— Я понял. Спасибо, Соф.
На следующий день дочь сообщила, что еда вновь отсутствует, чтобы исключить вариант, дабы она просто забыла обед в тот день. — Что ела на обед? — спрашивал я у жены, всё же надеясь, что она скажет правду. — Лапшу с курицей, — ответила Адель, смотря на меня невинными глазами. Врёт и не краснеет. К слову, про это.. Какая же она бледная. Цвет её кожи можно сравнить с белым полотном, и разница практически не будет чувствоваться. — Дель. Я знаю, что это не так. — С чего вдруг..? — Я абсолютно уверен, что это ложь. — не дослушав до конца, я её перебил. Мне не хотелось раскрывать то, что для этих выводов мне помогли дети, ей это явно не понравится. — Родная, что происходит? — Всё нормально. — Не нормально. — У меня просто пропал аппетит, вот и всё. Я больше не могу осилить те порции, какие ела раньше. — Аппетит же пропал не просто так. Должна быть какая-то причина. — Это из-за работы. Много стресса последнее время. — Ты уверена, что всё кроется в этом? — …Да. — но прозвучало не убедительно. За столько лет, проведённых вместе, я давно научился читать по её глазам. Я видел в них тревожный отблеск, который не спутаешь ни с чем. Она что-то скрывает. Но почему?.. Каждый вечер я буквально заставлял её есть, иначе она просто доведёт себя до истощения. Правда, удавалось мне это с большим трудом.. При виде пищи у неё возникала тошнота. Ещё через месяц она похудела на 6 килограмм. София с Владиславом стали часто спрашивать мать о её состоянии, ведь всем и каждому было ясно, что с ней творится что-то ужасное. Но эта партизанка стояла на своём «Всё пройдёт, это на фоне стресса». Но я связался с её коллегами, и ничего сверхъестественного, что могло бы вызвать такой стресс, у них не происходило. Многократно я пытался отвести её по врачам. Адель утверждает, что посещала их и не раз. — Что говорят? — То же, что я говорю тебе каждый день. В одну ночь я лёг намного позже, чем супруга. Доделывал проект, который должен защищать на днях. К половине третьего силы почти иссякли. «Ладно, ещё время есть, всё успею» Адель давно спит. Максимально тихо я зашёл в нашу с ней комнату, стараясь даже тише дышать, лишь бы не разбудить. Последнее время она приходила домой совершенно без сил, и спать стала ложиться намного раньше. Заметив, что во сне она скинула с себя одеяло, я аккуратно накрыл её. И тут я случайно чуть коснулся её плеч. Они были не то что горячими, они были как кипяток. Прислонившись губами к её лбу, я не сомневался в том, что температура её тела достигает 39-и градусов. —Дель, — слегка потряс её. — Проснись. — М, — супруга приподняла тяжёлые веки. — Что такое? — её хрипловатый спросонья голос звучал очень тихо. — Ты вся горишь. Ты чувствуешь? — Принеси градусник, пожалуйста. Столбик термометра показал 38,8°С. — Родная, ты заболела, — констатировал я, рассматривая градусник. — Ничего. У нас жаропонижающие не закончились? — Сейчас принесу. Найдя в шкафу нужные таблетки и налив в стакан кипячёной воды, я принёс всё это Адель. — Спасибо. — Так, завтра остаёшься дома. Сегодня, точнее. — Саш, успокойся. Я уверена, что утром всё будет нормально. — Она неспроста поднялась. Ты, вероятно, подхватила что-то. Иммунитет ослаб. Горло болит? — Нет, — отрицательно покачала головой. — Меня ничего не беспокоит. — Дель, давай сходим к врачу. — Не вижу необходимости. Обычное дело. На утро её температура была в норме. Что это было? Всё равно я заставил остаться её дома, пускай нехотя, но она поддалась. Слабость никуда не прошла, хотя Адель пыталась скрыть своё состояние. Я всегда поражаюсь выносливости этой девушки: она продолжает улыбаться даже тогда, когда ей безумно плохо. Однажды я услышал одну цитату: «Даже если рвутся раны, стой, как будто не болит». Если бы это высказывание было человеком, им стала бы моя Адель. В один субботний вечер мы все вместе решили прогуляться. София с Владиславом наконец освободились от всевозможных репетиторов, с которыми готовятся к приближающимся экзаменам, и мы смогли выбраться в парк. Был чудный весенний день: пение птиц ласкало слух, воздух был пропитан ароматом цветущей сирени, лазурное небо без единого облачка. На моей Адель было её любимое бирюзовое платье по длине чуть выше колен, а на плечи накинут лёгкий плащ, который был ей очень к лицу. Её вьющиеся каштановые волосы развевались от походки и легонько дующего ветерка, а в серо-зелёных глазах красиво отражалось солнце. Она была такой же прекрасной, как и всегда, но всё же одна перемена была, причем огромная: её тело исхудало. Исхудало настолько, что, глядя на неё, могло показаться, что будь ветер чуть сильнее, и её унесёт. Щёки её были розовые, но это лишь благодаря румянам. Без них лицо её ничем не отличалось от цвета мела или лепестков ромашек. Я не знал, что делать. Прочитав в Интернете множество статей на тему причин резкого похудения и увидев там страшные диагнозы, я перестал этим заниматься. Деля утверждала, что всё хорошо, настолько убедительно, как я и сам начал верить её словам. Хотя сердце чувствовало беду. И оно не ошибалось. Гуляя по набережной и разговаривая обо всём на свете, я вдруг заметил боковым зрением, что Адель стала браться за голову. — Ты в порядке? — Саш.. — лишь успела