***
Послевоенные годы стали для Золотого Трио настоящим испытанием — поднимать магический мир, возрождая его из руин, оказалось непосильной ношей. Их изменила не война, с горечью отмечала Гермиона, их изменило мирное время. Каждый был счастлив на публике одинаково, но внутри был несчастлив по-своему. Искренность и доверие пропали между ними, потому что никто не хотел быть уязвимым. Они ведь победили самого Волдеморта! И проявлять слабость теперь даже перед самыми близкими приравнивалось к проигрышу. Они отдалились, стараясь помочь самим себе в одиночку. И порой эта самопомощь не была такой уж невинной. Гермиона всегда мечтала быть матерью. Удивительно, не правда ли? Да, она не планировала становиться ею быстро, сразу после Победы, но со временем она бы обязательно хотела иметь детей. Одного. Чтобы передать своему чаду все знания, все интересы, привить любовь к магическому и маггловским мирам. Чтобы её ребёнок был умнее всех, даже умнее и лучше неё. Но эта мечта оказалась несбыточной. Гермиона была бесплодна. Не могла выносить, не могла удержать крохотную жизнь в своей утробе. Сначала она проходила лечение в магическом мире, которое не принесло результатов. Но Гермиона не отчаивалась и решила обратиться за помощью в когда-то родной для неё мир магглов. Но и тут её ждало разочарование. Она выбрала самые лучшие клиники, самых лучших специалистов-репродуктологов, но все в один голос ей заявили: «Нам очень жаль, мисс Грейнджер, но Вы никогда не сможете стать матерью». Конечно, все они доброжелательно просили её подумать об усыновлении или удочерении, но Гермиона хотела почувствовать, как зарождается новая жизнь внутри неё. Как из крохотного лепесточка вырастает малыш. Как он будет толкаться изнутри, как он изменит её жизнь. Как она пройдёт все этапы долгожданной беременности даже с её неприятными моментами. С какой завистью и долей мазохизма она наблюдала за друзьями, которые вот-вот должны были стать родителями. Конечно, Гермиона была рада за них, но не от всего сердца. А после таких дружеских посиделок шла домой, закрывалась на все возможные замки, накладывая на свою маленькую квартирку самые сильные защитные заклинания, и рыдала, уничтожая всю мебель, которую она выбирала с такой тщательностью и любовью. Напиваясь до беспамятства, она выла как раненный зверь, попавший в капкан. И далеко-далеко в самом тёмном углу платяного шкафа она хранила коробку, в которой лежали детские вещи для её такого желанного малыша. Она доставала их, прижимала к груди и к животу, убаюкивала в руках, орошая слезами и мольбами, а затем бережно убирала в тайник, и они снова ждали её очередного срыва. Никто и не догадывался, что такая умная, идеальная, рациональная до мозга и костей Гермиона Грейнджер может быть такой беззащитной и чувствительной. Никто никогда не видел её боли и слёз после Победы. И не увидит. А она найдёт способ, как стать матерью!***
Даже в самые тёмные времена Гермиона искала ответы в книгах. Книги знают всё, не предадут и не обманут. Книги не обнадёживают. Они хранят многовековые секреты, предупреждая о последствиях выбора. Только ты решаешь, следовать ли совету, что хранится в книгах. И готов ли ты принять ответственность за свой выбор. Гермиона долго искала решение своей проблемы и в светлых, и в самых тёмных магических фолиантах. Ей было не страшно. Ей нечего было терять. Её желание стать матерью придавало ей отчаянной храбрости и решимости. Её труды не пропали даром, а окупились сторицей. Она нашла ответ! И на кусочке пергамента было выведено лишь одно предложение её острым почерком: «Новый Орлеан. Папа Легба».***
