Капкан

— Тебе наплевать? В едва подёрнутых лиловой дымкой глазах Ханаби изумление быстро сменяется разочарованием. Досадным осознанием, что... сестра оказалась даже слабее, чем её считали? Позорно сдалась? Что именно ей не нравится? — Тебя не волнует итог нашего поединка? Не волнует то, что это значит для отца? Ты проиграла, а тебе просто наплевать? Хината отводит взгляд, упираясь им в собственные сжатые кулаки, безвольно лежащие на коленях. Чувствует себя намертво прикованной к лавочке у стены, не способной встать и сбежать подальше от немого осуждения младшей, которая продолжает стоять над ней коршуном. Какого ответа она ждёт? Ханаби только что победила старшую сестру в поединке, и это видели все, чей голос имел значение: отец и старейшины клана. Хината впервые услышала, как они заговорили, что клану Хьюга нужна другая наследница. Более сильная и волевая. Способная и храбрая. Уверенная и твёрдая. В общем, не размазня. Безукоризненная культура поведения не позволяла Хиаши выразиться подобным образом о своей дочери, члене основной ветви. Но Хинате было очевидно, что именно это он всегда и подразумевал. Когда критиковал её за ошибки на тренировках, когда давал наказ горничным оставить её без ужина за очередной провал, когда неодобрительно качал головой, глядя на её без толку сбитые в кровь кулаки и новые синяки, не принёсшие пользы. Отец презирал слабость, но так учили всех шиноби, и уж тем более шиноби из клана Хьюга. Так что проблема не в нём, а в ней, думает Хината. Она догадывалась, что этот поединок станет последним шансом доказать Хиаши своё право на лидерство. Оставался вопрос, по-настоящему или формально. Возможно, всё было решено заранее, просто смену наследницы требовалось закрепить официально перед старейшинами. Возможно, Хиаши где-то в глубине души ещё верил, что Хината не дрогнет и выдаст что-то неожиданное. Или ей хотелось верить, что он так думал. Ответ был уже неважен. Изменить ничего нельзя: не зря говорят, что после драки кулаками не машут. Так чего хочет от неё Ханаби? Хината может злиться, возражать, плакать, но это не изменит исход поединка и решения старейшин. Так есть ли смысл? Совершенно неважно, наплевать ей или нет. Обстоятельства останутся прежними. Она почему-то понимает это, а вот Ханаби — нет. Ханаби упрямо хочет от неё чего-то, что Хината не может ей дать. Спустя время, повзрослев, Хината сообразит, что они обе не виноваты. Они просто очень разные: по-разному мыслят и поступают. У них даже внешность разная, не говоря уже про характер и темперамент. Но люди не обязаны быть похожими, даже если они приходятся друг другу сёстрами. Более того, отличия вовсе не мешают любить, дорожить. Это осознание, такое простое и целительное, многое облегчает и делает понятным. Но оно будет позже. В тот день Ханаби уходит, не дождавшись ответа. Трещина между ними разрастается шире, и кажется, что конца и края ей нет.

***

— Тебе наплевать. Хиаши не спрашивает, он утверждает — этим отец всегда отличался от многих. Его слово непререкаемо так же, как незыблем авторитет. Детей в клане Хьюга всегда учат беспрекословно слушаться старших. Особенно если речь идёт от твоём отце и главе клана. Поэтому возражать ему даже в мелочах до невозможности трудно. Однако сейчас Хината чувствует, что право возразить у неё есть. То самое право, которое не всегда прописано в законах, но значимость которого нельзя отрицать — моральное. Чего она не чувствует, так это смысла. Отец уже давно всё для себя решил. Он говорит это не для того, чтобы услышать протесты. — Тебе наплевать на то, что ты шиноби; на то, что ты Хьюга. Ты больше не наследница клана, но напомню: ты всё ещё шиноби и всё ещё Хьюга. У тебя по-прежнему есть обязанности, но тебе наплевать. Ты даже не стараешься. Хината представляет, как отреагировал бы на её месте любой другой ребёнок. Нормальный ребёнок. Кто-то, услышав обидные слова, пустился бы в слёзы. Кто-то начал бы горячо спорить и доказывать обратное, оскорблённый таким заявлением. Хината прекрасно видела, как вели себя другие дети — хотя бы в академии ниндзя. Они были способны отстаивать себя, даже если их ругали за дело. Даже если учитель некстати оказывался рядом и замечал, как кто-то стащил чужой бенто во время обеда или запустил кунай в классную доску. Даже в таких случаях некоторые её одноклассники иногда оправдывались до последнего, а то и возмущались, получая выговор за поведение. Что уж говорить о том, если обвинения оказывались незаслуженными? О, тогда могла разразиться настоящая буря. Хината не чувствует справедливости в словах отца. Не чувствует, что заслуживает их. Шиноби из неё, наверное, и правда никудышный. И на фоне других Хьюга, таких