произнести Дель, как её ноги подкосились, и она начала терять сознание. Не мешкая ни секунды, я поймал супругу, чувствуя, что сердце моё вот-вот выпрыгнет из груди. — Что с тобой? Ты слышишь меня? Но она не слышала. Даже косметика перестала помогать: бледность её стала такой, что была видна даже сквозь макияж. София тут же вызвала скорую помощь. Я держал любимую на руках, и молил Господа о том, чтобы она очнулась. Сердце её билось, правда, ударов я насчитал намного меньше нормы. Адель открыла глаза лишь на долю секунды, когда мы ехали в карете скорой помощи. В тот вечер я испытал столько волнения, сколько не испытывал за всю свою жизнь. В больнице мне сказали прийти завтра, но я не собирался никуда уходить. Софа и Владислав отправились домой, взяв с меня обещание, что я сразу же им сообщу, когда она очнётся. — Она пришла в себя, — наконец вышел врач. — Потеря сознания, не более. — Прошу Вас, скажите, что с ней. — У вашей жены лимфосаркома желудка. На фоне этого стала развиваться кахексия. Организм истощён. — Что?.. — Вы не знали? Этот диагноз поставили ей месяца три назад, как бы не больше. Владимир Сергеевич, врач, говорил ещё что-то, но в голове моей эхом раздавались эти страшные слова, из-за которых я не слышал больше ничего. Её отпустили домой в этот же вечер. Ехали мы в абсолютной тишине, хотя у меня вот полно слов, которые хотелось высказать. Но язык не поворачивался. Я не мог в это поверить. Просто не мог. — Ничего им не говори, — сказала Адель, прежде чем мы зашли в квартиру. На расспросы Софы и Владислава кратко отвечали, что беспокоится уже не о чем. Есть о чём. Ещё как есть.. Время было позднее, поэтому вскоре дети отправились спать, мы же последовали их примеру. В тёмной комнате, освещённой лишь светом Луны, которая проглядывала сквозь шторы, на краю кровати сидела моя Адель. В груди что-то сжалось. Я сел рядом с ней и взял её за руку. — Как давно? — Шестой месяц. — Почему ты молчала? — Я не хотела быть причиной твоих постоянных переживаний. Меньше знаешь, крепче спишь. — Ты должна была мне сказать! — мои эмоции начали выходить из-под контроля. — Знаю. Прости меня. — Это же лечится, правда? — Лечится, но мне ничего не помогает. — Ты проходишь терапию? — Да. Сначала эррадикационную антихеликобактерную терапию. Но результат не наблюдался. Затем мне назначили усложненную четырёхкомпонентную терапию, которую прохожу сейчас. Но и она мне не помогает. — Что говорят врачи? — Прогнозы оставляют желать лучшего. Родной, мне бы хотелось сказать, что я выберусь из этой ямы, но меня лишь глубже туда засасывает. — Надо перепробовать все варианты! Ты не должна сдаваться, Адель! Не отпускай руки, мы сможем победить саркому вместе. Пожалуйста, ради меня.. — Саша, шансов очень мало. — Но они есть! — И они крайне малы. — Нет.. — я отказывался это воспринимать. Обжигающие кожу слёзы потёки по моим щекам, дыхание давно уже сбилось, представляя собой судорожные всхлипы. — Милый, не нужно, — Деля дотронулась до моего предплечья своими холодными, тонкими пальцами. — Ты должна выздороветь. Мы справимся с этим вместе.. — Саш.. — Нет! Ты должна! — Саш, прошу, успокойся и выслушай, — её шёпот всегда был такой умиротворяющий, но сейчас успокоиться мне было крайне тяжело. — Я не боюсь смерти. — Пожалуйста.. — Нет, послушай. Да, когда я только узнала о диагнозе, мне стало ужасно страшно. У меня совсем опустились руки, особенно после того, как первая терапия не дала никаких изменений. Но я смогла принять это. Я долго размышляла о жизни, о том, что будет после.. Я готова к тому, чего мне не получится избежать. — Прошу, не говори так.. Ты должна жить.. Ты должна бороться! Это не повод опускать руки. Самое главное – настрой, Дель.. — И я продолжу лечиться, но, будем реалистами, я точно не смогу дожить до старости. — Я не хочу в это верить.. — у меня по-прежнему стоял ком в горле. — Я понимаю, родной. Прости, нужно было сказать тебе раньше. Я хотела защитить тебя от лишних переживаний, пойми.. Но сейчас для тебя это словно снег на голову. — Врачи не говорят, сколько лет живут с этой лимфосаркомой? — У меня В-клеточная лимфома, она обладает высокой степенью злокачественности и требует тяжелого лечения при незавидных перспективах на долгую жизнь. Сдерживаемые слёзы снова потекли по лицу. Я молился, чтобы всё это оказалось просто сном, просто отвратительным сном, от которого вскоре я проснусь. Но это была суровая реальность, которая не хотела растворяться. — Не говори детям, прошу. — Рано или поздно они узнают. — А пока.. я хочу, чтобы они были спокойны. Пообещай мне, Саш. — Хорошо.. Я заключил Адель в свои объятия, мечтая просидеть с ней вот так до конца своих дней. Своих, не её.. — Я не переживу. — Не говори глупостей, — она гладила меня по голове, от чего у меня всегда шли мурашки. — Ты такой сильный, родной. — У тебя снова температура? — всё её тело, кроме ладоней и ступней, вновь было очень горячим. — Да. Она поднимается почти каждую ночь. Это тоже один из признаков лимфомы.. С того дня мир стал серым. Хоть это физически невозможно, но мне казалось, что всё вокруг потеряло свои цвета, а вместе с ними и смысл. Но оставалась надежда, которая всегда умирает последней.. Только ею я и жил. Адель