Этот мир придуман не нами
30 июня 2024 г. в 10:00
Тёплый душистый вечер сменяется прохладой, когда садится солнце, но они этого не замечают, наблюдая за этим зрелищем, возможно, в последний раз. Эта крыша становилась их убежищем уже не раз, и она знает, что он не хочет покидать её в той же степени, что и она.
— Я теперь понимаю, почему это твой любимый цвет, — тихо говорит Китнисс, когда насыщенно апельсиновое марево начинает тускнеть.
Пит бросает в её сторону быстрый взгляд, прежде чем вернуть внимание к горизонту.
В следующий раз он нарушает молчание, только когда гаснет последний луч солнца. — Знаешь, возможно, это один из немногих оставшихся у нас с тобой моментов, когда мы можем поговорить не под камерами.
— Да, — тихо произносит она, недоумевая, к чему он клонит.
— Когда мы возвращались домой после того раза, — начинает он, и у неё почти сразу же сводит живот, — ты сказала, что не всё это было притворством. Я начал было спрашивать, что из этого было правдой, но передумал.
Она помнит. Выражение лица, настолько исполненное болью, забыть сложно.
— Так... Что из того, что ты говорила и делала, всё-таки было правдой?
Ей требуется время, чтобы разобраться в мыслях. Что до того, что она говорила и делала во время Игр, — что ж, в любом случае они оба согласились, что её действия тогда были направлены на то, чтобы сохранить им обоим жизнь. И в их интервью после победы тоже.
Хотя.
— Я действительно это имела в виду, когда говорила, что хочу увезти тебя туда, где тебе никто не причинит вреда.
— Почему?
Она мягко улыбается, когда её взгляд скользит туда, где они сидели в прошлом году. — Потому что ты это сделал. Ты показал им, что они не могут тебя изменить. Что ты не просто фигура в их Играх.
— И ты видишь, к чему это нас привело. — В его голосе нет горечи, но есть какая-то обречённость, которая ей не нравится.
— Мы не знали, к чему нас это приведёт. Не могли знать.
Он снова погружается в свои мысли. Её плечи опускаются; это именно то, чего она хотела избежать в одну из их последних ночей на свободе.
— Один из поцелуев был настоящим, — говорит она после паузы.
Краем глаза она видит, как Пит вскидывает голову.
— Какой? — с любопытством спрашивает он, и она рада, что в его голосе нет разочарования от того, что только один.
— После того, как я вернулась в пещеру с лекарством. До того, как моя голова начала кровоточить.
— Я помню.
— Он заставил меня захотеть ещё. — Это звучит как шёпот, и она не уверена, что он услышит это за шумом ветра.
Когда она кидает взгляд на него, становится ясно, что услышал.
Он поворачивается к ней лицом, опираясь ладонью на пол около неё. Другой рукой он касается её щеки, и она смутно думает, что он не делал этого со времен "Тура победителей". Он наклоняется для поцелуя одновременно с ней, и их губы соприкасаются гораздо более неуклюже, чем обычно на экране.
Ей это нравится. Так более... по-настоящему.
Этот поцелуй напоминает ей те в пещере, когда они были наивными испуганными подростками, а не те постановочные, что были потом под угрозой кары от Сноу.
— Прости, — бормочет он, отстраняясь.
Она вздыхает, тихо ненавидя себя за то, что он чувствует потребность за это извиняться.
— Не извиняйся, — в лоб говорит она. — Я ведь поцеловала тебя в ответ.
— Ты всегда целуешь в ответ, — напоминает он, хотя в его голосе достаточно юмора, чтобы это не чувствовалось как укор или жалоба.
И, может быть, это гнев из-за его слов, а может, это вновь обретённая храбрость перед лицом надвигающихся Игры, но что-то заставляет её потянуться к нему. Сжать его рубашку в кулаке — крепко-крепко, притянуть к себе изо всех сил. Он неуклюже врезается в неё, они утрачивают равновесие, падают, и она приземляется о жёсткий пол с глухим стуком.
И прежде чем он успевает понять, что она делает, она снова притягивает его к себе, пока его губы не оказываются на её губах. Она целует его так, как ей хотелось в последние дни, не из чувства долга, а из искреннего желания большего. Пит на мгновение замирает, неподвижно нависая над ней. Но затем отвечает, прижимаясь к ней всем телом и заведя ладонь ей за голову, притягивая к себе ближе. Кажется, их поцелуй длится гораздо дольше, чем она когда-либо считала возможным.
— Здесь нет камер, — шепчет она прерывающимся голосом, когда он всё же отстраняется.
Понимание приходит не сразу, судя по тому, сколько времени проходит, прежде чем у него на губах появляется улыбка. — Никаких камер, — повторяет он, прежде чем как снова приникнуть к её губам.