Удивительно, но о магии Вуду Гермиона знала немного. Точнее, её никогда не привлекало это далёкое, чем-то даже пугающее направление в магии. Но если это выход, если это ответ и решение, то она готова на всё. Она изучила о Вуду всё, что смогла найти в книгах, хранящихся в библиотеках Министерства магии и Хогвартса. К Папе Легба она прониклась неизвестным до этого уважением и трепетом, и хоть Гермиона сама была ведьмой, но перед силой и могуществом Великого Божества готова была пасть ниц. Он был опорой и надеждой многих людей, которые обращались к нему и получали желаемое. Другой вопрос заключался в цене такого обмена, и цена эта для всех была разной. Сейчас она стояла на сквозной опушке леса, напоминающей перекрёсток, недалеко от болот Манчак и готовилась к ритуалу. Её окружали вековые деревья — мощные дубы и гибкие кипарисы, обвитые испанским мхом, ниспадающим с ветвей пушистыми бусами. Зловоние топей, высокая влажность, лёгкая дымка тумана и зловещая тишина, нарушаемая квохтаньем белого петуха в клетке, на которую она не забыла положить ритуальный кинжал из гоблинской стали, лишь дополняли картину, придавая месту мистическую атмосферу. Она взглянула на звёздное небо и улыбнулась безлунной ночи. Новолуние. Как много в этом слове. Когда и Луна только в самом начале своего пути, в самом начале цикла зарождения. Она словно мать, что носит дитя в утробе, которое будет расти на небосводе и наполняться силой, чтобы освещать светом путь всем нуждающимся и просящим. Босая Гермиона, одетая в белое, почти прозрачное, хлопковое платье до пят на голое тело, поёжилась и, завернувшись в огромную вязаную чёрно-красную шаль, продолжила рассыпать кукурузную муку из мешочка на землю, создавая огромный крест и заключая его в круг. У каждой вершины креста она установила по свече, выбрав любимые цвета Папы: красный и чёрный. Чтобы задобрить Легбу, ведьма приготовила и разложила в центре круга щедрые дары для него: испечённые ею свежие кукурузные лепёшки, фрукты и сладости, стакан воды, открытая бутылка огневиски, которую она привезла из магической Британии, крепкие сигары. Призвав свою палочку невербальным «Акцио», Гермиона одновременно зажгла при помощи магии красные и чёрные свечи у вершин креста, преобразовала несколько торчащих коряг в африканские барабаны, сразу заставив их задавать нужный для проведения ритуала ритм. Затем подозвала из своей сумки начатую бутылку рома и, отхлебнув из неё для храбрости, окропила им землю внутри круга. Призвав белую свечу, зажгла её фитиль от палочки и, не забыв спрятать её в карман платья, начала двигаться против часовой стрелки внутри круга, невербальной магией приказывая барабанам стучать быстрее и быстрее. Кружась в первобытном танце, подчиняяясь древнему как сам мир ритму, она двигалась с особым изяществом и грацией, взмахивая густыми распущенными волосами, освещая свой путь горящей свечой и мысленно умоляя Папу Легба явиться к ней. Звук барабанов всё усиливался, отдаваясь эхом в пустынном лесу, окружённом затхлыми и опасными болотами, а пламя свечей разгоралось всё ярче. Гермионе было жарко, словно адское пламя пожирало её изнутри. Тонкая ткань платья облепила её покрытое потом тело, и ведьма сбросила свою шаль на землю, желая почувствовать спасительную прохладу. Она продолжала танцевать и, резко запрокинув голову назад, обратилась ко всему живому: «Pou Legba, gadien pòt Lwa soley. Papa ak patron. Mistè kafou, sous rélasion visib ak envisib. Poto Mitan ki monté jis nan siè-la. Aksepté