Ответственность

      Десмонд нажал на кнопку телефона, которая отвечала за линию с секретаршей, и бросил:       — Хармон, кофе.       Двух слов достаточно, секунды утекающего времени и мыслительные мощности слишком дороги, чтобы тратить их на проговаривание лишних звуков. Нужно успеть просмотреть кипу новых разведданных как можно скорее и сложить в голове цельную картину происходящего в мире дурдома.       В кабинет зашла Мэгги Хармон и поставила ему на стол стаканчик чёрного кофе из автомата. Десмонд на неё даже не взглянул.       — Мистер Локхарт, это уже седьмой за день, — подала она голос и таки удостоилась строгого взгляда исподлобья.       — Я что, просил их сосчитать?       — Вам бы поберечься... сэр... — Под прицелом ледяных голубых глаз она быстро поняла свою ошибку и торопливо добавила: — Простите, ухожу.       — Не так быстро. — Десмонд глотнул обжигающий горечью кофе и глянул на наручные часы. — Кто-нибудь заносил тебе отчёты?       — Нет.       — Чем они там занимаются... — Он резко встал и в несколько быстрых шагов вышел из кабинета.       Десмонд поставил им наилегчайшую задачу — найти признаки глубинной связи Волт-Тек с правительством США и принести ему список их связных. Примитивная работа, которую он бы выполнил за день, а они копаются здесь уже неделю. В их годы Десмонд мог выудить нужные сведения прямиком из Пентагона. Вечно приходится работать с бездарями... Тут конец света на носу, а они просиживают штаны вместо нормальной работы.       Локхарт завернул за угол и окинул взглядом свой отдел. Семь человек, сидящих за столами в общем помещении, подняли на него глаза, и в зале установилась гробовая тишина.       — На моих часах шесть вечера, а на столе до сих пор ни одного отчёта. — Он оперся рукой о косяк. — Где результаты?       Из семи человек осмелился заговорить только один, и то не вполне уверенно:       — Волт-Тек — частная корпорация с хорошо защищёнными серверами, сэр... Мы не нашли никаких доказательств их прямого взаимодействия с правительством, кроме госзаказа на строительство убежищ.       — Плохо искали, — отрезал Десмонд. — Почему до сих пор не взломаны их сервера? У нас тут МИ-6 или грёбанный компьютерный клуб? Меня не колышит, насколько хорошо они защищены — мне нужны их данные и список контактных лиц к двадцатому числу. Это последний срок — запорете его, и со своим рабочим местом можете попрощаться. Ночуйте здесь, если нужно, нанимайте сторонних хакеров — делайте, что хотите, но достаньте мне из-под земли результат. Вперёд, за работу.       Сотрудники послушно опустили головы к столам, поочерёдно кидая на него мимолётные презрительные взгляды. Десмонд, привычно их проигнорировав, твёрдым шагом вернулся в кабинет. Как бы он сейчас их не прессовал, было совершенно очевидно, что кроме него на работе ночевать никто не собирается. Сегодня после восьми вечера он опять останется здесь один. Хармон приготовит ему последнюю порцию кофе и тихо уйдёт, все подчинённые по дороге домой будут кидать взгляды на горящий в его окнах свет и качать головой, мол, тиран-трудоголик не даёт спуску ни себе, ни людям. Но Десмонда не заботило, что о нём думают подчинённые, покуда его боялись и беспрекословно выполняли его приказы.       Шёл десятый час, когда он наконец закончил читать кипу разведданных. Всё по-прежнему — двадцать третьего октября упадут атомные бомбы. В документах и переписках сильных мира сего фигурирует одна и та же дата, но кому выпала честь нанести первый удар, непонятно. Нужно выяснить это как можно скорее. Десмонд ставил на Волт-Тек, но нужно было знать наверняка. Сегодня уже пятнадцатое. Если его олухи провозятся до двадцатого, времени останется в обрез, и он мало что сможет сделать с полученной информацией. Подключить бы свои связи, но их уже практически не осталось. Сегодня он разругался с ещё одним знакомым конгрессменом, который отказался сотрудничать несмотря на все уговоры и угрозы. Со всеми тварями, которые так или иначе замешаны в этой ядерной истории, у Десмонда был весьма короткий разговор, а конгрессмен, очевидно, был в ней замешан.       Локхарт напряг память. Какие ещё у него есть контакты? Кто из больших игроков ещё не желает ему смерти? Мозг отказывался работать, и кофе уже не спасал от чудовищной усталости, в ушах нарастал тихий писк. Десмонд слишком хорошо знал этот стоп-сигнал своего организма и прекрасно осознавал, что дальше он начнёт тратить время в холостую без ощутимого результата. Но факт того, что через неделю привычный мир исчезнет, если ничего не предпринять, бодрил похлеще кофе. Десмонд вспомнил про ещё одну значимую фигуру в Калифорнии. У них там ещё ранний вечер, звонить можно. У него и компромат нужный есть, с несколькими приватными переписками на руках можно хорошо поработать. Главное, чтобы хватило концентрации правильно провести переговоры, держать под контролем голос и мысли, грамотно применять манипуляции. Он достал из ящика стола огромную телефонную книгу и принялся искать нужное имя.              Десмонд сел в машину и хлопнул дверью, наэлектризованный до крайности. Он сделал всё правильно, но ничего не вышло. Над его шантажом просто посмеялись, мол, на фоне того, что грядёт, это мелочь. На угрозы испортить связи с товарищами по ядерному замыслу ответили, что после падения бомб каждый будет сам за себя, а стало быть связи уже не имеют значения. «Ничего уже не имеет значения, мистер Локхарт, — сказал ему напыщенный калифорнийский индюк. — Давно прошло то время, когда вы с вашей славной королевой могли на что-то повлиять. Вам разве не пора на покой? Просто расслабьтесь и наслаждайтесь шоу».       Щенок. То, что Десмонд служит в МИ-6, не значит, что он фанатично предан своей стране. Он игрок высшей лиги, и он находится в этой лиге намного дольше этого придурка. Чем Десмонд бы сейчас насладился, так это его собственноручным избиением.       «Шоу» — так молодые американцы сейчас называют конец света. Оно и неудивительно, они воспитаны затяжной десятилетней войной с Китаем, а Волт-Тек каждый день крутит им рекламные ролики, где на фоне падающих бомб люди с улыбками шагают к убежищу. Мир сошёл с ума, он просто жаждет уничтожить себя. Это замысел не десяти и не пятидесяти человек, это чертовски масштабная сеть игроков и их подчинённых, у каждого из которых свои личные мотивы и планы на будущее. Можно ли хоть как-то пошатнуть эту сеть? Десмонд не знал наверняка, но он не был бы собой, если бы не пытался. Здесь-то ему и пригождается кресло начальника отдела в МИ-6. Первые двадцать лет он работал там на репутацию, а теперь репутация лучшего агента внешней разведки работает на него. Сколько бы всякие идиоты ни шутили про бриташку на защите короны, эта самая корона доверяет ему настолько, что даже не проверяет, чем именно он занимается в своём кресле начальника. А Десмонду тем временем чертовски удобно вести из этого кресла большую игру и сбагривать на своих подчинённых некоторые мелкие задачи, суть которых им далеко не всегда ясна. Служить короне он тоже не забывает, разумеется. Нужно же что-то писать в отчётах.       Только вот писать скоро будет нечего, если срочно не придумать, как остановить лавину маразма, захлестнувшую всех его знакомых игроков. Никто, кроме него, не выступает против бомбардировки. А может маразм начинается у него? Может он чего-то не понимает? Или просто у него единственного взыграли остатки совести? Во всех трёх случаях игрок из него получается хреновый.       Десмонд сжал руль и затормозил на светофоре реще, чем стоило. Светофоры, знаки, правила... Люди шагают по переходу и не знают, что через неделю скорее всего умрут. В конце концов, почему он так хватается за этот мир? Уж точно не из любви к людям или жалости к ним. Нет, дело не в личном к ним отношении, а в привитом разведкой мировоззрении. С юности в их головы вбили одну простую мысль: человеческая жизнь — наивысшая ценность. Отнять чью-то жизнь можно только в том случае, если это спасёт гораздо больше жизней. Поэтому идея отнять жизнь у абсолютного большинства людей на Земле явно противоречила тем принципам, по которым все эти годы жил Десмонд. Это контринтуитивно, нелогично... Неправильно? У него против воли вырвался нервный смешок от этого наивного слова. Ну вот, у глупого организма опять сдают нервы, и он требует времязатратного обслуживания. В другой день Десмонд выпустил бы пар в своём небольшом домашнем спортзале, но сегодня на это просто нет сил. Хочется покоя, просто ничего не делать и ни о чем не думать хотя бы полчаса. Наконец-то родной дом виднеется на горизонте частного сектора.       Замок опять заедает и теребит расшатанные нервы. Давно надо заменить... Или уже не надо? Справившись, наконец, с ключами, Десмонд распахнул дверь в свой дом. Майлз, как обычно, выбежал навстречу, закинул лапы на плечи и лизнул щёку.       — Привет, старина, — едва слышно выдохнул Десмонд, ероша жестковатую шерсть на загривке. Чуткий пёс заметил, что хозяин не в духе, и обеспокоенно посмотрел ему в глаза.       — Не обращай внимания, просто дерьмовый день, — отмахнулся Десмонд. Майлз с пониманием убрал от него лапы и выжидающе уселся перед ним.       Десмонд захлопнул дверь, скинул туфли и по дороге на кухню снял пиджак. Пёс молча последовал за ним. Сил готовить что-либо из полуфабрикатов не было, даже нормально раздеться и залезть в душ не было сил. Десмонд бросил пиджак на спинку стула, насыпал Майлзу корма в миску и полез в мини-бар за виски. Пёс накинулся было на еду, но заметив, что хозяин после долгого дня не ест, а только пьёт едко пахнущую жидкость, оторвался от миски, вопросительно глядя на него.       — Ешь нормально, не нервируй меня ещё больше, — проворчал Десмонд. Майлз с понурым видом снова принялся за еду, но уже без прежнего аппетита.       Первый стакан не подействовал на взвинченные нервы от слова совсем. Десмонд налил второй и вместе с бутылкой ушёл в гостиную, по пути открыв дверь во внутренний двор, чтобы Майлз проветрился. Из гостиной открывался приятный вид на небоскрёбы Лондона. Небо темнело, а город светлел, один за другим зажигая свои огни. Десмонд устроился в кресле у окон в пол и вонзил усталый взгляд в панораму, игнорируя подступающую тошноту. Лучше не вспоминать, когда он в последний раз ел. Зачем вообще есть, когда через несколько дней миру придёт конец? Зачем он прожил свою жизнь, если так и не смог этого предотвратить? Всё свободное время посвятил работе, пробился в высшую лигу, менял баланс сил на мировой арене — а толку? Мир закончится двадцать третьего числа. Несколько богачей и политиков договорились, пожали друг другу руки, и он ничерта не может с этим поделать.       Десмонд сжал подлокотник в бессильной злобе. Теперь ему уже не казалась такой безумной идея нанять киллера и заказать ему всех, кто играет в этом ядерном фейерверке ключевую роль. Хотя киллер может облажаться, а вот он сам...       Тишину разрезал телефонный звонок, и Десмонд непроизвольно вздрогнул, вырванный из своих мыслей. Он дотянулся до трубки, что стояла на столе рядом, и поднёс её к уху.       — Да?       — Это случится, Локхарт. Нравится тебе это или нет, — раздался хорошо знакомый низкий голос со слегка роботизированным тембром. Только его сейчас не хватало для полного счастья. — Ты мечешь зёрна под колёса телеги, её это не остановит.       — Ты позвонил, чтобы меня поддержать, Фрэнки? — оскалился Десмонд, закинув ногу на ногу. — Очень мило с твоей стороны.       — Это твой последний шанс встать хоть на чью-то на сторону. — Ровный голос, как всегда, безэмоционален. — Ты нажил себе слишком много врагов, в одиночку тебе не выжить после падения бомб.       — Какой же ты заботливый. Как насчёт перестать тратить моё время и позаботиться о себе?       — О себе я уже позаботился. — Разумеется, какая забота может быть после пересадки своего мозга в робота. — И далеко не только я. Все обзавелись планами по выживанию и долголетию, все наши общие друзья готовы продолжать большую игру. Один ты остался, Локхарт, со своими бессмысленными попытками чему-либо помешать. Каков твой план на эту войну?       — Тот же вопрос я могу задать и тебе, — прищурился Десмонд. — Подготовился ко всему ещё полгода назад, законсервировал себя в банке и ждёшь конца света, как какой-то вечеринки. Пародируешь Хауса? Или ты просто встал на нужную сторону, раз так спокоен?       — Я, как и ты, нахожусь на своей собственной стороне. Разница лишь в том, что я не разругался со всеми в пух и прах.       Несмотря на лёгкое раздражение, разговор со старым знакомым успокаивал. Фрэнк никогда не создавал впечатление врага или соперника, и после всех напряжённых дебатов сегодняшнего дня знатно расслаблял нервы.       — Да, ты всегда кивал и поддакивал кому ни попадя, — хмыкнул Десмонд и ослабил галстук.       — Это не значит, что я не имел собственного мнения. Просто у меня хватало ума держать его при себе, в отличие от некоторых. — Едва заметный издевательский изгиб интонации. Засранец так тонко оцифровал свой голос, будто собирался штабелями очаровывать им женщин, как в былые времена. Десмонду этот голос тоже подогревал кровь, но уже по другой причине. Он раздражённо расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и процедил:       — Ну и каково это — быть соучастником самого масштабного геноцида в истории?       — Соучастником? Красная кнопка находится довольно далеко от меня, как и те, кто на неё нажмёт.       — С твоего молчаливого согласия США с Китаем запороли мирные переговоры. — Десмонд напряжённо подался вперёд. — Ты мог тогда вмешаться и всё наладить, но струсил. И с такого же молчаливого согласия они уничтожат друг друга сейчас — ведь у тебя есть рычаги, чтобы им помешать, но ты этого не сделаешь, потому что тебе важна благосклонность твоих друзей. Слыхал о таком принципе: человек ответственен за всё, чего не попытался предотвратить?       — А, этика... — В электронный тембр закралась такая знакомая усмешка. — Всегда нравился в тебе этот благородный идеализм.       — А меня всегда бесила твоя бесхребетность. — Десмонд откинулся на спинку кресла, запрокинул голову и прикрыл глаза. Злиться сил уже не было, поэтому он продолжил с усталым равнодушием: — Ещё с того дня, как ты проглотил маразматический наезд препода по истории, я понял, что ты терпила.       — И у меня единственного из группы была пятёрка по истории в дипломе. — В его голосе, кажется, тоже послышалось некоторое умиротворение от воспоминаний. — А тебя едва не отчислили из-за скандала с тем историком. И в этом разница наших с тобой подходов. Ты вечно со всем не согласен.       — Да, чёрт возьми, тогда я был не согласен с тем, что историю преподавал маразматик, и сейчас я не согласен с тем, что маразматики управляют миром и тянут свои ручонки к красным кнопкам. — Десмонд снял очки и с силой потёр переносицу. — Какой человек в здравом уме будет с этим согласен? Кроме тебя, конечно.       — Я не согласен с этим, я принимаю это как данность. Большая разница, — с расстановкой пояснил Фрэнк. Затем продолжил с нотками расслабленного философствования: — Мы с тобой джентльмены далеко не первой свежести, Локхарт, а ты до сих пор жаждешь справедливости, как мальчишка. Мир не изменишь, по крайней мере не в одиночку. А ты разругался со всеми, с кем только мог, лишь из одного глупого протеста против того, как устроен этот мир. Ты не можешь изменить его и ты не можешь изменить себя, чтобы принять его таким, какой он есть. Поэтому я и спросил о твоих планах на войну. Может, ты и сам уже догадался, что после падения бомб твоя жизнь станет ещё более невыносимой, с твоими-то моральными принципами.       — Да неужели... — Десмонд бросил очки на стол и взял стакан. — Может ты и решение подскажешь, умник?       За небольшой, строго выверенной паузой последовала тактичная фраза:       — Иногда смерть милосерднее жизни.       — Серьёзно? Да пошёл ты…       Десмонд влил в себя виски, чтобы заглушить вспыхнувшую с новой силой обжигающую ненависть ко всему вокруг. Фрэнк с едва слышимым сочувствием продолжил:       — Бывают моменты, когда человеку не хватает всего одного слова со стороны, чтобы подтвердить собственные мысли. Если ты намерен выжить, мои слова тебя не собьют. Если же нет…       — Просто заткнись.       Десмонд залпом опустошил стакан и прижал его ко лбу. Прохладное стекло не унимало пожар в его голове. Как бы ни хотелось это отрицать, чёртов робот всё же прав. Он подтвердил его мысли. Десмонд всегда плохо уживался с людьми в этом мире. А когда мир безвозвратно изменится... Он не хотел сейчас думать об этом. Умирать не хотелось, но и жить, воюя со всем миром, едва ли возможно.       — Я был рад служить с тобой, Десмонд, — вдруг раздалось в трубке с оттенком грусти. — Ты настоящий профессионал, но… Скажу честно, я опасаюсь того, кем ты можешь стать.       — И правильно делаешь, — мрачно ответил Десмонд с закрытыми глазами. — Ведь если я выживу, я приду по душу каждого, кто хоть как-то будет замешан в ядерной перестрелке. Будешь замешан ты — приду и за тобой.       — По твоим идеалистичным понятиям я уже в ней замешан, раз не пытаюсь препятствовать.       — Вот именно, — отчеканил Десмонд. На проводе повисла пауза.       — Хочешь меня убить? — уточнил Фрэнк.       — Сейчас нет. Но после конца света не уверен, что сдержусь.       — И ты счёл нужным предупредить меня заранее. Спасибо, всегда знал, что ты ко мне неравнодушен, — как ни в чем не бывало отозвался он с теплотой в голосе. — Я перееду в более защищённый бункер.       — Всегда пожалуйста, Фрэнки, — устало выдохнул Десмонд. — Это всё равно тебя не спасёт.       — Пока ты добрый, интересуюсь: что же тогда спасёт?       — Предотвращение ядерной войны. — Глупая фраза вырывается сама собой от переутомления. В конце концов, почему бы не попробовать? Десмонд ничего не теряет. Как бы паршиво ни было это признавать, Фрэнк обладает куда большим влиянием, чем он. — Сделай пару звонков, скажи нужные слова и живи в своей консервной банке долго и счастливо.       — Что, звонить прямо сейчас? Время позднее, приличным людям в такой час не звонят. — Обычно Фрэнк переводит всё в шутку, когда всерьёз чем-то озадачен. Хороший знак.       — Кто же, по-твоему, я, раз ты звонишь мне сейчас?       