Рассвет

      Новый день начался необычно. Агнию разбудили не горланящие петухи за окном, не колокола утренней церковной службы, и даже не боярышни, прибежавшие с просьбой поколдовать. Знахарка неохотно открыла глаза. Из-под края палатки едва пробивались первые солнечные лучи, а значит было совсем раннее утро. Это был третий день их долгой дороги из Казанских земель. Царь Иван Грозный решил лично навести порядок в этих неспокойных краях. Мимо палатки прошли двое стрельцов, тихо переговаривавшихся о скорой смене ночного караула.       Палатка была слишком большая для знахарки, даже сопровождающей такого важного человека как боярин Захарьин. В ней точно не должно было быть кровати. И совершенно точно в её постели не должно быть так… тесно. Агния ощущала тепло чужого тела у себя за спиной и крепкие руки, обвившие её. Она замерла, даже перестала дышать, пытаясь не разбудить того, с кем делила ложе. В голове роились мысли, нарастала паника. Как это вышло? И что теперь с ней будет? Тогда она почувствовала, как капкан чужих рук крепче сомкнулся на ней, сильнее вжимая её в чужое тело. А в следующий миг её сердце ухнуло куда-то вниз, ведь мужчина провел кончиком носа по щеке, остановился у самого уха, вдохнул трепетный аромат душистых трав, исходивших от её волос, и прошептал:       — Уже проснулась, ведьма?       И Агния вспомнила. Вспомнила жаркий поцелуй, от которого замерло сердце, а земля ушла из-под ног. Вспомнила его крепкие руки на своей талии, которыми он трепетно, но властно прижимал к себе. И вспомнила о том, как рьяно отвечала на его страсть.       Она ощутила его теплые губы на своем виске.       — Что такое, ведьма? Ночь вспоминаешь?       И только теперь она заметила, что весь окружающий воздух заполнен ароматом полевых цветов, хвои и высушенной на солнце травы. Его она узнала бы из сотен других.       — Что ты сделал со мной, Басманов? Чем опоил?       Агния не видела его лица, но была уверена, что он ухмыльнулся.       — Басманов значит… А вчера ты меня по имени звала.       В голове возникли красочные картины того, при каких обстоятельствах она это делала. Щёки залил румянец, захотелось провалиться сквозь землю, стать духом и испариться, обернуться мышью и забиться в самый дальний угол. И всё это разом.        Басманов был на удивление нежен и внимателен, хоть и проявлял нетерпение. Он аккуратно развязал зелёный пояс, за ним с тихим шелестом с плеч скользнул её кафтан. Его руки были везде — то гладили по волосам, то крепко сжимали талию, то нежно проводили по спине, а после уверенно скользнули на бёдра.       Агния совершенно не поспевала за ним, ей не хватало прыти, а руки предательски не могли справится с тугим узлом. Наконец справилась, но слишком поздно вспомнила о том, что к его поясу привязана сабля. Дернула рукой, призывая ветер, но Фёдор опередил ее. Почувствовав, что пояс больше не затянут на нем туго, ловко подхватил оружие. Осторожно отставил к изголовью кровати, лишь ненадолго отрываясь от девушки перед ним.       — Тише, краса, — выдохнул он ей прямо в губы, и, не разрывая поцелуя, потянул за собой на ложе. Неохотно оторвался, перехватил её руку и спросил, — онемели?       Агния несмело кивнула, а в следующий миг из груди как будто выбили весь воздух. Кажется, не так давно, он желал сжечь её на костре, а теперь нежно расцеловывал каждый палец, поражённый откатом. Она в ответ провела ладонью по щеке, заправила прядь темных волос за ухо, коснулась холодного металла серьги. Они замерли, глядя друг другу в глаза, чтобы пропустив несколько ударов сердца губы вновь соприкоснулись.       Они оба тонули в ласке, которую дарили друг другу. Фёдор наконец избавился от своего голубого кафтана, следом на сундук, стоящий рядом с кроватью, отправились их рубахи, а потом и всё остальное. Когда Агния осталась совсем нагая, Басманов отстранился, окидывая взором её подтянутое тело. Бережно, едва касаясь, провел ладонью от низа живота до ключиц. Васильковые глаза потемнели прежде, чем он навис над ней, чтобы прошептать на ухо:       — Моей станешь, ведьма.       