ofran mwen an. Antré nan kè mwen, nan bra mwen, nan pye mwen. Antré vin’n dansé avè m. Sarava Papa Legba! Папа Легба, молю, явись!». Ритм барабанов сначала усилился, вызывая головную боль, а потом резко оборвался. Все свечи зашипели и погасли, погружая место ритуала во мрак. Лёгкий ветерок обдал шею Гермионы со спины, будто чьё-то дыхание, а затем она услышала смешок и такой знакомый до боли бархатный голос, от которого по телу побежали мурашки, а волосы встали дыбом. — Мисс Грейнджер, Вы вызвали меня, чтобы обрести тайное знание, недоступное в книжках? — Голос из прошлого сочился ядом, заставляя её медленно повернуться лицом к говорящему. Гермиона зажмурилась, отгоняя от себя наваждение. «Это всё галлюцинации… Ром, магия, моё маниакальное стремление получить желаемое…» — шептал её внутренний голос, успокаивая разбушевавшуюся фантазию. «Надо открыть глаза, Папа Легба не любит ждать. Ну же, Гермиона!» — Мисс Грейнджер, я не кусаюсь. Если только чуть-чуть, — знакомый голос продолжал насмехаться. — У меня полно работы, мне некогда играть с Вами в прятки, — продолжил он более нетерпеливо. — Пааа-паааа-пппрофессор Снейп? — неуверенно пискнула Гермиона, когда, наконец-то, набравшись смелости, смогла взглянуть в омуты тёмных, как болотные топи Луизианы, глаз. — Ну Вы же звали Папу — он перед Вами. — Снейп продолжал насмехаться над ней и, кажется, даже получал от этого удовольствие. Он щёлкнул пальцами, и вокруг них возникли магические сферы, наполненные мягким светом. Теперь Гермиона смогла его внимательно рассмотреть. На неё, ухмыляясь, смотрел её бывший профессор Снейп, хоть и на нём сейчас вместо такой привычной чёрной мантии идеально сидел такого же цвета костюм, а на голове красовалась угольно-чёрная шляпа-цилиндр, украшенная бусинами-черепами и пером петуха. В руках он держал изящную трость с набалдашником из слоновой кости в форме головы быка, а его шею украшала золотая цепочка с амулетом, на котором был выбит непонятный для Гермионы символ. Его кожа была такой же бледной, как и во времена его преподавания, но сейчас она обрела зловещую и мистическую прозрачность, выделяя его и возвышая, как божество над смертными. — Ну Вы же не можете им быть… — прошептала Гермиона, все ещё не веря в происходящее, пытаясь незаметно ущипнуть себя за кисть. — Вы же самый молодой Мастер зелий, профессор зельеварения и декан факультета Слизерин! Вы, мать его, гроза подземелий Северус Снейп! И Вы умерли тогда, в Битве!.. — прохрипела она и сжалась, издав то ли всхлип, то ли истеричный смешок. — Мисс Грейнджер, не Вы ли самая умная ведьма столетия и невыносимая всезнайка?! Думайте! Кто есть Папа Легба? — надменно произнёс он, глядя на неё сверху вниз с высоты своего роста. — Право, я уже сомневаюсь, что у Вас есть ум! Он эффектно ударил о землю тростью, что тут же растворилась в воздухе и исчезла. Направился в другой конец ритуального круга и, наколдовав кресло-качалку, грациозно опустился в него, тут же начав мягко покачиваться. Ухмыльнулся и, глядя на её потуги разгадать загадку и принять правду, взмахом руки преобразовал корягу в ротанговое кресло, разместив позади неё, взглядом приказав ей присесть. — Ппп-проводник душ в мир мёртвых? — пискнула Гермиона, сжимаясь в комок и только сейчас понимая, что она абсолютно голая под платьем, которое прилипло к её телу, подчёркивая фигуру. — Десять баллов Гриффиндору! — хищно улыбаясь, ответил ей Снейп, магией призывая из середины ритуального круга подготовленные угощения. — За такой щедрый подарок, мисс Грейнджер, я очень признателен, — он