Гнев нервно стучал пальцами по кухонному столу. Сейчас он напоминал чайник, который забыли на плите и который был готов уже через пару секунд взорваться. Мужчина нервно потирал глаза, он чувствовал как его ноги становились ватными, а пальцы дрожали от страха.
— Тьфу ты! — ворчал мужчина. — Хуже Страха с Тревожностью волнуюсь. Глядишь, скоро и фиолетовым стану, ну или рыжим, — он посмеялся, но после снова тяжело вздохнул. Мужчина, надев перчатку, убрал с кастрюли крышку и посмотрел внутрь.
Куриный бульон то и дело шипел и из него поднимался горячий белый пар, который неприятно шпарил лицо. Гнев, взяв деревянную ложку, немного помешал золотистого цвета бульон, наверное, такого же золотистого цвета, как и заболевшая радость.
«Радость», — пронеслась в голове мужчины эмоция, наверное единственная, какая могла уладить его пыл, не ударяя при этом битой по голове, и за которую он переживал, наверное, так же сильно, как и за Райли, в те моменты, когда та висела над пропастью или же когда ей пришлось лезть прямо к сошедшей с ума тревожности, которая чем-то была похожа на маленький рыжий торнадо. Гнев бы мог посоревноваться со страхом в уровне этого самого страха. В такие моменты сердце мужчины начинало биться в два, а то и в три раза быстрее. Ох, если бы у него были волосы, то он бы несомненно поседел бы! И вот теперь Радость, хоть в не такой жуткой, но в опасности.
Ах, ну почему каждый раз, стоило Райли заболеть, так радость заболевала вслед за ней? Хотя, как можно радоваться простуде? Наверное, у неё был только один плюс — в том, что в школу можно не идти, да и всё. Потому и радоваться не получалось, хотя, опять же, как радоваться, если эта самая радость лежит на своей кровати, чуть ли не в бреду, говоря о каких-то странностях?
Пока Печаль плачет у её кровати, Стыд ищет ещё одну пару одеял, Страх вместе с Тревожностью ищут справочник о здоровье и прочие полезные вещи, Зависть хоть и помогает, но всё же немного завидует такому количеству внимания, а Брезгливость тоже помогает, правда старается не прикасаться к больной.
И вдруг Гнев понял, что уж слишком много думает о Радости. Он от злости ударил себя по лицу, что-то неразборчиво мыча.
— Ну что же это такое?! — прошипел сквозь зубы мужчина. Ведь какого чёрта его коллега заняла столько места в его голове? Почему каждый раз, засыпая, он видит её улыбку перед глазами? Почему стоит Гневу снова её увидеть, он невольно улыбается, мысленно радуясь, что на его и без того красной роже румянца не видно? Откуда вообще этот румянец?
— Ты чего встал? Суп же сейчас выкипит! — Из потока мыслей его вытащил недовольный голос Брезгливости. Та как всегда смотрела немного свысока, задрав нос.
— Чёрт возьми! — выругался мужчина, судорожно выключая суп и накладывая его в белую тарелку с рисунками подсолнухов.
— Гнев, ты уже месяц как сам не свой, — жаловалась Брезгливость, складывая руки на груди. — То в облаках летаешь, то в стены врезаешься. Я иногда начинаю думать, что ты не гнев, а невнимательность!
— Ай, заткнись просто… — не успел мужчина договорить, как его перебили.
— А может это не с тобой что-то не так, а кто-то сводит тебя сума, а? — приподнимая бровь и довольно улыбаясь, спросила женщина. Тогда Гнев нервно отвел взгляд, чувствая, что вот-вот попадётся на крючок и эта, хоть и до безумия раздражающая, но на редкость догадливая, женщина его разоблачит и тыкнет носом или тем, где он у него должен быть, а после расскажет, что же он чувствует к своей подруге.
Потому он выбрал лучшую защиту — «нападение» и, стиснув зубы и тыкнув в коллегу пальцем, прошипел сквозь зубы:
— Не лезь не в своё дело, ты… Брокколи! — от сказанного оскорбления женщина недовольно фыркнула, махнув своей челкой, пока мужчина, взяв тарелку с горячим супом и ложку, ушёл в общую спальню.
***
Открыв дверь с неприятным скрипом, он сразу увидел мирно спящую на своей кровати Радость в окружении использованых салфеток, причём почему-то перед большой общей кроватью была сигнальная лента.
«Наверняка дело рук Тревожности или Страха», — подумал про себя Гнев, и, наверное, он прав, ведь кому еще в голову могла прийти такая идея? Разве что Брезгливости.
Кое-как пройдя через ленту и стараясь не задеть противные и до сих пор мокрые салфетки, он аккуратно уселся на край кровати, где и спала Радость.
— Радость, — прошептал мужчина, ставя суп себе на колени, а освободившейся рукой тряся девушку.
— М? Огромное яблоко? Я и не думала, что яблоки могут говорить, — та приподнялась на кровати, упираясь спиной в спинку, пока ноги продолжали лежать на постели.
— Хах, — усмехнулся Гнев, зачёрпывая в ложку суп. — Нет-нет, Радость, это я, Гнев.
— Гнев? Ах, это и вправду, знаешь, мне всегда казалось, что если бы ты был едой, то был бы сладким спелым яблочком, — говорила Радость, на что Гнев лишь посмеивался, ведь что взять с бредящей эмоции?
— Да неужели? А кем бы были остальные? — кормя подругу с ложки, спрашивал мужчина.
— Ммм, как вкусно, — прошептала Радость, довольно облизывая губы. — Другие, хмм, думаю, Стыд был бы сладким-сладким персиком! Ведь персик розовый, прямо как он и, — девушка провела по воздуху пальцем, — они оба круглые.
— А ведь и вправду, аха, — смеялся Гнев, зачёрпывая в ложку куриный бульон и вновь кормя девушку. — А Брезгливость тогда кто? Брокколи?
— Ммм, нет, фу, что ты! — взмохнула руками Радость. — Брокколи это же такая гадость! Ахаха, наша бы Брезгливость была виноградом, ведь виноград такой же утончённый, как и она.
— И наверняка такой же вредный, — смеялся мужчина вместе с больной.
***
Кажется, они долго разговаривали, обсуждая, кто же на что похож, понимая, что некоторые и правда походили на овощи, например Тревожность или Страх, а кто-то вообще ни на что не походил, например как Печаль и Скука.
Правда, то ли от всех этих разговоров, то ли от горячего бульона, Радость уснула, сладко сопя, правда что-то бормоча в подушку. От чего на лице Гнева снова расплылась мягкая улыбка и тот, подогнув одеяло, будто бы сам находясь в бреду, поцеловал подругу в синюю макушку.
После чего он, быстро схватив тарелку с ложкой, выбежал из спальни, сбивчиво дыша, и чувствуя как его лицо будто пылает. Он тяжело вздохнул, уходя на кухню, думая лишь о том, что даже если Радость и не спала, то наверняка спишет это всё на бред во время болезни, и это радовало и печалило одновременно. Но Гнев, в очередной раз взяв себя в руки, твёрдо решил, что пока он сам не разберётся в своих чувствах к подруге, он её впутывать не будет. Уж точно не сейчас, даже если на осознание у него уйдёт вечность.
