Темная история. Чело-Вечность.

Наконец, мы с моей новой знакомой, мужественно преодолев несколько километров неуютной ночи и пробирающих сквозняков, добрались до пункта назначенья. Дверь парадной была радушно открыта – магнитный замок, как нередко с ним это бывало, не работал, а потому мы беспрепятственно вошли внутрь. Нас тотчас буднично поприветствовали глухое эхо и бетонная пыль. Поскрипывающий лифт, один из двух имеющихся, дружелюбно распахнул свои выкрашенные серым створки. Я немного замешкался, припоминая этаж: изобилие обрабатываемых данных ныне слегка сбивало с толку, и порой самые что ни на есть тривиальные вещи становились для меня серьёзным затруднением. Но, наконец, собравшись и выбрав нужную цифру, я уверенно нажал на посверкивающую кнопку, принявшись со всем сосредоточением слушать скрежет лебёдки и гул вращающихся валов подъёмного механизма. Выйдя из лифта и достигнув дверного порога, я упёрся взглядом в совершенно незнакомую на вид дверь, что, впрочем, и не удивительно: я редко вообще пользовался дверьми как таковыми, предпочитая появленья более элегантные – к примеру, с задумчивым видом выступить из тёмного угла, возникнуть в хитросплетеньях блуждающих по полу лунных бликов. В таких материализациях, может статься, чуточку помпезных, было больше сакрального, как мне казалось, нежели переминаться на истоптанном коврике у двери и дрынькать в звонок. Перед кнопкой этого-то вот самого звонка, внезапно возникшей в зоне моего расфокусированного вниманья, я нерешительно замер, пристально разглядывая чёрный, вырезанный из пластика прямоугольник, с чуть выщербленным правым нижним краем, обрамлённый белой пластмассовой каймой, слегка забрызганной извёсткой после побелки стен. Бесхитростному предмету из полимера загодя был известен ответ, что пока оставался неявным для меня. Ответ, который я так боялся узнать. Принцип суперпозиции какой-то, – усмехнулся я про себя мрачно. – И живой, и мёртвый. Сразу. Хлоя исподлобья следила за мной, не понимая, в чём причина замешательства и чего мы, собственно, ждём? Второго Пришествия? Так она и спросила. А после пары тягостных минут, с долей недовольства сама решительно позвонила в дверь, легко разбив квантовые вероятности мелкой рябью последовательных событий. Я очнулся и замер. Звук, отдалённо похожий на колокольный звон, превратился для меня в набат. Секунды вытянулись, словно точки при астигматизме, в длинные линии. Ожидание стало настоящим мучением, и мне померещилось даже, что меня растягивают на дыбе, не физически, конечно, но ментально: приятным этот опыт назвать было трудно. Я мог услышать, будучи ещё на первом этаже, шаги в нужной квартире и даже дыхание, однако не хотел этого, малодушно откладывая наступленье решающего мига. Неопределённость, конечно, сама по себе наказанье, но и смертный приговор – едва ли многим лучше. Спустя считанные секунды, счёт которым я, тем не менее, потерял, дверная защелка, тихо скрипнув, повернулась, и дверь послушно подалась вперёд: в обнажившемся вслед за тем дверном проёме стоял Михаил. Вполне живой и вполне настоящий. Немного растерянный и изумлённый столь поздним визитом нежданных гостей. Коллапс волновой функции. Мои губы растянулись в совершенно нелепой улыбке. Значит, всё было не взаправду. По крайней мере, не здесь. Что там двойник болтал про три мира? Вот уж действительно.. хорошие новости! Я слегка склонил голову к правому плечу и полностью погрузился в собственные переживания. Это было нечто совершенно мною непознанное. Хлоя, в свою очередь, нетерпеливо оттолкнула меня в сторону, по-свойски