отсалютовал ей бутылкой огневиски и, направляя к ней стакан с водой, произнёс: — Выпейте, Вам это нужнее. Она послушно приняла стакан и осушила его одним глотком, наблюдая за тем, с каким удовольствием Снейп смакует напиток, словно огневиски он пил в другой жизни. — Вы правы, — он перехватил взгляд Гермионы и, прочитав её мысли, начал свой рассказ: — Как Папа Легба я живу уже много лун, и у меня много работы, которую почему-то не стремятся выполнять другие. Я ведаю прошлое, вижу грядущее, творю настоящее. Не в первый раз мне приходится быть смертным, чтобы помочь тем, кто в этом нуждается. Я знал, что первая и вторая магические войны унесут много жизней в Британии, и некому будет сопроводить эти несчастные души в мир иной. А проводник был необходим. И я создал Вашего профессора Северуса Снейпа, вписывая его в событийную канву того времени и оставляя след в истории. Безмерно горжусь тем, каким я его создал. Неординарная личность, про которую до сих пор не умолкает молва. Добро и зло, хитрость и бесстрашие, двойственная натура, в которой присутствовал баланс самой вселенной. Кажется, даже Избранный назвал сына в честь своего профессора, точнее, в честь меня? — весело закончил он свою исповедь, снова сделав большой глоток огневиски. — Да, так и есть, — тихо ответила Гермиона и, прокручивая в руках глиняный стакан, осмелилась задать ему вопрос: — Как мне Вас называть? Мастер Северус? Профессор? Сэр? Папа Легба? — Раз мы с Вами уже знакомы из той моей жизни, то называйте меня Северус. И я давным-давно не Ваш профессор, мисс Грейнджер. — Гермиона, просто Гермиона. — Она слабо улыбнулась ему и, задумавшись, прикусила губу. — Вы ведь знаете, зачем я Вас призвала, да? — с надеждой спросила она, глядя в его глаза. — Я прочитал Ваши мысли, Гермиона. Чтобы сделка состоялась, Вам необходимо самой проговорить вслух то, о чём Вы мечтаете больше всего на свете. Помните, что формулировка желания играет важную роль. Но оставим эти формальности, я сегодня в отличном настроении! — Он снова отсалютовал ей бутылкой и, весело подмигнул, сделал большой глоток. — Я… Я бесплодна… — Гермиона замолчала, сморгнув неожиданно набежавшие слёзы, и продолжила: — Больше всего на свете я желаю стать матерью. Выносить в своём чреве дитя и родить его. Чувствовать каждый миг, когда малыш будет расти внутри меня, как он будет меняться. Хочу увидеть его, когда он появится на свет. Хочу любить его и заботиться о нём. Хочу, чтобы он был счастлив. Хочу быть рядом, наблюдая за тем, как он взрослеет и познаёт мир. За это я готова отдать всё, Северус! — Она с жарким отчаянием и надеждой смотрела в его глаза, взгляд которых пронизывал её насквозь. — Хорошо, Гермиона. И что же Вы готовы отдать мне взамен? — Его голос обжигал, заставляя её плоть дрожать от страха и неотвратимости судьбы. Несмотря на расстояние между ними, она чувствовала его дыхание, его ауру, его мощную энергию. Он Божество, он Дух, он Сущее. Она была готова отдать ему всё, невзирая на последствия. Она больше не боялась. — Душу? Я могу отдать её, — вздёрнула она подбородок в таком привычном для неё жесте, который говорил о том, что она всё уже решила. — Это ведь равноценный обмен? — Душа — это прекрасно, Гермиона. А тем более душа такой талантливой ведьмы. Но вот незадача, Вы вызвали меня самостоятельно. Вы не обратились к манбо, которые могли бы Вам помочь с этим ритуалом и его подготовкой, а детали очень важны, Гермиона, — начал он таким привычным лекторским тоном бывшего профессора, щёлкнув при этом пальцами и заставив исчезнуть почти