Чувство солода

Свежеотпечатанный, только вчера из типографии журнал шуршал гладкими страницами, сиял глянцем обложки и тщеславием, которое только что погладили по шерстке, словно любимого кота. Тереза тронула чуть выпуклые буквы имени — своего имени! Коснулась прохладной гладкости нарисованных зерен. И, наконец, обвела пальцем название главной статьи номера. «Чувство солода». Самое яркое чувство в ее жизни. В этом году ей исполнилось двадцать девять, но порой Тереза чувствовала себя ужасно старой. На восемьдесят, не меньше. Она старалась не жить только работой. Бегала полумарафоны. Два раза в год путешествовала, по средам ходила на курсы китайской кухни. Пробовала ходить на курсы китайского языка, но быстро сдалась. Одновременно считала себя счастливой — и тревожилась. Казалось, она вот-вот безвозвратно упустит из жизни нечто важное, нечто такое, что потом не догнать.

***

— Тесс, а давай сходим на быстрые свидания? Такое могла предложить только Шэннон. Руководитель отдела качества с длинными, как у модели, ногами, всегда безупречным педикюром, который виднелся из выреза туфель, нарушающих все правила лаборатории, и вихрем идей в рыжей ирландской голове. — А давай не пойдем, — парировала Тереза, завороженно наблюдая, как лаборантка заполняет стаканчики для дегустации — наливает в каждый ровно одно и тоже количество янтарной жидкости. — Почему? Ты вообще когда последний раз ходила на свидание? — В марте. С парнем из бегового клуба. Было ужасно. Он два часа рассказывал про кроссовки. — Вот, два часа, а тут семь минут — и больше не увидишь… — Все готово, — сказала лаборантка и смущенно взглянула сначала на свою начальницу, потом — на Терезу. — Ага, спасибо, — Шэннон встала со стула и потянулась. — Позови народ, пожалуйста. Через минуту восемь человек, включая Терезу, расселись за белые столы. Перед каждым — десять стаканчиков. Пластик всегда прозрачный. Цвет посуды изменяет восприятие напитка — на аттестации дегустаторов это будет мешать. — Привет, коллеги! — в голосе Шэннон звенел юношеский задор. — У нас с вами двадцать минут. Заполняем формы как обычно. Обладатель лучшего носа сегодня получит свеженький журнал с автографом нашей суперзвезды. Тереза помахала рукой, остальные похлопали. Мило. — У тебя есть лишний? — шепнула она, когда Шэннон проходила мимо. — Отдам свой, я уже прочитала твои откровения. Вот она, лучшая подруга. Хотя бы до дома журнал донесла! Первый стаканчик. Запах масляного сыра, тяжелый, вязкий, осаживающийся на корне языка. Диацетил. Тереза сделала пометку в планшете и взяла следующий. Прокисшие дрожжи. Гадость. Нужно занюхать кофейными зернами, чтобы продолжать. Следующий образец ничего не сказал рецепторам в носу. Потребовалось сделать крошечный глоток, и тогда хмелевое масло проявило себя. Сколько раз она уже видела эти стаканчики? Тысячу, не меньше! Четвертым оказался запах смородинового листа, который формально назывался «кошачий». Это просто. Тереза взяла пятый образец. Накрыла рукой, немного взболтала и поднесла к носу. Яркий запах фруктов, беззаботный, летний, взорвался прозрачно-желтыми шариками монпансье. У него и название такое же, словно искрящийся желтый лимонад в хрустальном стакане. И-зо-а-мил-а-це-тат. Первый из «колеса запахов», который Тереза услышала давно-давно, еще в свои нежные двадцать.