кивнув молодому магу и небрежно его поприветствовав, так, будто они знакомы тысячу лет, никак не меньше: «Даров, че как сам? Ну и я хорошо, не хвораю, спасибо, что спросил». А ведь он не спрашивал. Странная она. А после, не мешкая, «русалка» вошла в квартиру, заявив, что стоять и мёрзнуть на пороге ей надоело: «Чё-то пойду погреюсь, а то околеть недолго тут с вами: вроде вот лето, а дубак, кабздец». Мигель, вежливо посторонившись, недоумённо проводил гостью взглядом, так и не проронив ни звука: если смогла войти, стало быть, не нежить какая. На сей раз я взаправду его удивил. Пожалуй, он много чего хотел мне сказать. По этому вот поводу, да и не только. Скорее, даже высказать. Но слов не осталось – фразы вдруг выгорели дотла. Их неосязаемый пепел кружился в воздухе. И я всем существом желал бы остановить этот миг. Зафиксировать как на фотопластинке. И остаться в нём. Истязающие разум кошмары разоблачены и рассеяны. Жизнь продолжается. И, вопреки всему, она будет вечной. Если бы Рай для меня существовал, он был бы именно таким – замершим мгновением покоя, тишины и блаженства. Ни змей, ни яблок, ни ревниво охраняющего свои ненаглядные грядки Творца, ни первых двух прародителей – мой личный Рай в обитателях отнюдь не нуждался, будучи самодостаточным сам по себе. Абстрактные размышления, однако, вскоре прервало бодрое восклицанье, донёсшееся со стороны кухни: «Ой, какой коти-ик! А что это у тебя? Иди-ка сюда, кис-кис-кис». Вернувшись на грешную землю в прямом и переносном смысле, я плавно переступил порог, будто преодолевая невидимую грань сколлапсировавших состояний. Дверь за спиной захлопнулась, отсекая несбывшееся. И спасибо на том! Мигель отошёл на несколько шагов, пропуская меня вперёд. Ни слова не говоря друг другу, мы проследовали по коридору на кухню, застав такую картину: чертёнок в своём излюбленном рогато-кошачьем обличье затравленно сидел под столом, откуда его всячески пыталась выманить Хлоя, дабы рассмотреть получше. Лёлик в свой черёд недоверчиво обнюхал протянутую к нему руку, а потом выдал на-гора с проникновенной хрипотцой: «Мертвятиной пахнет». Девушка ойкнула, и отступила на шаг. Мигель сдержанно усмехнулся, проговорив: «Котик, да непростой. Его зовут Лёлик». Хлоя, недоумённо глянув на него, тут же от души расхохоталась, и давясь смешками еле выдавила, ткнув в меня пальцем: «А это чё, Болик? Ну у вас и зоопарк! Не, Кунсткамера!» Молодой маг как-то неоднозначно потер лоб рукой. Видя, что шутку не оценили, гостья решила сменить тему: «Шмотки есть сухие?» Без лишних слов Михаил ушёл в комнату. Девушка же, с пристрастием обследовав кухонные шкафы, и, отыскав-таки банку с чаем, поставила чайник. Распоряжалась в чужом жилище она вполне по-хозяйски. Скоро вернулся Мигель, вручив незваной гостье сменные вещи: рубашку и джинсы. Никогда не видел его в джинсах, – подумал я. Молодой маг предпочитал брюки. Без лишней скромности схватив принесённую одежду, Хлоя ушла переодеваться в ванную. Наконец, нарушив молчание, Михаил тихо обратился ко мне, с присущей ему вежливостью полюбопытствовав, кто она вообще такая? Однако моя подопечная с ответом меня опередила, высунувшись из-за двери, и иронично представилась: «Царь, очень приятно, царь! Хлоя меня звать кароч: вон упырь знает – он капец телепат! Рада знакомству, в общем, как никогда!» После чего я всё же ответил моему ученику, охарактеризовав гостью всего одним словом: «Утопленница». Молодой маг, надо сказать, совершенно такому повороту дел не удивился и со спокойным видом уточнил, зачем я её сюда привёл? Мёртвых