способных, как её сестра и кузен, она сильно проигрывает. Она мягкотелая, неуверенная и робкая. Но она старается быть послушной и делать то, что ей предписано. Старается терпеть боль, когда больно, старается выучить техники, дающиеся с трудом. Старается хорошо учиться в академии, и пусть она не в списке лучших, но и отстающей её назвать никак нельзя. Сенсей Ирука всегда хвалит её за выполненные домашние задания, а когда во время занятий что-то не получается — может похвалить именно за старание. «В этот раз могло быть и лучше. Ты недостаточно сконцентрировалась. (Ты плохо прицелилась. Ты не применила силу в нужный момент). Но я вижу, что ты стараешься. Это главное. Продолжай в том же духе, и всё обязательно получится». В такие моменты указание на ошибки Хинату не расстраивало, а, напротив, мотивировало. Она даже начинала верить, что когда-нибудь из неё выйдет что-то достойное. Так или иначе, ей не наплевать. Это неправда. Увы, для Хиаши всё это пустые аргументы. Хината хорошо усвоила отцовскую логику. Старания должны приносить результат. «Тебе не три года, чтобы я хвалил тебя за то, что ты постаралась. Взрослей, Хината». Взросление даётся тяжело. Теперь её старания не признаются вовсе. Хината знает, что возражения бессмысленны. Отец скажет: докажи делом, а не словом. Так что ей лучше молча выслушать его с покорно опущенной головой и отправиться на тренировку. Какая досада — даже заплакать нельзя, ведь слёзы символ слабости, а слабость в клане Хьюга глубоко презираема. Обычно отец строг и холоден, но в этот раз в его словах будто сквозит раздражение. Он выглядит эмоциональнее обычного, и для Хинаты история повторяется. Он, так же, как и Ханаби, словно выжидает от неё чего-то. Настойчиво, пронзая колющим, как остриё куная, взглядом. Режет её на куски не хуже наточенного края сюрикена, чьё действие Хината никогда бы не хотела испытать на себе. Хиаши мог ничего и не говорить — его молчание громче крика. Хината под тяжёлым отцовским взором готова сжаться до состояния молекулы, и ей с трудом удаётся сохранить осанку, не обхватить себя за плечи и не отступить в тёмный угол. Но, как и в случае с сестрой, она не способна дать то, что от неё ждут. Чем бы это ни было. Неспособность только убеждает её в собственной ненормальности. Она не похожа на других, обычных детей, которые в ответ спорят и плачут. Но быть, как они, быть нормальным ребёнком, у неё не выходит. Это либо бессмысленно, либо ещё больше разозлит Хиаши. Какой бы ответ ни дала Хината, он не будет правильным. Поэтому она выбирает не отвечать вовсе. Для отца тот разговор, больше похожий на монолог, становится последней каплей. Вскоре он ясно даёт понять, что больше не несёт ответственности ни за подготовку Хинаты, ни за её жизнь. «Став генином, она будет постоянно сталкиваться с опасностью гибели. Делай как посчитаешь нужным. Мы не считаем её полезной для клана. Она провалилась как шиноби, не способная даже сравниться с сестрой, которая на пять лет младше». Он не говорит эти слова ей в лицо, но менее больно от этого не становится. Все горькие чувства, закипающие в душе Хинаты, перерастают в пугающее равнодушие. У неё даже не текут слёзы. Грусть и обида пожирают сами себя, оставляя лишь пустоту. Выходящая из дома Куренай — теперь для неё она сенсей Куренай — ошарашенно смотрит на уныло прислонившуюся к стене Хинату. Понимает, что та всё слышала. Хината мысленно молится, чтобы женщина не начала её утешать и жалеть. Только не это. Она не смогла доказать Хиаши, что ей не наплевать. Значит теперь ему будет наплевать на неё. Всё ведь честно? Изменить ничего нельзя. Потому и слёзы бессмысленны. Утешения — тоже. Лучшее, что она может сделать, — отправиться со своей новой командой на тренировку. Занять мышцы, чтобы освободить голову. — На какой полигон мы пойдём, сенсей Куренай? — спокойно спрашивает Хината, на корню пресекая все возможные попытки обсудить сказанное Хиаши. Будто ничего и не случилось. Всё по-прежнему. Её жизнь течёт прежним чередом. Куренай оказывается понимающей и не лезет в душу. Только время от времени задерживает на ученице долгий взгляд, который Хината ощущает спиной. У неё в голове, возможно, много разных мыслей, но высказывать их вслух нет смысла, и Куренай понимает это так же, как и Хината. У них есть что-то общее. Они сработаются. Куренай требовательна, но не так строга, как отец. Она предпочитает не давить. Переходя под её крыло из-под опеки клана, Хината выдыхает. Совсем немного. Пока от неё не ждут того, чего она не может дать, можно временно забыть об этом проклятье. Порой Хината отчаянно хочет, чтобы ей действительно было на всё наплевать. Возможно, тогда стало бы менее больно.