Голос в трубке зазвучал с крайне редкой для него откровенностью:       — Человек, который только что пришёл с работы. Который не спит допоздна, но при этом никем не занят, чтобы ответить на звонок. — Фрэнк вздохнул. Лёгких нет, а вздыхать умеет, просто виртуоз выражения чувств. — Человек, которого я уважаю достаточно, чтобы сказать правду. Бомбы упадут, Локхарт, неважно, как сильно мы будем этому противиться. Даже если я сделаю нужные звонки, и начнутся переговоры, даже если кто-то из зачинателей этой войны окажется мёртв — это ничего не остановит.       — А если они все будут мертвы? — в лоб спросил Десмонд. Установилась недолгая пауза, после которой из трубки мрачно донеслось:       — Тогда в мире начнётся кое-что похуже ядерной войны.       Что и требовалось доказать. Люди не смогут существовать без своих хозяев, начнётся хаос. Фрэнк ещё раз подтвердил его мысли. Каких только оправданий для ядерного холокоста Десмонд не слышал от других игроков — война, которая положит конец всем войнам, перезапуск истории человечества и дальнейший контроль его эволюции, решение проблемы нехватки ресурсов, просто зачистка Земли от разрушительной цивилизации, без которой было бы лучше. Правда же была до безобразия проста: человечество загнало себя в тупик, дало слишком много власти в руки слишком немногим людям. И сейчас всё зашло слишком далеко, чтобы можно было исправить хоть что-то мирным путём. Ряд роковых ошибок был сделан много лет назад, крах цивилизации уже произошёл, и никакие хлопоты её уже не спасут. Хлопотать надо было раньше, а сейчас ничего не остаётся, кроме как смириться и наблюдать. Лучше уж единоразовый удар боеголовками, чем медленное многолетнее разложение внутри каждой страны под влиянием дефицита ресурсов. Это милосерднее — прервать страдания. Человечество просто изжило себя, как вид, и поколение Десмонда будет тем, что оборвёт его агонию. Но остальные игроки… Нет, они делают это не из милосердия, они жаждут власти в постъядерном мире, хотят пережить всех своих соперников и править собственноручно созданным адом. Этого Десмонд не допустит. Ни один бункер не защитит этих тварей от его ненависти.       — Война так война, — тяжело выдохнул он.       — Прозвучало так, будто ты что-то решил.       — Пока нет. — Глупо было бы что-то решать в таком состоянии, с алкоголем в крови и выжженой дырой на месте прежних принципов. — Но если я решу жить, то приложу все силы к тому, чтобы кроме меня из старой гвардии никто больше не выжил.       — Не у тебя одного такой план.       — Знаю.       — И меня могут прикончить до того, как такое удовольствие выпадет тебе.       — Лучше бы так и было, — убитым голосом сказал Десмонд. — Я дам тебе время, чтобы сдохнуть не на моих глазах.       — И всё-таки ты не хочешь меня убивать. — Фрэнк звучал довольным. Локхарт сделал над собой усилие и выпустил через слова весь тот яд, что невыносимо отравлял нутро.       — Не важно, чего я хочу. Я не делаю исключений по блату. Мир взлетит на воздух и по твоей милости тоже, и ты имеешь с этого прямую выгоду. — Слова, призванные убедить не столько его, сколько себя. — Ты точно так же, как все эти упыри, обеспечил себе комфортабельное бессмертие с залогом на амбициозное будущее. Чем ты отличаешься от них, Фрэнки? Тем, что мы с тобой когда-то были напарниками? Слишком неубедительный аргумент. Нельзя просто взять, подорвать мир и думать, что тебе ничего за это не будет. Будет, Фрэнки, ещё как будет. Встретимся после конца света. Я загляну к тебе на чай, жди и отмаливай свои грёбанные грехи.       Десмонд бросил трубку и обессиленно откинулся в кресле, прикрыв глаза.       «Отмаливать грехи? Хочешь, чтобы я попал в рай, Локхарт?» — его голос в голове прозвучал так отчётливо, что Десмонд настороженно уставился в потолок. Давно такой фигни не было. В годы полевой службы, когда они днями напролёт бок о бок выполняли одну миссию, они иногда угадывали мысли друг друга или говорили одно и то же. Результат долгого и тесного взаимодействия в условиях постоянной опасности, когда от согласованной работы зависели их жизни. Почти двадцать лет прошло, а Фрэнк всё ещё без спроса лезет к нему в голову.       Нет, Десмонд не хотел, чтобы он попал в рай. Ведь иначе после смерти они не встретятся, и он так и не полюбуется на то, как этот вечно равнодушный засранец будет мучиться в аду. Может тогда у него на лице проступят хоть какие-то искренние эмоции.       Десмонд всё ещё не мог свыкнуться с мыслью, что у Фрэнка больше нет лица. Что ж, тем проще будет его грохнуть. Может, даже не придётся тратить патроны и можно будет просто выдернуть его из розетки. Да, сейчас даже думать об этом больно, однако если справедливости в мире не существует, и кучка маразматиков его всё же уничтожат, то Десмонд сам станет для них этой справедливостью. А справедливость должна быть слепа и беспрестрастна, ей не важно, кто с кем служил и у кого чей голос в голове. Придёт время, и Десмонд убьёт Фрэнка так же, как и остальных. Конечно, если решит пережить конец света.              Он выдал своему отделу несколько выходных, до двадцать третьего. Сказал, что цели изменились и есть возможность немного отдохнуть перед предстоящей работой. Они не поняли, что происходит, но самые умные из них начали догадываться — это было видно по глазам. И те, кто догадался, прощались с ним по-особенному, задерживая на его лице скорбный взгляд. Один из них даже осмелился пожать ему руку, но никто не сказал лишнего слова.       Когда все ушли, Десмонд направился в свой кабинет и обнаружил перед ним Хармон, которая с отсутствующим выражением лица стояла возле своего стола и перебирала пальцами вещи в своей маленькой полупустой сумочке. Он не стал это комментировать и шагнул было к двери своего кабинета, как услышал её тихий голос:       — Это скоро случится, да? Бомбы.       Десмонд обернулся. Она смотрела на него полными страха глазами, теребя в руках сумочку.       — Это секретная информация. — Десмонд устало оперся на дверную ручку. — Иди домой, Хармон. Проведи эти дни с близкими.       — У меня нет близких. Вы бы знали это, если бы прочитали моё личное дело. — Он не отвёл взгляд, просто промолчал, разглядывая её печальное лицо. — Хотя могли бы и догадаться по тому, что я каждый день прихожу сюда первой из отдела и ухожу последней, не считая вас. Столько лет преданной службы... — Она горько усмехнулась. — А вы даже её не заметили, не так ли?       — Ты служишь родине, а не мне, — без колебаний ответил Десмонд с бесстрастным выражением. Только сопливых мелодрам ему сейчас не хватало. Хармон вскинула на него протестующий взгляд.       — Кофе я тоже приносила родине? И подмешивала в него лекарство для сердца, чтобы родина дольше прожила? — Десмонд изменился в лице. Заметив это, Мэгги замолчала и уставилась в пол.       — А я всё думал, почему кофе такой дерьмовый... Всё грешил на автомат, — вкрадчиво протянул Десмонд, прищурившись. Хармон упорно смотрела в пол, но не тушевалась, держала привычную гордую осанку. — Так чего ты от меня хочешь? Чтобы я сказал спасибо? — Десмонд уже забыл, когда в последний раз говорил это слово, и не собирался произносить его сейчас. — Я тридцать лет упахиваюсь на этой работе, не жалея сил и здоровья, трачу на неё в три раза больше времени, чем положено, и никто ни разу не сказал мне за это спасибо. Я могу сколько угодно вкладываться в это дело и тратить себя, ты можешь сколько угодно меня спасать и подлечивать, но итог у всего этого предприятия один, и он случится через несколько дней. Мы все проиграли. Я не смогу ничего предотвратить. Всё, что мы делали, было бессмысленно. Просто иди домой, Хармон, — удручённо выдохнул он. Мэгги, сжав сумку до побелевших костяшек, медленно направилась к двери, но Десмонд вдруг добавил: — Если, конечно, ты рассчитывала именно на словесную благодарность.       Она обернулась с робкой надеждой на лице и вопросительно приподняла брови. Такое выражение он видел много раз и уже безошибочно определял, что оно означает. Время сегодня было, силы тоже, и поэтому Десмонд продолжил более расслабленно:       — Если же ты задержалась сейчас по другой причине, то тебе повезло. Свободные полчаса у меня найдутся… впервые за чёрт знает сколько времени.       — Полчаса? — На её лице отразилось разочарование и горечь. Она неспешно подошла ближе, глядя ему в глаза. — Столько, значит, я заслужила?       — Речь не о заслугах, Хармон, — сказал он уже тише, покуда расстояние между ними сократилось. — Это всё, что я могу тебе дать. Здесь и сейчас. Без обязательств.       На самом деле свободного времени у него было куда больше, но, как он и сказал, это всё, что он готов был на неё потратить. Она это уловила, как он и хотел. Десмонд любил честность, она всё упрощала, экономила огромное количество времени и не внушала напрасных надежд. За эту же честность его все ненавидели, особенно женщины. Однако на лице напротив ненависти пока не появлялось.       — Я вас поняла.       Мэгги, опустив взгляд от его лица чуть ниже, медленно протянула руку и поправила его слегка покосившийся галстук. Теперь в её глазах отразился его привычно идеальный портрет: костюм с иголочки, всегда ровные усы и уложенные назад волосы, усталые, но волевые голубые глаза и синеватые тени под ними, которые так удачно скрывают очки.       — Уверена, вы найдёте более достойное применение этим тридцати минутам. — Она сделала шаг назад. — Прощайте, мистер Локхарт.       На его лице мелькнуло секундное удивление, но быстро сменилось привычным хладнокровием.       — Прощай, Хармон.       Он проводил её взглядом до двери. Гордая женщина с чувством собственного достоинства — он таких уважал, не просто так ведь взял её на должность секретарши. Надеялся, что она не станет липнуть к нему, как все предыдущие, и она оправдала его надежды. Что ж, она права — лишние полчаса действительно не валяются на дороге. В этом кабинете его ждали дела гораздо важнее утех с секретаршей. Десмонд устроился за своим столом, достал телефонную книгу и принялся искать имя одного знакомого учёного.              — Тогда повреждается так называемый ген старения, и оно значительно замедляется. Регенерация же при этом достигает просто фантастических показателей, — с энтузиазмом вещал Майкл, давний знакомый из засекреченного отдела экспериментальной биологии. За чашкой чая у себя дома он подробно рассказал, как большие дозы радиации в нужной пропорции с ВРЭ могут сделать человека едва ли не бессмертным и при этом устойчивым ко многим болезням, в том числе и к лучевой. Десмонд давно был в курсе, на что учёные в том отделе тратят государственные деньги. С помощью обширного инструментария из людей делали самых разных монстров и проверяли их выживаемость. Одними из самых живучих тварей оказались гули, как их тут ласково называют. Тупое название, но судя по описанию Майка, выглядят они и правда как живые мертвецы. Десмонда уже не особо заботила внешняя привлекательность, годы и без того начинают брать своё. Альтернатива — выгрузить свой мозг в банку, заморозиться в криокапсуле или просто переждать особо опасный период в бункере. Но в этих случаях у него будет куда меньше возможностей порешить своих недругов. Если он хочет устроить полноценную затяжную охоту на более чем пятьдесят человек в постъядерном мире, ему нужно стать настоящей бессмертной машиной для убийств. И гулификация для этого отлично подходит.       — Слушай, я пришёл к тебе не просто на чай. — Десмонд решил перейти непосредственно к делу.       — Разумеется. Не припомню за тобой привычку ходить по гостям, — спокойно ответил Майк, но заметно посерьезнел. — Задавай свои вопросы, мне от государства скрывать нечего.       — Я не по службе. Как записаться к вам в качестве подопытного?       У Майкла открылся рот, и он даже не попытался его прикрыть. Через несколько секунд он всё же нашёл в себе силы проговорить:       — Это что, изощрённый способ от кого-то избавиться?..       — Ага. От себя.       — Ты... От себя?.. — Майкл окончательно растерялся и несколько секунд не мог сказать ничего внятного. — Н-но... Зачем?       — Можешь считать меня сумасшедшим, но мне срочно и в ближайшие сроки нужна ваша гулификация. Сможешь устроить?       Майк какое-то время молча смотрел ему в глаза. Затем серьёзно сказал:       — Ты не выглядишь сумасшедшим.       — Верно, поэтому спрошу о рисках. Каков шанс успешного превращения в упыря?       — Где-то процентов шестьдесят, но ты ведь это не... — Уловив в глазах напротив непоколебимую решимость, Майк помотал головой. — Нет, беру слова назад, ты определённо сумасшедший.       Шестьдесят на сорок — это почти равные шансы. Идеально. Десмонду не нужно решать, жить или умереть, если за него всё решит случай. Сорок процентов того, что ему повезёт, и он не увидит уничтоженного атомным огнём мира — это довольно много. Глубоко внутри он страшно надеялся на эти сорок процентов. Остальной же частью разума он жаждал выжить несмотря ни на что и прихлопнуть зарвавшихся властолюбивых мразей, как тараканов, одного за другим, собственными руками.       Поэтому, с таким-то напором, Десмонду не составило труда убедить Майка сотрудничать. Он даже не взял денег — заподозрил, что Локхарт всё же на каком-то безумном задании, и решил лишний раз себя не подставлять. Десмонд помалкивал. У него бывали задания и побезумнее, он хорошо знал, на какие проверки порой способно его правительство, и в каком направлении думает сейчас Майк. Десмонду это направление было весьма выгодно. Главное, чтобы он довёл дело до конца, как надо, и не испугался превратить его в гуля.              Всё было готово. Послезавтра Десмонд возьмёт на работе вертолёт и по заранее полученному разрешению пересечёт границу США. Приземлится в Аппалачи, в глуши, и там переждёт ядерную войну. Близко к большим городам находиться опасно, а вот до гор дойдет разве что небольшое землетрясение и радиация, которая ему уже будет не страшна. Топлива в вертолёте должно хватить, чтобы добраться из Аппалачи до его первой цели, когда всё уляжется. Нужно будет взять несколько запасных канистр. Родину придётся бросить на произвол судьбы, ведь после падения бомб Десмонд вряд ли добрался бы до Америки, а он не хотел заставлять своих врагов долго ждать.       Но о чём бы Десмонд ни думал, его мысли раз за разом возвращались к Майлзу. Он отвёз его в собачий отель, где всегда его оставлял на время своих командировок. После того, как Десмонда сделают бессмертным упырём, он заберёт его, и они вместе полетят в Америку. Но переживёт ли Майлз облучение — вопрос открытый. Майкл говорил, что собаки довольно стойко переносят радиацию, но мутируют. На вопрос, есть ли в их отделе какое-нибудь сильное средство против радиации, ответил, что для собак они такого не делают. С Майлза тоже начнёт слезать кожа? Что, если он не выдержит? А если выдержит, будет ли он так же любить изменившегося Десмонда? Десмонда, который подвергнет его таким испытаниям, всю оставшуюся жизнь будет таскать его из штата в штат и кричать ему «фас» на своих врагов. Простит ли его за это миролюбивый добрый Майлз? Больше всего Десмонд боялся однажды прочитать в его карих глазах: «Что я здесь делаю, старина? Почему ты просто не усыпил меня? Тащить меня за собой в этот ад — разве так поступают друзья?». Разумеется, Майлз вряд ли сможет об этом даже подумать, но он будет страдать, и страдать он будет по вине Десмонда. Локхарт сжал зубы и в очередной раз понадеялся на те сорок процентов неудачи. В таком случае смерть Майлза будет быстрой и безболезненной, как и для всех, кто будет находиться в центре Лондона. Бомба упадёт прямо туда.       — Этот штамм ВРЭ укрепит твой организм и нейтрализует пагубное воздействие радиации на волосы и зубы, так что свои усы ты, скорее всего, сохранишь. Если выживешь, конечно… — Слова долетали до Десмонда сквозь туман беспокойных мыслей и стук собственного сердца в ушах. Он сидел в медкабинете и выслушивал последний инструктаж от Майка. — Также штамм отсрочит разложение кожных покровов, поэтому первые недели две ты ещё будешь выглядеть, как человек. Глаза, правда, реагируют сразу, возможно незначительное ухудшение зрения.       — Я надеялся, что чудо-вирус поправит мне зрение, а не ухудшит. — Колкость вырывалась на автомате, отработанная десятилетиями защитная реакция. — Как ты себе представляешь мутанта в очках?       — Отлично представляю, тебе пойдёт, — почти так же машинально отреагировал Майкл с ужасно серьёзным лицом. Тоже волнуется, и правильно делает. Он всё ещё думает, что это правительственное задание, и за смерть лучшего разведчика королевства на этом задании его ждёт что-то страшное. Десмонд впарил ему какую-то чушь про то, что разведка решила сделать из него суперсолдата с помощью мутаций, и Майк сразу же согласился на процедуру, деликатно игнорируя факт, что обозначенному суперсолдату пошёл шестой десяток. Учёный был достаточно умён, чтобы держать своё мнение при себе и не спорить с государством, которое его кормит. Теперь, с нужной легендой в голове, он точно сделает всё правильно и приложит все силы, чтобы дело выгорело.       — Когда начнутся преобразования, рекомендую тебе наблюдаться у нас, — сказал Майк. — Мы здесь делаем всё для облегчения жизни испытуемых.       — Посмотрим. Не люблю ходить по врачам.       — Ты видел, что с тобой будет. — Да, Десмонд видел. Сам напросился посмотреть на других испытуемых. Их безносые облезлые лица до сих пор стояли перед глазами. — Если думаешь, что справишься с этим сам, подумай ещё раз.       Он должен будет справиться сам, другого варианта нет. К моменту, когда с него начнёт слезать кожа, этого отдела, скорее всего, уже не будет существовать. Поэтому Десмонд как можно более равнодушно ответил:       — Я левой рукой вытаскивал себе пулю из правого плеча в полевых условиях. Так что да, я думаю, что справлюсь.       Майкл кинул изумлённый взгляд на него, затем на его плечо и решил промолчать. Разумеется, пулевое ранение не шло ни в какое сравнение с предстоящими метаморфозами, но Десмонду ничего не оставалось, кроме как храбриться и держать привычную осанку уверенного в себе бессердечного мерзавца. Хрен кто увидит проявление слабости или страха на его лице, даже когда с этого лица начнёт слезать кожа.              