пустую бутылку огневиски и стакан из её рук. — Я не вижу главного ингредиента для ритуала: Вы забыли принести две унции детородного семени партнёра, от которого хотите зачать, — хищно улыбнулся он и, поднявшись с кресла-качалки, направился к ней. Словно голодная пантера, он подходил к ней мягкой поступью, гипнотизируя взглядом. И это было так нормально, так естественно. Это было задумано самой природой: он был охотником, а она — его добычей. Гермиона не могла не подчиниться. Она желала быть в его власти. Когда он подошёл к её креслу, опираясь руками на подлокотники и приближая своё лицо к ней, она поняла, что ловушка захлопнулась. Ей не выбраться. — Семя партнёра? Нно-нно в книгах ничего про это не было, — жалобно проблеяла Гермиона, пытаясь соответствовать своему факультету, но липкий страх начинал окутывать её своими щупальцами. — Ах, книжки… Я и забыл. Книги не всегда могут дать точный ответ, Гермиона. — Он приложил указательный палец к её губам, заставляя её замолчать, а в его глазах промелькнули хитрость и опасность. — С Ду́хами нельзя спорить и торговаться, моя девочка, запомни это. Гермионе оставалось лишь кивнуть головой, задевая его палец своими губами. Электрический заряд пронзил её тело так резко и неожиданно, что она дёрнулась, отстраняясь от Снейпа. — А раз у нас нет спермы, то и обряд провести будет невозможно. Если только… — Он прищурился и внимательно посмотрел на неё, будто давая ей время самой догадаться. — Что «только»? Гермиона сама понимала, что ведёт себя глупо, но мозг абсолютно отказывался мыслить в его присутствии. Впервые в жизни она почувствовала себя глупой, очарованной мужчиной женщиной, которая не могла мыслить трезво и рационально. — Если только я не дам своё семя, –закончил он. — Вв-ваше сс-семя? — жалко проблеяла Гермиона, чувствуя, как жар затапливает её тело. — Вв-вы же шутите, Северус? Разве Папа Легба предлагает всем женщинам такое? — спросила она, всё ещё сомневаясь в услышанном. — Нисколько не шучу, Гермиона. И да, такое предложение я сделал только Вам. Считайте, что Вы для меня особенная знакомая из той жизни, где мы встречались. Моё семя не хуже, чем семя Вашего дружка, с которым Вы бы хотели зачать ребёнка. — Надменные и собственнические нотки проскользнули в его речи, которые вызвали в Гермионе непонятное томление, но она отбросила эти мысли, списав их на стресс от происходящего. — Но у меня никого нет… Я одна и не нуждаюсь в партнёре. Да, признаю, у меня были контакты с противоположным полом, но все они заканчивались расставанием, потому что они не могли мне дать то, чего я так сильно желала — ребёнка… Раз Вы, Северус, готовы провести обряд, то, кто я такая, чтобы отказываться от исполнения моей мечты. Но что я буду должна отдать взамен? — У всего есть цена, Вы правы, Гермиона. Рано или поздно все платят за всё и страдают, получая по заслугам, — хитро ухмыльнулся он, обнажая свою двойственную натуру Папы. — Конечно же, я возьму с Вас плату, но не душу. Как я могу забрать душу у матери своего ребёнка? Но платить придётся. И я заберу Вашу магию. Подумайте, Гермиона. Хорошенько всё обдумайте. Стоит ли Ваша мечта, Ваше желание души того, чтобы лишиться магии навсегда? Вы же так долго шли к тому, чтобы познать всё, чтобы быть лучшей магглорождённой ведьмой! Готовы ли Вы так просто отказаться от этого? Изменить свою жизнь так кардинально? Выбор не прост, а жизнь несправедлива. Невозможно иметь всё и сразу. — А я буду всё помнить? Кто я и кем была в магическом мире? И будет ли у меня время, чтобы перебраться жить в мир