***

Юная блондинка с голубыми глазами произвела фурор одним своим появлением в офисе варочного цеха. Тереза пришла на должность младшего технолога, подмастерья у признанного гуру пивоварения. Предполагалось, что она будет наблюдать, кивать и записывать и, может быть, через пару месяцев, ее допустят до корректировки рецепта под бдительным присмотром старших товарищей. Все пошло не по плану. Сначала гуру сломал руку. «К сожалению, не шею», — шептались в офисе. Никто не любил главного пивовара. Перелом оказался сложным и уложил гуру в больницу на две недели минимум. Именно на эти две недели ушел в отпуск второй технолог, чей самолет взлетал в сторону моря как раз в те минуты, когда главный летел с велосипеда на асфальт у церкви святого Мартина. Тереза осталась на заводе одна. Пауки в банках варочных цехов и адской машины розлива оживились, потирая лапки и намереваясь с хрустом сожрать новенькую. В первый же день Тереза пришла в солодовую башню. Семь этажей грохота, где в воздухе вечно летает пыль, а проникающие через нее солнечные лучи напоминают божественный свет на картинах старых мастеров. На самом верху она запустила руку в бункер с солодом и вынула пригоршню золотисто-бежевых зерен. Солод не умеет говорить, но если бы умел, то вопил бы на всю башню. — У нас проблемы с качеством во втором силосе, — выпалила Тереза, вломившись к начальнику цеха, — какая там партия? — Это… не знаю. С чего ты взяла? — Просто знаю! Звоните в лабораторию! Надо остановить подработку! Сначала начальник варки просто отмахнулся, но быстро оказалось, что лабораторный журнал заполнен с ошибками — дежурная лаборантка, работавшая с солодом, куда-то запропастилась и не вышла на работу, а другие девочки напутали с пробами. Через полчаса проблемы подтвердились. Через час рецепт для новой варки был скорректирован, чтобы компенсировать недостатки сырья. Всего за день Тереза стала звездой компании. В те же дни она впервые пришла в лабораторию, на курс дегустации для начинающих, который вел Конор Мерфи. Ему было двадцать пять. У него были медовые, как правильно сваренное сусло, волосы, серые глаза с ореховыми крапинками и россыпь веснушек на щеках. Надо ли говорить, что Тереза влюбилась с первого взгляда. — Накрой образец рукой. Поболтай немного и поднеси к носу. Вдохни! — Коннор стоял у стола Терезы и учил ее проводить дегустацию. — Пахнет фруктами. Грушей и яблоком. — Все правильно. Это изоамилацетат. Он образуется при дрожжевом брожении. Некоторые сорта допускают присутствие эфирных запахов… Все остальные слова слились для Терезы в белый шум. Она продолжила ходить на курс, но теорию штудировала, точнее — повторяла, дома по конспектам из колледжа. В присутствии Конора ее воля и мозг плавились, словно шоколад в солнечный день. Он знал. Точно знал. Тереза видела по смущенному, но довольному взгляду, что красавчик из лаборатории всё понимает. Через три недели она набралась храбрости и пригласила Конора на кофе. Он согласился и даже предложил прекрасную кофейню при музее городского быта. Как раз в ее вкусе. Все прошло очень мило, но, после того как они заплатили каждый за себя, Конор просто пожелал хорошего вечера пятницы и запрыгнул в свой автобус. Еще через месяц он неожиданно позвонил вечером и спросил, не хочет ли Тереза сходить на пикник в честь Июньского выходного первый понедельник лета в Ирландии с ним и его компанией. Конечно же, она захотела. Это был лучший пикник в ее жизни. Компания Конора состояла вовсе не из лаборантов с завода, а художников, журналистов и других немного странных по меркам Терезы творческих людей. Меган, модель и историк, научила её жонглировать тремя шариками, а парень по имени Итан сделал шикарные фото, где она в развевающемся белом платье стоит на зеленом лугу. С того дня они как будто стали ближе. Конор советовал ей новые книги. Тереза давала ему почитать профессиональный журнал. Они ходили в кино и на концерты, и Конор целовал ее в щеку на прощание. Казалось, все идет по тому плану, который рисуют себе в голове все двадцатилетние девушки. Впрочем, к середине осени, когда курс для начинающих закончился, Тереза начала понимать — ей казалось. Нет, она вовсе не думала о Коноре дни напролет, куда больше она думала о солоде и сусле, сахарах, крахмалах и содержании кислорода. Как раз уволился второй технолог и ее повысили из «младших», так что работы было даже слишком много. Просто хотелось внимания. Взаимности. Красивый роман. Отпуск на море вместе. Как у школьных подружек в социальных сетях. Из всех подружек, правда, к тому времени осталась только Шэннон. Она тоже получила повышение, до заведующей лабораторией