрюмого старика, вращающего шестерёнки бытия отнюдь не собственной отрады для, а, скорее, ей вопреки. Хлоя замерла сбоку в пол-оборота, с недоумением уставившись на меня после такого-то шокирующего признания. А чуть погодя раздражённо переспросила: «Чего несёшь-то ты?! Соображаешь вообще?!» Я нарочито безразлично пожал плечами. «Что за шутки-прибаутки такие, ну? Убил человека?!» Я в свою очередь невозмутимо ответил, что вовсе и не собирался шутить. Да и разве подобными вещами шутят? Девушка ошеломлённо замолчала. Спустя некоторое время, осмыслив, наконец, услышанное, она тихо и немного нервно осведомилась: «Как так-то?.. Зачем?..» Обернувшись, я внимательно поглядел на неё и на диво спокойно пояснил: «Я.. был голоден». Я не стал спихивать вину на двойника. А вместо этого про себя добавил, как бы в оправдание: людские души всё равно перерождаются сызнова, пока Великому Архитектору это не надоест, и Он не уснёт от скуки и утомленья такой вот рутиной. После кратковременного затишья, Хлоя пробормотала: «Вот уж от тебя никак не ожидала». Я тотчас честно признался, что и сам от себя такого не ожидал. Солнце равнодушно застыло в окном стекле, точно вмёрзнув в его ледяную прозрачность. Поднявшись и подойдя к окну, я легонько коснулся гладкой поверхности холодными пальцами, словно желал бы ощутить этот свет, пропустить сквозь. И тут же без промедленья убрал руку, оставив на месте касанья крохотные кристаллики инея, заискрившиеся бриллиантами. «И чего теперь, – растерянно проговорила Хлоя, – так всегда что ли.. будет? Ну, людей жрать, когда прижмёт?» Немного помолчав, я опустил глаза. Я знал, что рецидив неизбежен. В моей груди уже пробита дыра, и теперь её придётся время от времени заполнять. Моя собеседница мрачно уставилась в окно. Да, денёк сегодня у всех у нас явно не задался. Воцарилось тягостное молчанье. Я, не мигая, следил за солнцем. Я легко мог представить себя спектром, простирающимся по шкале частот в обе стороны до бескрайности, а вот быть человеком.. задачка посложнее. Как же меня сюда занесло, господи, зачем, за что, хоть бы Ты мне сказал. Уж как есть. Неужто всё дело в этом злокозненном ключе, будь он неладен? Так ведь я уже знаю, где его искать. Но попасть туда всё одно не могу. Какой тогда во всём этом мероприятии прок? И почему из трёх ключей божьих именно этот? Тот, что в ларчике у Смерти припрятан? А не другие два, например? «Да как тебе сказать, – без приветствий объявился вдруг двойник. – Два других у Него уже есть. Из двух смежных миров. Вот ведь какая штука: все три ключика в связке Он удержать в раз не смог. И, не будь дурак, придумал обходную схему. Архангел, не абы кто вам. Соображает. Три смежных мира привёл в резонанс. Мой, твой.. ну и тот… Ты видел. Третий из нас не жилец уже, как ты помнишь из его же воспоминаний. Но ключ Ему таки достал. И я достал. По глупости. А меня кинули тут подыхать среди тварей этих... Ты пока самый нерасторопный, потому и живой». От такого признания я лишился дара речи. И долго бы ещё этот самый дар ко мне не вернулся, если б не Хлоя. «Слышь, – понизив голос, вдруг окликнула меня она. – А меня с Мишей.. ну.. ты это.. мог бы…» Я опять промолчал. Не для создания драматического эффекта, отнюдь: я действительно не знал, что ответить. Тогда девушка, крепко сжав мои плечи, легонько встряхнула меня, выводя из медитативного оцепенения, и требовательно произнесла вполголоса: «Говори, ну! Чего, словарный запас иссяк, а?! Ты-то ведь поболтать у нас завсегда горазд, да?!» Обратив на неё растерянный взор и едва шевеля губами, я неуверенно прошептал: «Не знаю». Такой итог Хлою явно не удовлетворил. Оттолкнув меня в сторону, она быстрым шагом покинула спальню, удалившись в комнату напротив. Я в свой черёд так и остался стоять у окна. Я ведь и вправду не знал, чего от себя теперь ждать. И не хотел врать ей в глаза. Двойник вот ещё огорошил как всегда некстати… Поддавшись порыву какой-то неясной тоски, я закрыл лицо руками, будто пытаясь спрятать себя от целого мира. Или мир – от себя. Перед глазами за опущенными шторами век масляной плёнкой полыхнули радужные разводы. В этот момент в спальню вошёл Мигель. Увидев меня, он с беспокойством осведомился: «Что с вами?» Я поспешно убрал ладони от лица и, неторопливо заложив руки за спину, как ни в чём не бывало отвернулся к окну, до неправдоподобия спокойно произнеся: «Всё в порядке». Но, судя по всему, мой механический ответ собеседника не убедил, и он только тяжко вздохнул. Его отец, к тому времени, уже покинул квартиру, оставив после себя въедливый запах дорогого одеколона, бледно мерцающий энергетический след и дурное настроение. Отпрыск даже не проводил его до двери. Тихо подойдя ко мне, Михаил положил свою тёплую ладонь на моё плечо. Я отвлёкся от панорамы за стеклом и посмотрел на него, попытавшись улыбнуться: вышло вымученно и неестественно, но лучшего эффекта на данный момент я добиться не мог. И тут, отворив дверь, в комнату вошла Хлоя. Кашлянув, девушка бесцеремонно заговорила: «Уж извините, что помешала. Однако Миш, тебя случаем не смущает, нет, что вот этот вот очаровательный монстр.. – тут она небрежно кивнула на меня, – ..