поднимать – не самое благое и благодарное дело. Глубокомысленно устремив взор в потолок, я попытался найти хоть одну объективную причину и, как ни старался, не смог её обнаружить. Я действовал, поддавшись минутному настроению. Так я и ответил, виновато разведя руками. Хлоя, в свою очередь, выйдя из ванной, с укором взглянула на нас двоих, заметив, что обсуждать человека в его присутствии как бы неэтично, и опустилась на стул, придвинув к себе заварочный чайник и чашку. Из вентиляции доносилось тихое шуршанье, но голоса Сеня не подавал: людям-то на глаза являться домовым не положено. Мигель лишь беззвучно вздохнул и отправился в соседнюю комнату, возвратившись оттуда с ещё одним стулом, который он предложил мне, и я, поблагодарив его, согласился. Чай эти двое пили в молчании, исподволь разглядывая друг друга. Девушка от широты душевной хотела и мне налить согревающего напитка, но мой ученик прохладно заметил, что это совсем ни к чему. Я, в знак согласия, покорно кивнул. Вкус я мог ощутить и так – он для меня был сродни запаху, да и у людей эти уровни восприятия неразрывно связаны. К тому же, моё тело не было приспособлено к усвоению такой грубой материи. Да и в физическом восстановлении структуры я, в общем-то, не нуждался. «А чё, он поди только кровь пьёт?» – осведомилась наша гостья, убирая кружку. «Нет, не пьёт», – с тенью неудовольствия ответил Мигель. «М-м, а я думала наврал он мне, чтоб заманить там и сожрать». «Зачем же ты тогда со мной пошла?» – удивился я такому откровенью. «Не, ну а чё, – девушка немного смутилась, – а куда ещё-то? Ты вроде адекватный был с виду. Это я только в начале подумала, что сожрать. А потом нормально так поговорили». После непродолжительного чаепития, отогревшись, моя подопечная снова отправилась в ванную комнату, заявив, что, погревшись внутри, можно теперь погреться и снаружи, и вообще после грязной речной водицы помыться бы как надо: а то она до сих пор ощущает себя мерзким земноводным. А ведь она вполне могла бы им стать, – рассудил я, припомнив Водяного. Мигель, молча, проводил девушку глазами. Мы остались одни. Подперев подбородок кистями рук, я рассеянно глядел в окно. Мой ученик – на меня. Я воспринимал его взгляд как нечто вполне материальное, будто руку, опущенную на плечо, или пальцы, сомкнувшиеся на запястье. В конце концов, он тихо позвал меня. Я обернулся. Я не был вхож в мир его мыслей и не знал, что происходит там. Когда-то я дал ему обещание. Возможно, пришло время о том пожалеть: иногда я совершенно переставал его понимать. Он явно хотел сказать мне что-то, что-то важное, но почему-то не проронил и звука. Может, он видел тот же страшный сон, что видел я? Надеюсь, что нет. Не знаю, сколько мы так просидели, может, долго, может, не очень. Однако подзатянувшееся безмолвие прервала хлопнувшая дверь. Хлоя, с укутанными в полотенце мокрыми волосами, стояла в коридоре. Улыбнувшись, она бодро резюмировала, что после чая и душа жизнь почти что прекрасна, однако не мешало бы чуток вздремнуть. Немудрено, – сообразил я, – возвращение из посмертья – процесс весьма утомительный: бежать по эскалатору в обратную сторону – где ж это видано? Она ещё хорошо продержалась по дороге сюда. Молодой маг поднялся со стула, чтобы проводить гостью до спальни. Его терпеливому обращенью можно было только позавидовать. Как он вообще не послал нас двоих куда подальше сразу с порога? Поуютней устроив нашу новую знакомую, он вновь возвратился ко мне. Я стоял у окна, облокотившись на стену, и наблюдал, как выцветает рассыпанная по небу берлинская лазурь, всё больше