слабла с каждым днём. Химиотерапия давала побочные эффекты её организму. Пища не усваивалась в её желудке, всё выходило наружу. Мешковатая одежда скрывала её фигуру, придавая объём, но под ней было истощённое тело с выпирающими костями. Я знал, как она любила носить облегающие платья, недлинные юбки и различные топы, которые подчёркивали все достоинства её фигуры, но сейчас ей пришлось от этого отказаться. Адель стала уставать даже от самых простых, казалось бы, действий. Раньше она с лёгкостью проходила десять тысяч шагов, теперь простой поход в магазин, находящийся рядом с нашим домом, стоял больших усилий. Повышенная утомляемость угнетала мою супругу, а я корил себя за то, что не могу забрать всю её боль и все её страдания. Как-то поздней ночью, когда все мои домочадцы уже спали, я сидел на кухне, где тускло горел свет. Компанию составлял мне шум машин и стрекотание сверчков, а также наушники, музыка в которых хоть как-то отвлекала меня, но угнетающие мысли всё равно были громче складных слов с мелодией. Слёзы неконтролируемо появлялись на уставших, красных глазах, и после опускания тяжёлых век, вырывались наружу, оставляя за собой мокрый, горячий след на щетинистых щеках. Когда я открыл глаза, боковым зрением заметил, что в дверях кто-то стоит. Это была София. Я моментально вытер слёзы, хоть это и не поможет скрыть моего состояния. — Соф, ты чего не спишь? — А ты? — тихо спросила она, и я увидел, как её карие глаза блестят. — Что с тобой? — То же, что и с тобой. У меня что-то перевернулось внутри. Ком в горле снова появился, и я не смог больше ничего сказать. — Я всё знаю. София рассказала мне, что всё слышала той ночью. Она знает обо всём ровно столько же дней, сколько и я.***
— Не говори детям, прошу. — Рано или поздно они узнают. — А пока.. я хочу, чтобы они были спокойны. Но спокойствие, о котором так мечтала Адель, отныне покинуло её дочь, которая случайно услышала их разговор, проходив мимо. Колени девушки затряслись, а к горлу подступил ком. Может, всё это сон? Пусть он как можно скорее завершится. Но всё слишком реально, чтобы быть плодом её воображений. София побежала к себе, приложив ладонь к губам, чтобы её рыдания никто не услышал. Уткнувшись лицом в подушку, она зарыдала горькими слезами, судорожно всхлипывая, глубоко вдыхая воздух, которого стало жутко не хватать. Панический страх накрывал с головой, не давая возможности даже спокойно вздохнуть. — Соф? — брат приоткрыл дверь её комнаты и, увидев состояние Софии, немедля побежал к ней. — Что с тобой?.. — Влад, я.. — она пыталась хоть что-то объяснить, но прерывистое дыхание не позволяло это сделать. — Тихо, дыши, — Влад взял её трясущиеся ладони в свои тёплые руки. — Давай вместе. Вдох.. — он медленно вздохнул, и София повторила за ним. — Теперь выдох.. Повторив одни и те же действия несколько раз, ему удалось привести её в более менее спокойное состояние. — Расскажешь? — Я не могу.. — Что-то серьёзное? — Серьёзнее некуда.. — из-за слёз София видела лицо брата расплывчатым. — Это из-за экзаменов? Соф, сдашь ты это ЕГЭ, ты столько к нему готовишься. — Нет, я не из-за ЕГЭ.. Всё куда хуже.. — Соня, что произошло? — Влад.. Мама.. У неё.. — голос девушки сорвался, и она закрыла свое лицо ладонями. — Что у неё?.. — сердце стало биться куда чаще, и он боялся услышать дальнейшего ответа старшей сестры. — Лимфома, Влад. Злокачественная лимфома…***
— Сонечка.. — Какие прогнозы, пап? — Далеко не самые лучшие.. — Но есть же шансы, правда?.. — Есть, но они очень малы. Я заключил дочь в свои объятия, чувствуя, как моя футболка становится мокрой от её слёз. Хотелось бы её успокоить и дать обещание, что всё обязательно будет хорошо, но я сам уже с трудом в это верил. Нервы Софии сдавали. Она была помешана на том, чтобы сдать экзамены на высший балл, и чем ближе даты сдачи, тем сильнее она волновалась. Так ещё и состояние матери тревожило её светлую душу. Я жалел себя, не замечая, что моим ближним так же больно, как и мне. Не замечая, что они стали совершенно по-другому говорить с Адель. Более тихо, с заботой и лаской. Не замечая, что после того, как они поднимают взгляд после беседы с мамой, на их глазах наворачиваются слёзы. Я зацикливался только на себе. Адель госпитализировали 2 июня. Её состояние было хуже обычного, но даже сквозь боли она приподнимала уголки своих бархатных губ, давая надежду, что всё уладится. Вьющиеся волосы супруги потеряли свою густоту из-за химиотерапии, но всё так же блестели на свету. Серо-зелёные глаза выглядели уставшими, но не переставали улыбаться, когда она видела меня. Я так люблю эту женщину. Больше жизни. Со дня её госпитализации больница стала постоянным местом моего посещения. Я часами сидел у её койки, держал за хрупкую ручку и рассказывал, как прошёл мой день. — Саш, ты же ничего не ел с самого обеда. — Еда подождёт. Быть с тобой мне гораздо важнее. Медсёстры выгоняли меня в восемь часов. Да, именно выгоняли, ведь я не мог просто взять и уйти с первой же их просьбы. Я всматривался в эти родные глаза, панически боясь, как бы это не был последний раз. Перед сном я открывал наш с ней чат и отправлял сообщение с пожеланиями добрых снов. — Доброй ночи, мой родной.— Я люблю тебя.