варочного цеха, и изо всех сил училась, чтобы прыгнуть еще выше. — Послушай меня, — говорила Шэннон, с ненавистью глядя на жужжащий сепаратор. — Так, тут ты меня точно не услышишь, пойдем в галерею. Они поднялись в переход между цехами. Единственное место, где было одновременно тепло, тихо, сухо и не было лишних ушей. Заводская банка с пауками быстро учит думать, что говоришь и кто тебя может услышать. — Так вот, послушай меня, — назидательно продолжила Шэннон, — с этим кадром ничего не выгорит. Ищи следующего. Кстати, помнишь, была такая Дэйзи в лабе, так вот ее вчера… — Мне этот нравится! — перебила Тереза. — Я тебе точно говорю, не выгорит. Сколько времени прошло? Месяца три? Думаешь, молодой мужик, которому нравится девушка, за это время ничего не попытался бы сделать? — Ну знаешь, не всем нужно сразу бежать в постель. Шэннон покрутила пальцем у виска, сказала, что готова вытирать Терезе слезы бумажными платочками. И пошла обратно в свою лабораторию. К декабрю, когда первые партии сезонного рождественского напитка уехали с завода, а Тереза смогла, наконец, выдохнуть от круговорота непривычных рецептов и запахов, она признала — Шэннон была права. Ну хотя бы потому, что несмотря на частые встречи вне работы, отношения с Конором не развивались вообще. Никак. Тереза подумала, что стоит найти новый объект интереса. И, как назло, Конор принес ей утром кофе и слойку с малиной и спросил, не хочет ли она встретить Рождество у него дома. Если у нее нет других семейных планов, конечно. Терезе очень хотелось принять приглашение. Собственно, она и приняла, но чувствовала какой-то подвох. Не может быть все так просто. Ему что, не с чем посмотреть комедии вечером и съесть копченого лосося утром? Вряд ли. Это не романтическое свидание. Это… нечто другое. В обеденный перерыв она отправилась на склад. Сидела на мешках с карамельным солодом, окутанная запахами хлеба и сдобы. Жевала готовый салат, запивала кофе из термоса и думала, что если бы чувствовала людей так же, как чувствовала солод, то ее личная жизнь была бы куда легче и логичнее. Чтобы отвлечься, она достала телефон, пролистала ленту новостей. С одной из фотографий на нее смотрело удивительно знакомое лицо молодой женщины. «Тело Меган К. обнаружено в…». Вот и отвлеклась. — Тесс, там с варкой беда! — взволнованный голос начальника смены мигом перебил мрачные мысли. — Поднимешься к нам? — Бегу! Вопреки старательно выстроенной легенде, Тереза вовсе не умела распознавать любую проблему, лишь взглянув на котел. Только солодовые зерна готовы были открыть ей свои тайны, все остальное приходилось постигать опытным путем. Эмпирически, как говорил главный пивовар. — Давайте попробуем вот так… — не особо уверенно сказала Тереза, разглядывая печальную пробу из котла. Она ввела в программу новые графики времени и температуры. — А если не получится? — Должно получиться. Или придется сливать. В тот раз не получилось. Семьдесят тысяч литров отправились в канализацию. На разборе полетов Тереза не могла нормально объяснить, почему даже не согласовала свою корректировку с главным. Почему перепутала циклы нагрева? Почему больше никто не был в курсе проблемной варки, из-за чего сбились еще несколько процессов? Тереза чувствовала себя зернышком, которое падает в грохочущее нутро солодовой башни, и вот-вот будет перемолото в муку. — Тесс, — главный пивовар положил руку ей на плечо, когда они вышли из переговорной, — с боевым крещением. — Меня не уволят? — всхлипнула она, робко глядя на его небритое лицо с глубокими морщинами. — Нет. Ты хороший технолог. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, а не на рынке труда. Поняла, в чем была причина? Она все поняла. И про качество добавленного крахмального сиропа, на которое она не посмотрела, и про стандартные процедуры, которые вылетели из головы. Заодно поняла, что нервный, требовательный, придирчивый главный уважал ее куда больше, чем показывал. Тереза совершенно забыла, что собиралась написать Конору и отказаться от приглашения на Рождество. Вспомнила только утром Сочельника. Убедительной причины для отказа она не придумала, так что влезла в джинсы, свитер со снежинками и носки со снеговиками, и поехала на другой конец города, в район одинаковых двухэтажных домиков с кирпичными трубами. — О, Тесс, привет! — ей открыл дверь Итан, тот самый фотограф. На нем был синий свитер с серым узором и уютные вельветовые брюки. — Проходи! — Привет, — Тереза осторожно шагнула в прихожую с обоями в цветочек, и дальше в гостиную. Старые обои с цветочным рисунком соседствовали с современным диваном, деревянным книжным шкафом из середины прошлого