тускнея. «Водит покойников как к себе домой», – наконец, недовольно пробухтел Сеня из воздуховода. Издав неопределённое «мяв» Лёлик выразил полное с ним согласье. Вот это да, чёрт с Домовым договорились. А я опять кругом виноват, – про себя изумился я. «Тебе тоже не мешало бы отдохнуть, час поздний, точнее, ранний, – не обращая вниманья на возмущение нечисти, обратился я к Мигелю. – Прости за внезапный визит и незваную гостью. Сам не знаю, зачем только я вытащил её из воды и привёл сюда. Больше некуда было. Жизнь… Раз. И точка. Наверное, с вами так происходит всегда, но… ..А, знаешь, она такая смелая. Просто слишком уж любопытная и.. немного устала от бытовых неурядиц и неоправданных надежд. Жаль, что люди не способны по достоинству оценить отпущенное им время, сосредотачиваясь, главным образом, на невзгодах и спотыканьях. И не умеют исправлять смерть. Хотя последнее вам, в общем-то, поди и не нужно: вы ведь всё равно возвращаетесь. Все возвращаются – рано или поздно, за редкими исключениями, лишь изменяя форму. Душа свободна в перемещениях и многолика. Но однажды все её лики сливаются в один поток. И Человек становится Богом. Тогда.. он способен творить, ткать материю Сущего собственными руками. Не это ли – величайшее озарение и безграничное счастье? А знаешь, я хотел бы.. быть тобой...» При этих словах мой ученик вздрогнул. «..чтобы стать Им. Рекой, и растворяющим её Океаном». Я помолчал. «..Ты ведь слышал про День и Ночь Брахмы? Когда наступает Ночь, все реки возвращаются обратно в истоки, смывая краски и унося формы. И Демиург засыпает, растворяется в себе самом до наступления следующего Дня, чтоб сызнова проявиться». Рассветное небо уподобилось аквамарину. Я заворожено глядел сквозь его слепящую синь на звёзды. Я без препон видел и слышал их. Границы – условность. Михаил стоял неподвижно слева от меня и также неотрывно смотрел на проясняющиеся небеса. И было ещё что-то… Но я никак не мог уловить, что именно. Будто когда-то давно, и вовсе не в этом мире, мы вот точно так же смотрели на небо, созерцая восход как мистерию, как великое и великолепное «Азмъ есмъ». «Иди спать: сон ведь тоже подарок, не стоит им пренебрегать». На сей раз молодой маг внял моему совету без возражений: как я догадался, он опять всю ночь работал. Всё-таки была ж у него и мирская жизнь – куда без неё? Даже магу. Хлеб насущный не материализуется из пустоты, хотя вот именно оттуда.. но это подробности. Мигель проследовал в соседнюю комнату, так как свою спальню он галантно уступил нежданной гостье. Я же некоторое время провёл у окна, слушая привычное уже бормотанье из вентиляции: что ж меня все чихвостят, как школьника? Экая досада. Вдосталь наслушавшись нравоучений от Домового, я отправился бессмысленно блуждать в досконально изученных мной спутанных лентах переулков и проспектов, теряясь в них подобно песчинке, увлекаемой течением полноводной реки. Куда и зачем течёт эта река я не знал. Не знал, где её устье, а где исток, не видел впереди вольготных морских просторов, хотя кое-какими сведеньями о Сотворенье владел: не зря мои братья кропотливо разбирали мир по винтикам, начиная от основополагающих столпов Божьих, вплоть до деталей, в которых прячется Дьявол. Увы, добытые ими знания не приносили мне покоя: ведь я-то понимал, не обманывая себя – моря – не для такого, как я, пресноводного обитателя – их солёные брызги легко съедят не приученную к ним кожу, запросто просочившись даже под плотно подогнанную чешую. И всё ж мне очень хотелось хоть краешком глаза, нет-нет, да взглянуть на подлинный океан.