магглов? Задавая эти вопросы, Гермиона уже знала, что согласится. Она готова отдать всё ради этого шанса. Ей никто не мог и не сможет помочь. А он может. Он сделает её матерью. Матерью его ребёнка. Он Дух, он Сущее, он Божество. Он её Папа Легба. — Если для Вас это так важно и Вы так желаете, то будете помнить всё. Магия будет вытекать из вас медленно — до появления ребёнка на свет. Думаю, что этого времени Вам будет предостаточно на подготовку. — Тогда я согласна, Северус! — с жаром воскликнула Гермиона и, готовая ко всему, вскочила из кресла, которое тут же растворилось в воздухе. — Но как нам скрепить договор? — Кровью, намерением, действием и жертвой, конечно же. Любая магия требует такого подтверждения, — он подошёл к ней, протянув свою ладонь. — Дайте Вашу руку и палочку, Гермиона. Северус ласково провёл пальцами по её раскрытой ладони, ожидая, пока Гермиона достанет палочку из потайного кармана платья. Она старалась не выглядеть потерянной, когда передавала ему древко, что помогало ей все эти годы. Мысленно она прощалась со своей спутницей и спасительницей, которая была рядом и поддерживала её, помогая верить в то, что она обязательно получит желаемое. Северус аккуратно, с некоторым благоговением и даже почтением, принял волшебную палочку, сделанную из древесины грецкого ореха, изгибом напоминавшую длинный коготь животного. Эта палочка когда-то принадлежала ныне покойной мадам Лестрейндж, но само древко уже не помнило о ней и служило верой и правдой новой хозяйке — Гермионе. Не теряя ни минуты, он перехватил палочку и одним быстрым движением полоснул ею раскрытую ладонь Гермионы. Подкинув древко в воздух, испепелил его, щёлкнув пальцами. Гермиона шикнула, скривившись от резкой боли, и почти тут же охнула от неожиданности, когда Северус наклонился, чтобы горячим языком провести по месту пореза, слизывая кровь и принимая её в качестве оплаты. «Теперь я принадлежу ему навсегда», — эта мысль стремительно промелькнула в голове Гермионы и показалась ей такой правильной. Оторвавшись от её ладони, он снова щёлкнул пальцами, призывая свою трость будто из ниоткуда. Покрутив в руках этот жезл, стукнул им о землю, и вокруг ритуального круга из воздуха возникли загоревшиеся красные и чёрные свечи, освещая всю опушку сакральным сиянием. Когда его трость коснулась земли второй раз, то Гермиона услышала стук барабанов, что зазвучали в унисон с её сердцебиением. Эта музыка задавала древний ритм, заставляя слушателя быть раскрепощённее. — Уже полночь, Гермиона. Пора, — нежно прошептал он, вызывая в ней неизведанный трепет. Быть выбранной самим Папой Легба для проведения такого обряда весьма волнительно. Она видела его глаза, в которых плескалось первобытное желание. Он был голоден. Он пожирал её взглядом, вызывая томление плоти. Северус был опасен, но Мерлин! Он был таким сексуальным и привлекательным. В третий раз он ударил тростью о землю, приказывая своей силе очистить ритуальный круг от даров и приготовить в центре ложе из пушистого мха и болотных растений. Взяв её за руку словно невесту, подвёл к их импровизированной кровати и приказал ей лечь. Затем, щёлкнув пальцами, избавил себя от костюма и трости и предстал перед ней в своей божественной мужской наготе. Языки пламени от ритуальных свечей отражались на бледной его коже, облизывая его тело адским огнём. Гермиона услышала, как ритм барабанов усилился, и её сердце стало биться чаще. Она с трепетом осматривала Северуса, желая прикоснуться к его восставшей плоти. Он был так прекрасен, что она сходила с ума от желания. Ещё