***

             Треск пулемётной очереди отдавался эхом в пустом коридоре. В спине мешались три свежих пули, когда Десмонд прислонился ей к укрытию за углом. Передёрнув затвор винтовки, он принялся выжидать, когда непрерывная очередь перестанет крошить угол коридора.       Подземная бетонная кишка, напичканная турелями и ловушками, подходила к концу, как и его охота, затянувшаяся на два с лишним века. Впереди его последняя цель. Её он специально оставлял напоследок, все эти годы не выпуская из головы ни на день. Сегодня всё закончится.       Десмонд дождался, пока очередь стихнет, выглянул из-за угла и одним выстрелом вывел турель из строя. Последняя. Нехилую полосу препятствий заготовил здесь его бывший напарник, будто даже всерьёз пытался этим защититься. Но не от Десмонда, разумеется. Хотел бы защититься от Десмонда, постарался бы лучше.       Впереди дверь его бункера. Рядом с косяком электронный кодовый замок. Такие считались самыми надёжными до войны, но Локхарт взламывал их десятками. Для этого вовсе не нужно знать правильный код. Нужная комбинация цифр для замка определённой фирмы — и он сбрасывается до заводских настроек. Все возможные комбинации были вызубрены двести лет назад и лежали в голове вместе с огромным количеством паролей и кодов доступа, которые позволяли Десмонду проходить буквально куда угодно. Замок издал короткий писк. Теперь код, который его открывает — шесть нолей.       Загорелась зелёная лампочка, Десмонд взялся за ручку и широко распахнул дверь. Взгляду предстала просторная, уютно обставленная комната, сияющая довоенной чистотой. Стол с терминалом, большой книжный шкаф во всю стену, несколько серверных шкафов в потолок, дверь в другую комнату. Стоявший по центру робомозг не спешил поворачиваться к гостю передом, сцепив свои трёхпалые манипуляторы за спиной. Пафосный засранец, как же он любил встречать Десмонда в такой позе последние годы до войны, когда стал большой и важной шишкой, но ещё не переехал в эту консервную банку. Как будто они виделись буквально вчера, а не в прошлой жизни.       — Я ведь дал тебе время, чтобы сдохнуть самостоятельно, Фрэнки. — Десмонд закинул дуло своей снайперки на плечо. — Охренительно простая задача, но тебе не хватило двух сотен лет, чтобы с ней справиться.       — Локхарт... — довольным тоном протянул Фрэнк и неспешно повернулся к нему на своих гусеницах. — А ты хорошо сохранился.       Десмонд взглянул на мозг под стеклом и попытался вспомнить лицо, которое когда-то его прикрывало. Выходило плохо, поэтому он язвительно усмехнулся:       — Не могу сказать того же о тебе.       — Ты прав, мой мозг весь в морщинах и складках. Не в пример твоему, — легко парировал Фрэнк. Десмонд оскалился и хотел было предложить вскрыть его череп и проверить лично, если робот посмеет, но тот его опередил куда более неожиданным предложением: — Проходи, раз пришёл, будь как дома. Могу заварить тебе байховый чай с мятой, специально припас его до войны к твоему приходу.       Десмонд на секунду замер. Байховый с мятой — его любимый чай. Был, в те времена, когда в этом мире ещё можно было хоть где-то найти чай. Робомозг беззаботно проехался в угол с раковиной, набрал в чайник воды и поставил его кипятиться. Затем открыл старый буфет, в который, очевидно, много лет никто не заглядывал, вытащил оттуда пыльную коробку чайных пакетиков и единственную чашку на блюдце. Заботливо вымыл посуду от многолетней пыли своими шестью железными пальцами, выудил из коробки пакетик, бросил его в чашку. До войны пакетики считались дилетантством, но сейчас Десмонд не сказал ни слова в адрес такой редкой драгоценности.       — Ты пока присаживайся, в ногах правды нет, — сказал между делом Фрэнк.       Десмонд плавно приблизился к столу с единственным стулом, осторожно опустился на него и поставил винтовку рядом с собой, в любую секунду ожидая подвоха. Но Фрэнк лишь спокойно поинтересовался:       — Сильно тебя там изрешетило? У тебя несколько дырок в спине.       — Неужели, а я не заметил, — напряжённо съязвил Десмонд, не спуская глаз с робота. — Думал, у тебя там прогулочная аллея. С гирляндами из гранат.       — Я старался, — с гордостью ответил Фрэнк и подъехал к столу напротив гостя.       — Плохо старался, раз я ещё жив.       — А кто сказал, что цель прогулочной аллеи — тебя убить? Надеюсь, ты насладился лёгким фитнесом, для твоих старых костей это полезно.       — Не многовато ли заботы о твоём будущем убийце? — прищурился Десмонд.       — Будущее ещё не наступило, а в настоящем ты мой гость. Первый за всё это время. — В голосе не слышалось ни намёка на беспокойство, лишь вежливое радушие.       Чайник вскипел, и Фрэнк наполнил чашку кипятком, который тут же окрасился коричневыми завихрениями. Он аккуратно взял блюдце с чашкой, подъехал к столу и поставил его перед Десмондом.       — Чудный, должно быть, аромат. — Фрэнк остановился за столом напротив него и спохватился: — Ах да, у тебя нет носа. Зато есть рот, чтобы почувствовать вкус.       Десмонд всё ещё отдалённо чувствовал запахи, и то, что он почувствовал сейчас, ударило в голову страшной ностальгией вперемешку с ароматом мяты. Он взял пакетик за ниточку и давно забытым движением поболтал его в чашке, наблюдая, как райский напиток становится темнее.       — Иногда я завидую тебе, Локхарт, — задумчиво проговорил Фрэнк. — Ходить на своих ногах, чувствовать мир своими нервными окончаниями, иметь эндокринную систему и ощущать эмоции... Скажи мне, каково это — спустя двести лет наконец достичь своей цели, завершить большую игру? Каков триумф на вкус?       — Честно? Без понятия. — Десмонд отклонился на спинку стула, снова ощутив в спине все пули, и небрежно зачесал назад упавшие на лоб пряди. — Я нихрена не чувствую.       — Типичная картина завершения мести.       — Это была не месть, это было моё грёбанное предназначение — покарать тех ублюдков, которые взорвали мир, и избавить его от их гнилого влияния. — Прозвучало слишком пафосно. С другой стороны, «месть» звучит слишком пошло. За все эти годы Десмонд так и не нашёл адекватных слов для обозначения того, чем он занимается. Они ему были не нужны, это лишь ненужные ярлыки, отвлекающие от сути. — Я делал это не для того, чтобы что-то почувствовать. Для меня это слишком примитивный тип мотивации.       — Стало быть, ты не разочарован?       