— И я тебя! Листая нашу переписку, я вспоминал каждый наш прожитый день. Мог ли несколько месяцев назад я подумать, что глубокой ночью буду лежать, листая фотографии и рыдая, как девчонка, ведь моя жена смертельно больна? Я думал, что мою счастливую жизнь не сможет испортить абсолютно ничего. Я верил, что наше счастье бесконечно. И я продолжаю верить. Я верю, что моя Деля выкарабкается, и мы снова заживём как прежде. София с Владиславом заходили к матери не так часто, как я, но засиживались там так же долго. — Простите, родные мои, что скрывала от вас.. — извинялась Адель. — Мам, успокойся, — отвечал Владислав. — Тебе не за что извиняться, — убеждала Софа. — Я не хотела, чтобы вы волновались за меня. У вас и так столько нервов сейчас.. Как русский сдал, Владик? — Не совсем уверен в тестовой части, но изложение с сочинением должны быть по максимуму. Ждём результаты. — Сонечка, а ты? — А я не уверена во всём. — Да брось, ты в девятом русский на максимум сдала, всё у тебя нормально будет, — Владислав уверял сестру. — Ну, я посмотрю на тебя, когда придёт твой черёд ЕГЭ писать. ОГЭ-то легче лёгкого. — Ладно, не спорю. Но всё равно я уверен, что ты как минимум на 99 написала. — И я тоже в этом не сомневаюсь, — улыбалась мать. Вот уже две с половиной недели Адель находится в больнице. Она и сама безумно хотела домой, но врачи запрещали. Скрепя сердцем я уходил домой, оставляя её в больничной палате наедине с кардиоминотором и капельницей.Когда падает солнце
В ладонь горизонта,
Когда мир наш укроет тьма
Я хочу быть с тобой..
Я понимал, что в больнице с её состоянием намного безопаснее. Врачи ежечасно проверяли Адель, каждый приём медикаментов был чётко расписан. Её не оставляли одну, но она чувствовала себя так одиноко, как никогда раньше.Я так боюсь темноты
Холодные страшные сны
И не люди, а волчий вой
Мне страшно, останься со мной..
— Я вернусь совсем скоро. Будь моя воля, я бы всю ночь провёл здесь, я бы спал на коленях, склонив голову к твоим рукам, но меня не оставляют с тобой. И каждый раз, уходя, я оборачивался и смотрел, как моя жена улыбается мне вслед. Каждый вечер я замерзаю на этом ветру, роняя себя в бессилии.— Спокойной ночи, родная.
— Доброй ночи, Саш.— Безумно тебя люблю.
— Я тебя люблю и ещё живу, ведь сердце моё цветёт садом твоего имени.Забери меня, отведи домой..
Позволь мне забыть всё,
Позволь мне забыться
Рядом с тобой..
***
Последние несколько дней она перестала вставать. Температура её тела постоянно была высокой, уже и не припомнится, когда она была ниже 38°С.—Родная, как сегодня ночь прошла? Как самочувствие?
—Всё по-прежнему, Саш. Я навещал её каждый день, и хоть Адель всегда отвечала, что чувствует себя так же, как и в предыдущей день, я без проблем замечал, что с каждым разом ей становилось всё хуже. Врачи лишь отводили глаза. И без слов всё ясно. У детей скоро выпускной. Влад закончил девятый, все экзамены написал хорошо. Софа всё-таки смогла набрать желаемое количество баллов за все ЕГЭ, и уже готовилась поступать в выбранный ВУЗ. Всё получилось как нельзя лучше, только вот радости нет никакой. Больше всего я переживал, что в день выпускного одного из них с Адель случится беда. День мой начинался и заканчивался с молитв, а также с регулярных сообщений Адель, где я спрашиваю про её состояние. Иногда ответ жены не приходил длительное время, и в такие моменты моя тревожность становилась всё сильнее. Нет ничего хуже, чем наблюдать за родным человеком, который каждый день мучается от болей, от своей слабости, от безысходности.***
Владиславу вручили аттестат об основном общем образовании, а Софии — о среднем общем. У обоих прошли выпускные, на которых я впервые за долгое время увидел их радостные лица. Хотя бы на один вечер они смогли немного отвлечься от наших кошмаров. Я в те же секунды отправлял Адель все фотографии, видео с их выпускных вечеров, так что она, хоть и заочно, но присутствовала на них. — Какие же у нас красивые дети!— Все в тебя пошли.