чуть-чуть, и он будет в ней. Её Папа Легба и только её. Сегодня он принадлежал ей. Она протянула к нему руки, и Северус послушно опустился рядом с ней на колени. Не прерывая зрительного контакта, начал аккуратно поднимать подол её платья к талии, лаская внутреннюю поверхность бёдер. Его голодный взгляд обжигал. Он восторгался ею, он хотел её, он боготворил её. Гермиона тихо застонала, мечтая о большем. Она хотела, чтобы его длинные пальцы раздвинули её половые губы и нашли клитор, который жаждал его прикосновений. Но Северус припал губами к влагалищу, лаская её своим горячим языком. Гермиона вскрикнула от удовольствия, зарываясь пальцами в его иссиня-черные волосы, ноготками царапая кожу головы. Это было невероятно! Его язык порхал вокруг клитора, заставляя её вздрагивать всем телом. Его волшебные пальцы коснулись её горячей плоти, лаская мокрые складки и утонув в тягучей смазке. — Пожалуйста, Северус! Пожалуйста! — прохрипела Гермиона, теряя рассудок от его ласк. Как же ей хотелось ощутить его внутри! Гермиона хотела быть с ним и быть для него всем. Она читала о страстной и ненасытной натуре Папы Легба, но сегодня он принадлежал только ей. Словно прочитав мысли Гермионы, Северус прервал свои ласки и, поднявшись на колени, заключил её в объятия, припадая в жарком поцелуе к её приоткрытым губам. Гермиона плавилась как воск от его горячих прикосновений. Он был её обжигающим Солнцем, первобытной силой, которой невозможно было не подчиниться. Ей было жарко, как же ей было жарко! Северус переместился ниже к её шее, оставляя отметины на нежной коже. Он был нетерпелив! Мечтая прикоснуться губами к её груди и почувствовать её на вкус, он разорвал платье Гермионы, потворствуя своим желаниям. Облизнув языком заострённые вершины её сосков и лаская их длинными пальцами, он накрыл правый сосок горячим ртом и застонал от удовольствия. Как же давно он не держал смертную в своих объятиях! Он соскучился по прикосновениям и плотским утехам, приносящим такое желанное удовольствие и разрядку. Его член дёрнулся, выделяя капельку предэякулята и оставляя след на животе Гермионы. Её ладонь обхватила ствол и, распределяя смазку большим пальцем по головке члена, начала плавно двигать рукой вверх и вниз. Зарычав, он оторвался от её груди и отстранился от её ласк, укладывая Гермиону на спину и нависая над ней как повелитель и господин. Обхватил член рукой и мучительно медленно провел им по мокрым складкам её влагалища, прежде чем резко ворваться в её лоно. Они одновременно застонали от поглотившей их страсти, что лавиной накрыла их с головой. Ритм барабанов ускорился, заставляя Северуса наращивать темп толчков и позабыть о нежности. Его руки так крепко сжимали бёдра Гермионы, что костяшки пальцев побелели. Он с жадностью смотрел на такое прекрасное женское тело, распростёртое под ним и жаждущее принять его как можно глубже. С каждым его толчком Гермиона всхлипывала всё громче и громче. Её протяжные стоны были усладой для его ушей, лишь усиливая его ненасытную натуру. Барабаны продолжали стучать в незамысловатом ритме, побуждая их продолжать древний танец природы. Мужчина и женщина. Твёрдость и мягкость. Отдающий семя мужчина и принимающая этот дар женщина. Гермиона чувствовала, что подходит к самой высокой вершине удовольствия. Казалось, ещё немного, и Северус столкнёт её с огромной высоты в самую пропасть, где она рассыпется на миллион осколков. Мышцы влагалища начали хаотично сокращаться, сжимая крепче его член. Он громко застонал и, наклоняясь к ней, прохрипел в её губы: — Ты