Десмонд хрипло рассмеялся.       — Во всём, в чём можно было разочароваться, я разочаровался хрен знает когда. Я пришёл сюда, чтобы грохнуть тебя и наконец покончить со всем этим.       — Что, даже чаю не выпьешь? — легко спросил Фрэнк. — Или ты куда-то торопишься?       Десмонд покосился на чашку. Хитрый засранец вполне мог насыпать яд в пакетик ещё до войны. Но Локхарт тоже времени не терял и за эти столетия выработал иммунитет ко всем ядам, которые только смог достать. Слишком хорошо он знал Фрэнка и слишком загодя начал готовиться к этой встрече. Вероятность того, что в чае яд, к которому у него нет иммунитета, практически нулевая. Жаль, у его дорогого сослуживца нет лица, он бы с удовольствием посмотрел на него, когда его гнусный план провалится.       Десмонд взял чашку и сделал глоток. Давно забытый вкус защекотал нервы и с головой окунул его в омут воспоминаний. Перед глазами вместо банки с мозгом отчётливо и во всех деталях всплыло лицо Фрэнка, на секунду боковое зрение уловило обстановку его старой квартиры и собственные гладкие руки, не обезображенные разложением. Вдоль позвоночника прокатилась волна мурашек — там, где ещё была кожа.       — Что чувствуешь? — жадно спросил Фрэнк.       Десмонд давно столько всего не чувствовал. Настолько давно, что забыл все слова для таких чувств. Но чего он сейчас точно не чувствовал, так это каких-то чужеродных привкусов или хотя бы намёка на начало действия яда. Наоборот, внутри будто развязался очень тугой и древний узел, который всё это время мозолил ему нутро. Впервые за очень долгие годы ему не хотелось язвить в ответ на каждую фразу, прямо как... До войны? Да, он не был такой сволочью до войны.       — Чувствую себя человеком, — наконец ответил Десмонд.       — Славно, что хоть кто-то из нас ещё может им быть, — донеслось от Фрэнка с облегчением. Локхарт прищурился.       — Думаешь, я не понимаю, что ты пытаешься сейчас сделать? Надеешься, что я размякну и не стану тебя убивать, не так ли?       Какая бы благодать сейчас не разливалась внутри, нельзя забывать, что Фрэнк первоклассный манипулятор. Всегда им был. Этот чай и вся эта трогательная картина с единственной кружкой и стулом — не забота о старом друге, а элементарная стратегия выживания. Яд в таком случае был бы и то эффективнее, ведь сентиментальным жеванием соплей Десмонда теперь точно не проймёшь.       — Каждое живое существо стремится выжить, — спокойно сказал Фрэнк. — Лично я не цепляюсь за жизнь, я прожил уже достаточно, но прежде чем умереть, я хотел бы знать причину своей смерти. Дело всё ещё в твоих высокоморальных принципах или ты просто хочешь закрыть гештальт?       — Да, убийства врагов — очень терапевтическая хрень, но я здесь не за этим. Мы все ответственны за то, что случилось, Фрэнки. И никакой высокой морали тут нет. — Десмонд подался вперёд и облокотился на стол, неотрывно глядя ему в глаз-камеру. — Мы знали, каковы ставки в большой игре, но всё равно в неё вступили. И ответственность за то, к чему привела эта игра, лежит на каждом, кто в ней участвовал. Каждый внёс свой вклад, хотел он того или нет.       — Даже ты? Или ты у нас непогрешимый рыцарь возмездия и справедливости? — Опять этот издевательский излом интонации.       — Ты видишь на мне грёбанные доспехи или коня под задницей? — Жёсткий узел внутри снова начал затягиваться. — Я сказал «каждый», и это, не поверишь, буквально означает «каждый».       Фрэнк лишь озадаченно хмыкнул в ответ. Повисла тяжёлая пауза. Десмонд глотнул чая, в надежде снова вернуть свою человечность, но во второй раз это не сработало. Лишь потрясающий вкус снова взбудоражил нервы.       — Что ты будешь делать, когда меня прикончишь? — внезапно спросил Фрэнк. Желчь внутри на автомате трансформировалась в слова:       — Поблагодарю Господа и спою ему осанну.       — А потом? — невозмутимо продолжил он. — Двести лет смыслом твоей жизни была охота на оставшихся игроков, и вот они закончились. Что дальше?       — Тебе-то что? Скоро ты закончишься тоже.       — Хочу узнать, подождать ли тебя у ворот ада.       Десмонд замолчал. Единственная искренняя фраза за весь разговор, фраза, которая стоила всех потраченных впустую слов. От неё веяло чем-то настоящим, как от тех времён, когда они плечом к плечу проходили через ад на Земле, безусловно друг другу доверяли и ещё не были озабочены тем, как бы оставить друг друга в дураках. Наконец-то за всем этим напускным равнодушием и холодными остротами проявилось истинное отношение Фрэнка. И он по-прежнему хотел шагнуть в самое пекло вместе со старым напарником. Десмонда такой расклад устраивал.       — Подожди, — кивнул он. — Я здесь не задержусь.       Что ему остаётся делать в этом разрушенном мире? Это давно уже не его мир, он оставался здесь, только чтобы исполнить свой долг. Что теперь, осесть где-нибудь и просидеть в кресле-качалке остаток дней? Смешно. За свою жизнь Десмонд ни разу не останавливался надолго, он — акула, для которой остановка равносильна смерти. Впрячься в одну из этих войнушек, которые то и дело происходят между имбецилами на пустошах? Ещё смешнее. Эти тупые мясорубки его не касаются, он никогда не опускался до их уровня. После двухсот лет странствий по всей Англии и Америке его уже ничем было не заинтересовать и не удивить, ничем не задержать в этой жизни.       В конце концов он сам и был своей последней целью. Как он и сказал, он тоже внёс свой вклад. Он упустил тот момент, когда ещё можно было на что-то повлиять и предотвратить ядерную войну. Смотрел не туда, был занят не тем и прохлопал единственную проблему, которая по-настоящему стоила его внимания. Опомнился лишь годы спустя, буквально за месяц до пуска боеголовок, когда было уже слишком поздно. Он не смог этому помешать, а значит стал соучастником, одним из тех, кого он методично убивал все двести лет. Последняя пуля, которую он выпустит в своей жизни, устранит его последнюю цель.       — Но сначала я допью чай, — добавил Десмонд и глотнул напиток богов. Им с Фрэнком некуда торопиться. Есть время для чая и есть время для смерти. Время чаепития пока ещё не вышло.