И она стала. Сначала медленно и размеренно, после — резко и властно. Его руки были повсюду, обжигающими прикосновениями лаская кожу везде, где он её касался. Агния едва успевала за своими ощущениями, чувствуя как тело наполняется тягучим удовольствием. А затем его рука наконец дошла до хрупкой шеи и крепко сжала её, срывая голос знахарки в тихий хрип.       — Околдовала меня, признавайся! В каждом сне приходила, словно наваждение. Сам не свой был, — он обрывал слова на каждый вдох, но свои движения не остановил ни на мгновение. — Что со мной сделала, Агния?       Она могла лишь глухо выдохнуть в ответ. Разум уплывал, а тело окатило негой. Её накрыло опустошение, но она ещё никогда раньше не чувствовала такой прилив силы.       Ночь милостиво укрыла их своим покровом. Но сейчас было утро, и Агния совершенно нагая лежала в кровати царского опричника, который собственнически прижимал её к себе. Она собралась с духом и повернулась к нему лицом, только чтобы увидеть, что на его лице сияет совершенно бесстыжая улыбка. Захотелось срочно сотворить какую-нибудь пакость, лишь бы стереть это самодовольное выражение с его лица. Она было открыла рот, чтобы сказать что-то умное, но Фёдор предусмотрительно закатил глаза и, легко коснувшись губами её лба, заключил:       — Спи, ещё рано.       Агния не могла выдержать его пристального взгляда. Поразительно, до того была строптивой, за словом в карман не лезла, всегда норовила уколоть. А теперь не знала, как себя вести. Уткнулась в его грудь и робко выдавила из себя:       — А если боярин будет искать?       — Не будет.       И тут всю робость как рукой сняло. Она хлопнула ладошкой прямо в то место, куда только что утыкалась лбом, и вскинула голову, сразу же ловя на себе его изучающий взгляд.       — Откуда знаешь? Все разнюхал?       «Невыносимая,» — подумал Басманов, — «но права». А вслух сказал:       — Будь здесь и не вздумай чего учудить. Если кто-то увидит, как ты из моих покоев выходишь ранним утром, Захарьин тебя точно не отблагодарит.       Он встал, быстро оделся — к опричникам требования явно были такими же суровыми, как и к стрельцам.       — Куда ты? — Агния окликнула его, когда он уже собирался выходить из своей палатки.       Басманов обернулся, оглядел прекрасную картину, представшую перед ним — знахарка, вся растрепанная и растерянная, зацелованная после долгой ночи, лежит нагая в его постели. Вся кожа ниже ключиц была покрыта следами его неусмиримой страсти. Вспомнил, что отдавшись захлестнувшим чувствам, после они долго обнимались, пока сначала ее, потом его, не затянуло в сон. Когда бы она успела сварить и выпить отвар? Так было нельзя. Она же не блудница какая. Фёдор кивнул своим мыслям, а ей лишь кинул сухое:       — К Захарьину.       Его не было долго. Не настолько долго, что к нему бы начали ломится слуги, чтобы собрать вещи, но достаточно, чтобы на их привале началась утренняя активность. Сменился караул, кто-то уже бегал туда-сюда по боярскому или царскому поручению. Агнию это ожидание совсем извело, но она боялась даже шелохнуться. В конце-концов, всё же встала, тихо оделась и села на кровать, которая не смотря на прохладное утро ещё хранила тепло их тел.       Наконец он вернулся. Крепко обнял.       — Что теперь делать?       Агния говорила тихо-тихо, чтобы снующие снаружи люди не заподозрили, что опричник не один. Он ответил ей так же, поглаживая по волосам:       — Сейчас ничего. Как приедем в Москву — готовь сундуки, я приду с подарками.       Агния, выросшая в знахарской школе, едва ли помнила, что это значит, а потому лишь удивлённо смотрела на Фёдора. Наконец, он хитро ухмыльнулся и довольно сказал:       — Жениться на тебе буду.