***

— Тебе наплевать? Из уст Неджи этот вопрос удивительным образом не звучит осуждающе. Напротив, в его голосе сквозит что-то совершенно новое, ложащееся на слух почти бальзамом, бесчисленное количество раз заживлявшим её раны. Смесь сочувствия и вины, как смесь целебных трав, собранных на опушке леса, — верное сочетание, дарующее толику облегчения. Впервые Хината чувствует подобие свободы от оков, намертво стягивающих её тело при подобных разговорах, лишающих способности проронить хоть слово, делающих её похожей на деревянную куклу, равнодушную ко всему. Кричи на неё, бей, толкай — кукле нет дела. Она не ответит, не возразит. Пёстро раскрашенная, нарядная, хоть сколько дорогая — живой она всё равно не сделается. — Я пытался тебя убить и почти сделал это. Искалечил тебя. Но ты не ненавидишь меня. Даже не злишься. Не говоришь идти прочь. Как будто тебе плевать на то, что я натворил. Почему? Хината мысленно задаёт себе тот же вопрос — почему? По логике вещей она должна злиться за то, что с ней сделали. Так диктуют людям здоровые эмоции. Даже если речь идёт об экзамене, где риск быть смертельно раненным или покалеченным — что-то само собой разумеющееся, на что они идут добровольно и с пониманием возможных последствий. Неджи, однако, ненавидел её за то, в чём она не была виновна. И это давало ей право ненавидеть его в ответ. Право, которым она не пользовалась. Кузен разговаривает с ней впервые после их поединка. Он не навещал её в больнице, где Хината отлёживалась почти месяц. Понятное дело, с чего бы ему желать её видеть? Он хотел её смерти, а этого не случилось. Неджи наверняка был зол, что ему помешали. Сразу несколько сенсеев встало у него на пути перед последним, фатальным для Хинаты ударом. Она не считала себя настолько важной персоной, но считала бессмысленным кровопролитие и убийства, когда победитель боя уже решён. Для Неджи её убийство, однако, имело смысл. И это понимание вспышкой молнии озарило сознание Хинаты. Она крепко задумалась о том, что бессмысленные для неё вещи могут нести большое значение для кого-то другого. Хинате сложно объяснить свои эмоции: они часто бывают загадкой для неё самой. Она просто пытается быть честной. Возможно, честность — лучший выход, когда хочешь, чтобы тебя поняли. — Мне не плевать. Но злиться и ненавидеть тебя нет смысла. Какими бы ни были мои чувства к тебе, они ничего не изменят, — тихо говорит Хината. Я из основной ветви, ты — из побочной. Злюсь я или нет, невозможно изменить то, где мы родились. Ты всегда будешь ненавидеть меня за это. Она не говорит этого вслух, не желая ворошить болезненную тему, во многом ставшую причиной её бед. Но Неджи должен понять, что она имеет в виду. Он всегда был на редкость умным. — Для меня твои чувства меняют многое, — внезапно выдаёт Неджи, почти заставив её изумлённо вздохнуть. — Именно поэтому я сейчас здесь. Мне важно знать, как ты относишься ко мне. Они сидят на той самой лавочке, где Хината несколько лет назад отдыхала после провального судьбоносного поединка. Во дворе — никого, погода стоит солнечная, ветерок приятной прохладой обдувает лицо. Разлитые в воздухе тишина и спокойствие кажутся неестественными после недавней атаки на Коноху и похорон Третьего Хокаге. Но прямо сейчас у Хинаты на душе неладно вовсе не из-за этого. Она начинает вспоминать, насколько тяжело ей даются разговоры о своих чувствах. Но промолчать, спрятаться — невозможно. Неджи не отчитывает, не стоит над ней суровой тенью, выжидая ответа. Он сидит рядом, и они на равных. Как два собеседника, у которых нет сильной и слабой позиции. Не чувствуя давления, Хината немного расслабляется. Всё ещё слегка нервничает, то бросает на Неджи взгляд, то отводит. Ладони потеют, и она сцепляет руки в замок, стараясь сосредоточиться. Она не в опасности. Неджи явно не хочет ей зла. Он просто пришёл поговорить. Он сказал, что её чувства имеют смысл. — На самом деле я думала, что хочу тебя ненавидеть. Что у меня просто не получается, как это получилось бы у нормальных людей, — признаётся Хината. Её голос слегка