— Ой, да прям. Владик же твоя копия. Мы ходили навещать её каждый день. Почти каждый день я приносил Адель её любимые белые розы, чтобы снова увидеть её яркую улыбку, которая заставляет меня жить дальше. Часами мы сидели в её палате, обсуждая всё на свете. Под глазами залегли синяки, кожа была бледной, как мел, тело сильно исхудало, щёки потеряли свою припухлость, а серо-зелёные очи – свою яркость, но в моих глазах она всё равно оставалась самой прекрасной женщиной на Земле. После наших разговоров она расцветала. И мне действительно казалось, что ей становится лучше. И, уходя, я каждый раз оборачивался и махал напоследок рукой, улыбаясь и подмигивая, как в молодости. На её лице, как и много лет назад, после этого жеста появлялась ухмылочка. Моя милая Адель.. Мы вместе победим эту болезнь. Я всё ещё верю. Я продолжаю верить, не смотря ни на что. 29 июня, 23:03.— Доброй ночи, родная. Люблю тебя.
— Спокойной ночи, Саш. Я люблю тебя тоже.— До завтра!!
30 июня, 3:20. Я проснулся от внезапно пришедшего уведомления из мессенджера. — Когдв времч придкт— Дорогая, что с тобой?
— Мы оквжемся рчдом..— Адель, что происходит?
Супруга вышла из сети. Судя по ошибкам в её сообщениях, её очень трясло. Но из-за чего? Что случилось? Мой пульс насчитывал, наверное, 120 ударов. Я стал ей звонить, но Адель не брала трубку. Телефонные гудки эхом раздавались в моей голове, смешиваясь с шумом сердцебиения и сводя с ума. — Ответь же, ну.. Но она не отвечала. Тогда я начал звонить медсёстрам, которые ухаживали за Адель. Трубку не брала ни одна из них. Больше я не спал. Да и о каком сне может идти речь? Я сидел на краю кровати, расфокусированным взглядом смотря в одну точку и тряся ногой. Сердце выпрыгивало из груди, и я начал вспоминать таблетки, которые помогут успокоиться, но, казалось, ничего из них мне не сможет помочь. Я позвонил снова, но вновь не получил никакого ответа. Так оставаться не могло. Плевать я хотел, что сейчас меня никто не пустит. Что часы посещения ещё не наступили. Что охранник развернёт и отправит назад. Мне на-пле-вать. Я дойду до неё. Я буду рядом с ней. Всегда. Не медля ни секунды, я собрался, вышел из дома и сел в машину. Руки так и тряслись от высокого пульса, даже ключ не сразу смог вставить. До больницы ехать минут 25, но я хотел сократить это время, давя на педаль газа сильнее обычного. И пока я ехал, превышая дозволенную скорость, мой телефон завибрировал от входящего звонка. Это одна из медсестёр. — Слушаю Вас. — Александр, здравствуйте. — Здравствуйте. Что с моей женой? Она в порядке? — Александр, вы только не.. В 3:50 сердце Адель остановилось. Мы сделали всё возможное, всё, что было в наших силах. Примите мои глубочайшие соболезнования.. «Сердце Адель остановилось..» «3:50» «Глубочашие соболезнования..» — Александр, Вы слышите меня?.. Но я не слышал. Вернее, больше не хотел слышать. «Сердце Адель остановилось..» Свернув на обочину, я остановился и начал рыдать во весь голос. Слёзы градом текли из моих глаз, сердце рвало изнутри на мельчайшие частицы, дыхание сбилось напрочь, став прерывистым и судорожным, а руки тряслись сильнее прежнего. «Сердце Адель остановилось..» Я не мог поверить. Я не хотел в это верить. Моя родная Адель.. Может, я сплю? Господи, помоги проснуться от этого кошмара! Пожалуйста, я молю, пускай это будет только кошмар.. Пускай это не окажется явью.. — Адель… Но это всё было в реальности. В жестокой, до ужаса несправедливой реальности. Поэтому больше на мой зов я никогда не услышу её бархатного голоса, который спросит: «Да, родной?» Больше я не услышу её смех. Больше я не посмотрю в её глаза.. Больше я не смогу быть с ней. Я просто не смогу быть рядом. Мой мир рухнул, и отныне никогда я не смогу просыпаться с мыслью, что рад новому дню. «Сердце Адель остановилось..»***