в любой момент может нас со всеми потрохами сожрать, как бы так между прочим, проголодавшись, а? Мы-то себе жрачку готовим, бутерики мастерим, омлетики, тоси-боси, а он людей, понимаете ли, ест! Запросто, как котёночка, как Лёльку вон, не прокормишь». И добавила, кивнув на меня: «Ты смотри, даже не возражает! Помалкивает!» Хлоя говорила так, будто меня в помещении не было, обращаясь исключительно к Мигелю. Да ещё и до обидного непринуждённо сравнила меня с домашним животным. И с чёртом! Впрочем, бескрылый ангел многим ли лучше? «Ну, кто мы такие для него, сам вот подумай, а, Гарри Поттер на максималках? Червяки на перекопанной грядке: раздавил пальцем и делов-то. Вон оно нас сколько здесь шлындает туды-сюды! Одним больше, одним меньше: перекусил наспех и дальше пошёл», – с лёгкой дрожью в голосе высказала накипевшее девушка. Её умозаключения словно булавки, цепко до боли впивались в мой разум, но я не издал и звука. Мигель в свой черёд холодно и жёстко заявил: «Этого не будет». На что Хлоя, всплеснув руками, возразила, откуда у него такая неколебимая уверенность? Я же украдкой глянул на печать на своей ладони. Мой ученик в свою очередь с той же не терпящей возражений интонацией размеренно произнёс, что, если у неё есть опасения, так здесь её никто насильно держать не станет. При этом он демонстративно с деланым шармом указал рукой на дверь. Я удивлённо приподнял бровь. По логике вещей, предложение убираться вон в самой безапелляционной форме должно было быть адресовано мне. И поделом. Хлоя тем временем плотно сжав губы и картинно нахмурив тонкие брови, что ей очень даже шло, угрожающе покачала головой и предупредила: «Как бы ты не пожалел об этом, Мишенька, за секундочку до того, как тебе с хрустом откусят твою дурную головушку». С этими словами решительной походкой она направилась в коридор. Обувшись, и нарочито громко хлопнув напоследок дверью, девушка ушла. Если б ей было, куда податься, только б мы её и видели, – подумал про себя я. Вообще вышло ужасно неловко: это ведь я виноват. И правда, молчу, будто воды в рот набрал. Мигель глядел в пол, хмуро раздумывая над чем-то. Ему и без нашего, похоже, хватало насущных забот. «Я тут вспомнил.. – вдруг не к месту встрепенулся я. – Цветок.. лилия.. она.. ещё у тебя?» Мигель задумчиво перевёл на меня глаза, вероятно гадая, чего это я вообще про неё завёл речь? «А можно будет.. посмотреть?» «Вам не понравится то, что вы там увидите», – проговорил он. Я от его тона весь внутренне сжался. «И всё же…» «Ну, идёмте тогда». Мы прошли в соседнюю комнату. Вздохнув, и ещё раз смерив меня взглядом, он распахнул тяжёлую тёмную дверцу шкафа, вынув оттуда стеклянный сосуд, наглухо закрытый чёрной тканью. Странное местечко для цветка, – отчётливо чуя неладное, подумал я. – На тонкостенную вазочку с водичкой не похоже. «Вот, держите», – убирая ткань, Мигель протянул мне наглухо закупоренный сосуд, по контуру опоясанный магической вязью. Я оторопело уставился на содержимое. Та хрупкая белая веточка с нежнейшими лепестками, которую я вынул из воды и немножечко.. мм.. доработал. Нет, теперь это было что-то другое. Тело цветка сделалось прозрачным, внутри дрожащими струнами тянулись чёрные жилы, соцветья пульсировали, сокращаясь и раскрываясь, словно на стебле расположены три жадные пасти. «Что это?» – недоумённо, не без содрогания спросил я. «Это? Ну.. это паразит. Бессмертный паразит, знаете ли, и ужасно прожорливый». Мигель тихонько постучал по стеклянной стенке пальцем. Цветок тотчас весь всколыхнулся, как-то неестественно изогнувшись, и попытался впиться лепестками-щупальцами в стекло, мигом обжегшись о магическую вязь и отпрянув прочь. «Я ведь только.. – я судорожно сглотнул. – Я.. просто убрал.. смерть.. и всё». Забрав уродливый хищный цветок из моих подрагивающих рук, и снова накрыв колбу тканью, Мигель убрал этот живой ужас в шкаф, на прежнее место. «Понимаете.. – начал он терпеливо. – Такие вещи не обходятся без последствий. Это ведь не просто генная модификация, но изменения на порядок глубже. Где-то на уровне первооснов. Замысла». Молодой маг покачал головой. И добавил: «Удивительно, с какой лёгкостью вам это далось. У меня просто нет слов». У меня тоже их не было. И не лёгкость это вовсе, а вопиющая небрежность. «Вот потому-то ангелам и запретили творить, – нравоучительно вдруг встрял доппельгангер. – Чтоб не лезли в божьи задумки со своими благими намереньями: выходит оно боком. Но не все, вишь, послушались». И переменив тон, хохотнул: «Ай, как там было? Из песни слов не выкинешь? Так ты поди целый куплет вышвырнул, зая! А цветочек-то – загляденье вышел у тебя! Иди девке своей подари, а то смотри-ка! Выпендрилась!» Я помотал головой. А чуть погодя и действительно решил отправиться вслед за обиженной «русалкой». Хватит на сегодня с нас дурных новостей. По заведённой традиции, не прощаясь, я исчез, будто тень, озарённая ярким полуденным солнцем: ведь тени всегда молчаливы и бесшумны, рождаемые светом и им же стираемые с морщинистого и усталого лика земли.