века и восточным ковром на полу. На стенах — картины, наброски, цианотипия, фотографии — черно-белые старые и цветные. Люди на некоторых кажутся знакомыми, но Тереза не могла вспомнить, где встречалась с ними. Столько всего и каждая деталь на своем месте! — Так красиво! — вырвалось у неё. — Это где хозяин этой красоты? — Ну, вот я перед тобой, — улыбнулся Итан. — А Конор сейчас вернется, он к своим родным поехал. Попросил пока тебя развлекать, так что идем, выберем посуду для сервировки. — Вернется? — Тереза чувствовала, как разрозненные детали, которые она видела последние полгода, складываются в единую картинку. — Вы вместе живете, да? — Ага. Итан достал из синего комода, за который любая домохозяйка 19 века продала бы душу, две тарелки и повернулся к Терезе. — Кобальтовая сетка из России против золотых цветов из Германии! Выбирай! — Второй вариант. Так. Постой. Мне надо переварить. То есть все то время, что она подкатывала к Конору, он жил с парнем и… И это многое объясняет! Это всё объясняет! — Подлец! — выпалила она. — Мог бы и сказать! — Я? — синие глаза Итана наполнились недоумением. — Эй, Тесс, не сердись. Я в самом деле… — Да не ты, — отмахнулась она, и тут до Итана тоже дошло. Конор успел застать ее, вытирающей с покрасневших глаз слезы. Половина — от обиды на собственную глупость, половина — от нечаянного приступа смеха. — Прости, — он вручил Терезе сразу коробку в клетчатой подарочной бумаге, — я думал, ты знаешь. На заводе все знают. — Зачем ты меня позвал? — Твои родители же далеко живут, и раз ты к ним не едешь… Это было правдой. Родители Терезы два года назад переехали в Новую Зеландию, и ездить на Рождество «домой» у нее больше не получалось. — Спасибо. — Останешься? Терезе очень хотелось остаться, но… она пошла в прихожую, сунула руку в карман пальто, чтобы достать бумажные платочки, и наткнулась на несколько зернышек солода. Ее как огнем обожгло, как будто пальцы коснулись бурлящего сусла в варочном котле. Никогда раньше солод не говорил ей ни о чем, кроме себя самого. Теперь же она ясно слышала его голос «уходи!» — Почему? — задала она сама себе вопрос. — Почему? Что не так? Она посмотрела в гостиную. Из прихожей видна была стена с фотографиями, и тут Тереза поняла, кем были девушки на цветных кадрах в тонких белых рамках. Дэйзи, лаборантка, которую она уже так давно не видела, а еще — Меган. Меган К., чье тело недавно нашли у речки за городом. — Я лучше пойду, — сказала она тихо, и пока ни Конор, ни Итан не вышли в прихожую, схватила свое пальто, сунула ноги в незашнурованные кроссовки и выскочила за дверь. — Тесс? В голове стучали молоточки «уходи!». Тереза бежала по пустой улочке из одинаковых домов так, будто за ней гнались черти, и только усевшись на сиденье чудом подвернувшегося автобуса, почувствовала себя в безопасности. Коннор не вышел на работу после Рождества. Сначала Тереза даже обрадовалась — как раз настало время очередной аттестации дегустаторов, и ее провела сама Шэннон, и не пришлось неловко мямлить оправдания и делать вид, что ничего не произошло. Однако через три дня по заводу поползли слухи, что Конор не отвечает по телефону и никто не знает, где он. Месяца через три, когда в парках расцвели нарциссы и гиацинты, и холмы вокруг города поросли новой травой, арестовали Итана. Ему вменяли несколько эпизодов изнасилований и убийств как мужчин, так и женщин. Фото всех жертв висели у него в гостиной.

***

— А ты красотка, — Шэннон протянула распечатанный протокол дегустации, — лучше всех сегодня. Что за сердечко у изоамилацетата? — Мой любимый запах. Летом пахнет, — Тереза крутила кофейное зернышко в руках — не солод, ничего не говорит. — Я старалась! — Другие тоже не в тапки гадили, так-то! Ладно, пойду презентую Кэтрин её журнал. Идем на быстрые свидания? Несколько лет после злопамятного Рождества, Тереза даже не думала о новых отношениях. Нырнула в варочный котел с головой. Работала как проклятая. Училась. Снова работала. Закончила продвинутый курс для дегустаторов, который вела совершенно непримечательная девочка из лаборатории. Проводила главного на пенсию и сама, всего в двадцать семь, села в кресло главного пивовара. В этом году она решила, что настало время для новой попытки. Пока получалось не очень хорошо. — Ладно. Идем! — сказала Тереза как могла решительнее. — Когда? Сегодня? — А что время терять? Надо только подготовиться морально. Ты прелестная блондинка, я — рыжая стерва. Не наоборот, не забывай. Под смех довольной собственной шуткой Шэннон, кофейное зернышко полетело в урну. Тереза сунула руку в карман пиджака и нащупала золотые капли солода. Она готова.