Адель похоронили через три дня. Накануне смерти она всю ночь неимоверно мучилась от боли и от предельно высокой температуры, которую не мог сбить ни один медикамент. Сердце не выдержало. Словами я никогда не смогу передать ту боль, какую чувствовал, увидев её бездыханное, синевато-белое тело с закрытыми глазами и шрамами. Меня трясло без остановки все эти два дня. Особенно, когда я впервые увидел её. Все наши родственники и ближние, увидев мёртвую Адель, залились слезами, а рыдания были слышны, пожалуй, за несколько километров. От них так и появлялся мороз по коже. Сам же я старался не истерить так же, как в первые часы после случившегося, особенно на глазах детей. Но с каким же трудом мне это давалось. Поскольку наша семья верующая, мы организовали отпевание. Сам процесс длился, наверное, около двух часов, но казался нескончаемым. Я ничего не ел вторые сутки, из-за чего постоянно чувствовал головокружение. Этому же ещё способствовала летняя духота и запах ладона, от которого я порой чувствовал недомогание. Из последних сил я старался не поддаваться эмоциям, хотя ком в горле так и стоял. Но когда священники завершили с песнопениями, молитвами и чтением Священного Писания и настало время прощания, я не смог больше сдерживать слёз. Поцеловав распятие в её руках и венчик на лбу, я уронил пару слёз на её ледяное лицо. — Прости меня, что не смог сберечь. Пусть душа твоя будет спокойна. Я люблю тебя, моя родная.. Отойдя от гроба, я ушёл поближе к выходу из церкви, где было меньше народу и немного просачивался свежий воздух. Но главной причиной моего ухода были слёзы, которые я тщательно пытался скрыть хотя бы от Софии и Владислава. На них же мне было страшно взглянуть. Сердце моё точно не выдержит, когда лицезрею их заплаканные лица. Когда же на кладбище, прослушав панихиды, стали закрывать крышку гроба, я понял, что с этого момента я умер вместе с ней. Пусть не физически. Но отныне я не живу. Я просто существую.***
Шёл девятый день, как тебя нет. Шёл девятый день, как я не вижу смысла в своём существовании. Всю эту неделю я не ходил на работу, потому что не находил в себе сил. Да что там на работу, я практически не выходил из нашей с ней комнаты, в кошмарном бреду обнимая вещи Адель, которые были пропитаны её запахом. Я не менял наволочки на подушках с самой её госпитализации, ведь так я создавал впечатление, словно она здесь, рядом. Из трещин в потолке составлял её черты. Постоянно листал наши с ней фотографии, утопая в слезах и воспоминаниях, когда у нас с ней всё было хорошо. Мне всегда с ней было хорошо. Даже когда плохо. Её глаза способны были исцелить все мои боли, а улыбка была такой заразительной, что невозможно было не улыбнуться в ответ. Наверное, теперь улыбки от меня никто не дождётся.***
Ещё один день, в котором есть всё, но нет тебя. — Пап, поешь что-нибудь, — моё через чур увлекательное занятие, заключавшееся в смотрении в одну точку, прервала дочь. — Я не хочу. — Я приготовила. Пойдём пообедаем. — Спасибо, я не голоден. — Ты вообще ничего не ешь. — Не хочу. Я начинал сходить с ума. Её голос слышится мне во снах, в полнейшей тишине я слышу её ровное дыхание. Её нет здесь, но я её чувствую. Я словно чувствую, как она кладёт мне свою ладошку на руку и поглаживает тыльную сторону моей ладони. Я определённо схожу с ума. Я вижу её во всём. Последнее время я очень много спал, ведь только во снах мы можем быть вместе. Только во снах я слышу её голос, который тихонько напевает любимую песню: — Луна льётся по крышам, Я закрываю глаза, Чтоб просто дотронуться вишни, Просто коснуться тебя.. Хочется быть к тебе ближе И лепестком белым вишни Затеряться в кармане рубашки, Затеряться с тобою в Париже.. Хочется быть к тебе ближе И лепестком белым вишни Затеряться в кармане рубашки, И не найтись никогда, никогда.. Я не хочу жить в мире, где нет тебя.***
Так больше продолжаться не может. Я не могу жить без неё. Наверное, все слышали эту фразу в каких-нибудь любовных мелодрамах, где при расставании каждый второй гласил об этом. Но это не мелодрама, это жестокая реальность, где слова не имеют пустое значение. Я действительно не могу жить, ведь рядом нет Адель. Всё, что сейчас вокруг меня, напоминает море, такое глубокое, тёмное, при том, что ты не умеешь плавать. Глубина засасывает, волной накрывает тебя с головой, тащя всё дальше и дальше. И вот ты перестаёшь видеть свет, ты больше не можешь задерживать дыхание и пытаешься глотнуть кислорода, но по твоим дыхательным путям вместо воздуха попадает вода, и ты начинаешь захлёбываться. Лучше умереть, чем жить вот так. Захлёбываясь в пучине ледяного, пронзающего до мозга и костей моря.***
Я пришёл на её могилу впервые с того момента, как прошли похороны. Руки снова затряслись, когда я увидел фотографию Адель на кресте.САРАНЦЕВА АДЕЛЬ РОМАНОВНА
14.08.1981 — 30.06.2024 гг.
Вечная память.