дрожит, но она приказывает себе не обращать внимание. — Но потом я пришла к выводу, что дело в другом. Я понимаю, почему ты хотел убить меня. Я не считаю это справедливым, но я могу понять, почему. Тебе больно, вот и ответ. — Это меня не оправдывает, — сжав зубы, сокрушается её кузен. Хината видит в нём совершенно другого, нового человека. Она не ожидала таких разительных перемен, но разговор с Наруто на экзамене оказался для Неджи поворотным моментом. Поражение, вопреки всему, не сломило его, не разожгло пламя ненависти пуще прежнего, а выступило в роли лекарства. Для Хинаты это необычно, в новинку. Ей редко приходилось задумываться, что поражения могут быть полезны. — Пусть так. Но я не могу ненавидеть человека, которого понимаю, — отвечает она. — Кроме того, я знаю, что дело не во мне. То, что тебя гложет, намного глобальнее. Это не личная вражда. Дело в законах клана Хьюга, которые были придуманы задолго до того, как они оба родились. — Не личная, — кивает Неджи. — Знаешь, я никогда не замечал, насколько ты проницательна. Ты подловила меня ещё во время нашего боя, я помню. Но я ведь и не пытался с тобой говорить, сам виноват. Многое упускал. Такое откровение от признанного гения клана вгоняет Хинату в краску. Что интересного в ней, неуверенной в себе неумехе, для Неджи? Что ценного он может почерпнуть из разговоров с ней? Он выдающийся шиноби, он знает множество техник, выученных самостоятельно, без помощи опытных соклановцев. А она потеряла место наследницы, не сумев справиться с младшей на пять лет сестрой. — Ты не виновата в том, что я родился в побочной ветви, — Неджи продолжает с видимым спокойствием, но Хината нутром понимает, что такие разговоры не даются ему легко. Неджи горд и одновременно раним. Он не из тех, кто изливает душу. Но исключения бывают, и она рада стать одним из них. — Я не должен был срывать на тебе свою боль, ненависть. Не ты их причина, не тебе за них и отвечать. — Я ценю эти слова, Неджи нии-сан. Смущённая, она говорит кратко, но искренне. И благодарно. Неджи смотрит на неё пристальным взглядом — каким-то совершенно другим, знаменующим новый виток их истории. — Я сказал, что ты слабая, что из тебя не выйдет шиноби. Я ошибался. Твоя храбрость не была блефом. Ты сражалась достойно. — Спасибо, — особенно тихо произносит Хината, невольно вспоминая моменты их сражения — яркие, как вспышки, будто это было вчера. Ей сильно досталось, но она, по крайней мере, сохранила упрямство и стояла до последнего. Не посрамила себя на чужих глазах, хоть и оказалась слабым звеном. — Прости за то, что был так несправедлив к тебе, — заканчивает Неджи одновременно с рванувшим из груди выдохом. Шумным и тяжёлым, как растущий снежный ком, катящийся по склону. Хината невольно улыбается, но робость давит в ней эту улыбку, едва дёргается уголок рта. Она хочет быть с Неджи честной так, как честен с ней и он, но открываться тяжело. В её случае это процесс медленный. — Я простила. — Значит ли это, что я могу рассчитывать на твою дружбу? Хината кивает, и взгляд Неджи теплеет. — Если хочешь, мы можем тренироваться вместе. У тебя есть потенциал. Я помогу тебе раскрыть твои сильные стороны. Такое предложение должно обрадовать, но Хината мрачнеет от резкого наплыва удручающих мыслей. — Кое-что в твоих словах на экзамене всё же было правдой, нии-сан. Я не уверена в себе. Я слабовольная. Отец говорит, что я бездарная. Ей бы горько вздохнуть, но... это бессмысленно. Неджи берёт её за плечо — неожиданно, так, словно, сейчас встряхнёт. Хината вздрагивает, что заставляет его тут же убрать руку, деликатно прекратить вторжение в личное пространство. Но не заставляет вспыхнувшее в глазах возмущение исчезнуть. — То, что ты показала на экзамене, — чистая воля. Я был там, я видел, я знаю, о чём говорю, — серьёзно произносит Неджи, даже тон его голоса становится ниже. — Никогда больше не говорите о себе так, Хината-сама. Чуткость — это тоже дар, который есть далеко не у всех. Хината, потеряв дар речи, верит его словам. Потому что, когда говорят так, не поверить невозможно.

***

Хината ещё не раз услышит эту фразу. — Неужели ты совсем не ревнуешь? Я же знаю, как сильно тебе нравится Наруто, это сложно скрыть. Они с Сакурой у всех на виду обнялись, а тебе наплевать. Хината... — Ино смотрит на неё с сочувствием, будто ждёт, что она прямо здесь и сейчас вывернет душу наизнанку. — Я просто не понимаю, почему ты так равнодушна. Наруто вечно подкатывает к Сакуре, а тебя это не волнует. Как такое возможно? Что за суперспособность? Знаешь, иногда мне хочется иметь такую... Хинате по-прежнему сложно даются откровенные разговоры. Она постоянно травит в себе малейшие эмоции, держит их в жёстком капкане, сама того не желая — выработанная годами привычка, призванная быть оболочкой её защиты. Так было проще жить. В ином случае она давно сошла бы с ума. Сакура обняла Наруто, потому что волновалась за него и была рада, что он остался жив после битвы с Пейном. Она его друг и имеет на это право. Я могу ревновать, но в этом нет смысла. Я знаю, что Наруто влюблён в Сакуру. Мне больно, но я не могу решать, к кому человек должен испытывать чувства. Я могу злиться, но это ничего не изменит. — Слышала, её брат погиб на войне, пожертвовал собой ради неё, а ей наплевать... как будто, — доносятся до слуха шепотки на улице. — Ходит как ни в чём ни бывало. Ни слезинки не проронит. — Ещё и улыбнулась Наруто-куну, я сама видела! Не успела брата похоронить, а уже глазки строит. — Да-да. Есть такие бездушные люди, им просто плевать. Хината проходит мимо, даже не взглянув на сплетниц, резко умолкнувших при её приближении. В голове по-прежнему крутится список покупок в продуктовом, походка остаётся такой же лёгкой, а брови не хмурятся. Возможно, нормальный человек на месте Хинаты закатил бы скандал, услышав о себе что-то подобное, сделал бы всё, чтобы приструнить злые языки. Но в некоторые моменты Хинате даже нравится собственная ненормальность. Она приносит свои плоды. Обидные слова Хинату почти не задевают. Что она может сделать, кроме как пройти мимо? Начать доказывать обратное? Хината не видит смысла. Что бы она ни сказала, скорбь нельзя продемонстрировать физически. Они не могут влезть ей под кожу и прожить её чувства как свои собственные. Не могут пересчитать все слёзы, пролитые ею по Неджи в одиночестве, вдали от чужих глаз. Не могут прийти к простому заключению, что жизнь неизбежно продолжается, но где-то внутри, под улыбками и смехом, время от времени будет напоминать о себе скрытая боль. А боль, сокровенную и глубоко личную, никто не будет рассматривать, как картину в галерее. Не будет, потому что так решила Хината. Таково её право. Обо мне не всегда будут говорить хорошее. В каких-то случаях — несправедливо. Но тратить эмоции на таких людей нет смысла. Им простительно, ведь чуткость — дар, который есть далеко не у всех. Я помню, Неджи нии-сан. — Ливень валит как сумасшедший, а тебе наплевать, — слова Ханаби всё те же, а звучат теперь совсем иначе. Не давят мёртвым грузом. Даже в неком роде воодушевляют. — Ты несёшься со мной по улице вместо того, чтобы дома сидеть укутанной в плед и пить горячий чаёк. Ещё и улыбаешься при этом. Чудо, а не сестра. Вымокшая до нитки Хината ни капли не огорчена. Их бегство по глубоким лужам, хлещущие по щекам мокрые волосы и разговоры под аккомпанемент раскатов грома кажутся весёлым хулиганством. — Я бы не оставила тебя одну в лесу, даже если бы твоя тренировка затянулась на сутки. И я не жалею, — беззаботно отзывается Хината. Впереди виднеется величественное поместье Хьюга, раскинувшееся на половину улицы, и они прибавляют ходу, игриво толкая друг друга в плечо. Ханаби давно не маленький ребёнок, и промокание под дождём не грозит ей простудой, но Хината продолжает держать свою куртку над головой сестры. В этом нет смысла, но ей наплевать.