принадлежишь Папе Легба, Гермиона Джин Грейнджер! — Сделав глубокий толчок, продолжил: — Твоё лоно благословенно Папой Легба! — Снова глубокий толчок. — Ты родишь сына от Папы Легба! Гермиона задрожала и, громко вскрикнув, протяжно застонала, срываясь на крик: — Оооо, я твоя, Папа Легба! Я принадлежу лишь Папе Легба! Оргазм обрушился на неё сметающей всё на своём пути волной, накрывая её тело полностью! Она подрагивала, а её мышцы сокращались, сжимая член Северуса крепче и крепче словно в тисках. Она пребывала в забытьи. Не сбавляя темпа и продолжая глубоко входить в неё, он щёлкнул пальцами, и в его руках появился белоснежный петух, которого Гермиона подготовила для жертвоприношения, вместе с ритуальным кинжалом. Языки пламени свечей взмыли ввысь, пытаясь лизнуть небо. Барабаны застучали интенсивнее, исполняя своё последнее крещендо. — Приготовься, — шепнул он, глядя на неё, а затем, одним движением перерезая птице горло, окропил живот Гермионы багряной кровью. — Sarava Papa Legba! Пусть моя магия свершится! — Сделав пару толчков, излился в неё и, орошая её лоно своим семенем, громко застонал. Яркая вспышка света охватила их тела, на короткий миг ослепляя обоих. Мир замер, чтобы подарить любовникам одну сладостную минуту, когда в жарком оргазме соединяются не только тела, но и соприкасаются души. Мужчина выбрал свою женщину, подарив ей самый ценный дар — новую жизнь. Возвращение в реальность было неизбежным. И как бы они не хотели оттягивать этот миг, им пришлось открыть глаза и снова исполнять свои роли…***
Гермиона поцеловала в пухлую щёчку сладко посапывающего малыша, нежно прижимая его к своей груди. Аккуратно переложив маленького черноволосого Алана в кроватку, вышла из детской и прикрыла за собой дверь, захватив радио-няню. Тихой поступью подошла к окну своей уютной квартиры, чтобы полюбоваться вечерними огнями Эдинбурга. Задумавшись, она по привычке нежно провела пальцами по узору, выбитом на золотом медальоне, который ей подарил Северус после проведения обряда. — Носи его не снимая, моя Гермиона, — сорвав с шеи свой медальон, шепнул он и начал застегивать цепочку на ней, а затем ласково поцеловал её плечо. — Это мой Веве. Ты ведь помнишь, что я Дух перекрёстков? Все дороги ведут ко мне, к Папе Легба. Если ты захочешь связаться со мной и увидеть меня, то добавь каплю крови на Веве, и я найду тебя. Приду к тебе и к нашему сыну, — Северус одной рукой прикоснулся к её ещё плоскому животу, а пальцами второй руки очертил контур лица Гермионы и распухшие после их ласк губы. Он нежно поцеловал её в последний раз, вкладывая в этот жест всю свою страсть и привязанность к ней, прошептал «Прощай» и растворился в воздухе. С их встречи прошёл почти год, и Гермиона ни разу не воспользовалась его предложением, хоть и соблазн был слишком велик. Она училась жить без магии, получив от её Папы Легба самый лучший подарок — их черноволосого сына Алана с антрацитовыми глазами как у его отца. Гермиона была счастлива. Она училась жить заново. Но она не знала самого главного: тень Папы Легба неотступно следовала за ними. Его тень наблюдала, как рос Алан день ото дня. Иногда она играла с сыном, пока Гермиона не видела. А по ночам… По ночам его тень обнимала спящую Гермиону, призрачно касаясь её кудрявых волос, оставляя невесомые поцелуи на её плечах. Он Папа Легба. Дух всего сущего, страж дорог и перекрёстков, проводник в мир мёртвых. Он терпелив и дождётся призыва. Когда-нибудь Гермиона решится и использует Веве. И он придёт к ней. Её Северус. Её Папа Легба. И так будет всегда.