И тут я зарыдал. Зарыдал так, как никогда до этого. Это был ужасающий крик человека, который потерял неотъемлемую частичку самого себя. Кладбище пустовало. Ни одной живой души. И моя тоже была не в счёт. Она погибала. Я лёг на землю, рядом с могильным холмиком и многочисленными венками, и прикрыл веки. Перед глазами так и мелькали её образы, а её голос в моей голове раздавался эхом.. Мысли окончательно начали смешиваться, приближая состояние сна. Земля передавала свой холод моему телу, но мне было всё равно. Я не хотел уходить. Я больше не хотел просыпаться. Так мы навсегда будем вместе.***
— Саша.. — Дель.. Милая моя! — закричал я, легко поднимая супругу на руки и кружась вместе с ней вокруг себя. — Стой, стой! Опусти, — улыбалась она. Такая реальная, такая настоящая, совершенно здоровая, не истощённая, а такая, какою она была до болезни. От её волос вновь чувствовался запах шоколада, а тёплое тело пахло её любимыми духами, которые я дарил ей на Новый Год. — Как мне тебя не доставало.. — Саша, отпусти меня. — Никогда не отпущу, — начал прижимать её к себе ещё сильнее. — Ты должен меня отпустить. Меня нет больше нет в живых. Тут меня словно окатило ледяной волной. Снова. Она никогда не говорила подобное в моих снах. — Я хочу остаться с тобой, — промолвил я, глядя в её блестящие глаза. — Твоё место не здесь, родной. — печальная улыбка озарило её лицо. Я огляделся. Мы были посреди какого-то цветочного поля, рядом с которым располагался лес. Небо было озарено всеми красками заката, ведь солнце уже было близко к горизонту. Благодаря ему облака приобрели розовые, оранжевые и красноватые оттенки. Со стороны востока уже начали виднеться первые звёзды. Адель взяла меня за руку и переплела наши пальцы. — Видишь, солнце садиться, — констатировала она. — Солнце похоже на нашу жизнь, не так ли? — В плане? — Восход — это рождение. Весь путь солнца по небу и есть жизнь. А закат равен смерти. Ты не задумывался об этом? — Нет. — А я думала про это каждый раз, когда из окна своей палаты наблюдала за закатом. Мне снова больно. Если раньше мои сны были просто ожившими воспоминаниями, где всё повторялось вновь, только немного искажённо, то сейчас это было нечто совсем другое. Сейчас она была реальна. — Саша, тебе нужно продолжать жить. Я знаю, зачем ты пришёл на мою могилу. Я знаю, какие мысли преследуют тебя вот уже несколько недель. Но ты должен возвратиться к реальной жизни. — Я не могу. Без тебя этот мир не имеет смысла. — Я понимаю, как тебе тяжело. Но вспомни о наших детях. Ты же совершенно не замечаешь их. Как током ударило. Ведь действительно. Со дня её смерти я почти не разговаривал с Софией и Владиславом. Я не утешал их, не открывал для них свои объятия, в которых они наверняка нуждались. Пребывая в квартире целыми сутками, я ни разу не вышел к ним в гостиную или на кухню, чтобы поесть всем вместе. Я перестал их замечать, полностью сконцентрировавшись на своей собственной боли и забыв о том, что детям сейчас ничуть не лучше, чем мне. — Они страдают так же, как и ты. Сонечка каждую ночь рыдает в подушку, пока не иссякнут силы, а Владик сидит в её комнате и пытается успокоить, хотя ему самому безумно тяжело. — Ты нужен им. Нужен, как никогда. Только совместно вы можете пережить эту боль, только вместе вы сможете вновь вздохнуть полной грудью, больше не чувствуя боль на душе. Ты способен помочь им, а они помогут тебе. Вы должны пережить это вместе. И как всегда моя любовь совершенно права. Эгоист. Я чёртов эгоист, который дальше своего носа не видит. Я оставил детей одних, когда они больше всего во мне нуждались. Даже сейчас, я ушёл, планируя больше никогда не возвращаться, и даже не подумал о том, каково будет им. За такой короткий срок они лишились и матери, и отца. — И как ты любила такого эгоистического ублюдка?.. — Всем сердцем и душой, — искренне ответила она, накрывая мою руку своей ладошкой. — Все совершают ошибки, но их можно исправить. Солнце тем временем окончательно село, оставив за собой огненно-красный цвет. Но я всегда больше всего любил смотреть на небо в глазах Адель, где оно так красиво отражалось. — Родной, пообещай, что ты отбросишь все мысли о смерти и перестанешь плакать по мне изо дня в день. Пообещай, что отпустишь меня. — Мне так тяжело это сделать, Дель.. — Я тебя понимаю. Но пойми, чем больше горюешь ты, тем дольше страдаю здесь я. Мы с тобой связаны, родной. Я чувствую всю твою боль так же ярко, как и ты. Я не могу быть спокойна, пока ты так по мне страдаешь. Хотя на уме было множество слов, которые я хотел бы сказать, я промолвил то, что шептало сердце: — Я обещаю, что отброшу все мысли о смерти. Обещаю, что одарю детей своим вниманием и помогу им справиться с этой утратой. Обещаю, что… — голос дрогнул. — Отпущу тебя. Уголки губ её дрогнули, а взгляд давал понять, что хочет услышать окончательное подтверждение. — Обещаю. Во имя нашей любви. Она легонько улыбнулась и кивнула, отпуская мою руку и садясь на мягкую траву, жестом приглашая меня сесть рядышком. Я не мог налюбоваться ею. И не мог поверить в то, что она больше не является живым человеком.. Прикрыв глаза, Адель, всё ещё даря свою улыбку, легла на спину, поглубже вдохнув воздух. — Ты ляжешь вместе со мной? — но только этот вопрос прозвучал не обычной интонацией, а слегка припеваючи. Я лёг рядом, только не на спину, а на бок, чтобы любоваться не звёздным небом, а ею, только ею одной. — Когда время придёт, мы окажемся рядом.. — не открывая глаза, напевала Адель, чуть подвинувшись ко мне. — Не торопись, всё своим чередом, тебе так далеко до заката. А я здесь полежу, я тебя подожду, Я тебя дождусь, тебя дождусь. Дождусь тебя… Всё растворилось. Звёздное небо, мягкая трава, отдалённый голос Дели, сама она.. Я очнулся. Первое, что я почувствовал, это ужасный холод. Не медля, я встал и отряхнул свою одежду от прилипших травинок и пыли. Уже смеркалось. Судя по всему, было около девяти вечера. Я взял телефон, чтобы посмотреть время, и ужаснулся от увиденного: 10 пропущенных от Софии, 5 – от Владислава. Ещё и сообщения из мессенджера, которые не сразу отображались. Внутри у меня всё перевернулось. Что-то случилось. Трясущимися (вновь!) руками, я разблокировал телефон и зашёл в наш с дочерью чат. — Пап, куда ты ушёл? — Почему ты не отвечаешь? — Где ты? — Пожалуйста, ответь.. Что же я за сволочь такая.. В ту же секунду я набрал номер Софы и начал уходить с кладбища, последний раз взглянув на фотографию жены и выдохнув. — Папа!.. — голос дочки явно дрожал.— Милая, я в порядке. Через 30 минут буду дома.
— Где ты?— Скоро буду. Не переживай.
В первую попавшуюся урну я выбросил небольшой нож, который взял с собой не для самых рациональных поступков, и вместе с ним я избавился от всех подобных мыслей. Как протрезвел. Пока я спешил домой, из головы у меня никак не выходила эта песня, которую напевала Адель. Я вспомнил её последние сообщения, которые она отправила накануне своей смерти. Это же были первые строчки той песни. И чем больше я думал над её словами, тем больше я понимал их смысл. «Не торопись, всё своим чередом, тебе так далеко до заката.» Не спеши покидать этот мир. Всё произойдёт само собой. Ещё вся жизнь впереди. «…А закат равен смерти.» «…Тебе так далеко до заката…»***
Домой я вернулся уже затемно. Дверь в квартиру старался открывать как можно тише, думая, что Соня и Влад уже могут спать. Но как только я зашёл, дочь накинулась на меня с объятиями. — Папа, я что только не думала! Почему ты ушёл, ничего не сказав? Почему не ответил на мои вопросы, когда уходил? Почему так долго не отвечал на звонки?.. — Т-ш, Соф.. — Я так волновалась!.. — плакала София, а я готов был от стыда провалиться прямо здесь. — Прости меня. В дверях появился Влад. Он всегда был менее эмоционален, в отличие от старшей сестры, особенно, когда вырос, но я знал, что его спокойствие вовсе не равносильно безразличию. Рукой подозвав сына, я обнял обоих очень крепко, понимая, что должен был все эти дни держать их около себя и никуда не отпускать. — Прошу, простите меня. Я был так ослеплён своим горем, что не замечал ничего вокруг. Не замечал, что вам так же плохо, как и мне. Может, даже хуже. Я должен был быть рядом с вами, а я просто взял и замкнулся от вас. Жалел одного себя. Эгоистично поступал. Но я хочу пообещать, что отныне я всегда буду рядом. Покуда я вам нужен. — Ты всегда нам будешь нужен, — всхлипнула София. — Я всегда буду с вами. Даже Владислав не смог больше держать себя в образе безэмоционального мальчика. У каждого из нас были слёзы на глазах, но в груди наконец почувствовалось что-то родное и тёплое, не больное и ледяное, как это было на протяжении всех этих дней. — Я люблю вас. — И мы тебя, — в один голос ответили Софа и Влад.***
— Собрались? — Да. — Пойдём. Каждый месяц, тридцатого числа, мы с Софией и Владиславом ходили на могилку к Адель. Убрать сор, полить цветы и просто следить за чистотой этого места. Но главным сложившимся обычаем стало то, что каждый раз мы приносили к ней её любимые белоснежные розы. Отпускать её было крайне тяжело, но мы справлялись. Я вновь нашёл смысл своего существования. Это мои дети. Моя кровь. Моё продолжение. Моя Сонечка, которая была копией своей мамы. Мой Владик, глядя на которого я узнавал себя в детстве. Моя гордость и отрада. Ради них я готов свернуть горы. Придя на могилу Адель, мы, помолившись, поставили розы в предназначенную для них хрустальную вазу. Мы её не видели, но точно знали, что она улыбается. Улыбается и, легко приобняв со спины, тихо шепчет ласковым голосом: — Вам так далеко до заката.