Кто на новенького?

Вопреки несознательным гражданам Империума, считавшим его богом, Император не почитал себя ни всезнающим, ни непогрешимым. Напротив, работая, например, над проектом «Примарх» или проектом «Астартес», они с Малкадором частенько сидели и предавались самоуничижению. Император, уронив на руки тяжелую голову, говорил тогда, что он всегда считал себя бездарным побрекито, а в том, что Малкадор технически безграмотен, убедился не только в их первую встречу, но и снова удостоверился не далее как вчера. Старик Малкадор, вцепившись в свои редкие волосы, в тон отвечал Повелителю Человечества, что, чем завоевывать Галактику, тому следовало пойти бы в лесорубы, чему препятствует только отсутствие леса на вконец загаженной – не без его молчаливого одобрения! – старушке Терре. Самому же себе Малкадор отводил должность младшего черпальщика в бригаде ассенизаторов, для исправления каковой должности ему все же хватит его помрачившегося с годами ума. Но на следующее утро, а то и в ту же самую ночь, очередная задача поддавалась: Малкадор ли с планшетом в руках прибегал в предрассветных сумерках в покои Императора в одних подштанниках, Император ли ночью, чертыхаясь и опрокидывая все в темноте, вламывался со своей прорывной идеей к Малкадору, но работа вновь двигалась вперед, дело спорилось, кипело в руках, и Император, в последний раз прокрутив результаты на планшете, восклицал: «Это мы дадим в серию! Это никому не стыдно дать в серию!» – и после этого головы ломать приходилось уже Механикум, чей аугментированный вычислителями разум не всегда поспевал за интуицией двух гениальных инженеров, чаще всего не утруждавших себя доказательством лемм. Истина, как прекрасно понимал Император, лежала где-то посередине между минутами воодушевления и минутами самоуничижения: когда-то ему показалась превосходной идея одарить каждого примарха индивидуальным талантом и подобрать легион тому под стать. Так, в легионе могучего псайкера Магнуса все воины тоже были талантливыми псайкерами, в легионе технического гения Пертурабо все воины были инженерами, а в Альфа-легионе, командиры которого были мастерами маскировки, скрытности и интриг, все бойцы были разведчиками – и последнее, как теперь постепенно осознавал Император, было еще не самой дурацкой его идеей. В легионе так и не нашедшегося пока Фулгрима, мастера всех изящных искусств, все воины были столь же возвышенны и талантливы – и теперь они весьма талантливо и трагически спивались и старчивались, утверждая, что разлука с отцом-примархом, коего они сроду не видели, разбивает им сердце и лишает их жизни смысла. А ведь был еще целый легион философов под командованием Лоргара, словно выдуманный из сострадания к тем, кому нечего делать со своим дипломом магистра философии – и вот легион Ангрона тоже был, подобный тому, каким задуман был их примарх: сострадательный и добросердечный гигант, снимавший прикосновением руки чужую боль и бравший на себя чужие печали. Целый легион прирожденных психологов и медиков – ну вот зачем? – А что, это, по-моему, даже трогательно, – сказал неунывающий Малкадор, наблюдая за тем, как могучие Астартес Двенадцатого легиона, вернувшись из боя, заботливо перевязывают раны друг у друга. – Хотя не, ну на хер! – не выдержал даже Малкадор, когда спустя полчаса легионеры Двенадцатого, разбившись по двое и по трое, братски уткнулись друг в друга лбами и стали прорабатывать душевные травмы, которые нанесла им текущая кампания. – Я лучше сестер-госпитальерок заведу. Пусть лучше красивые девочки плачут друг у друга на плече и жарким шепотом каются подружкам – но никак не гориллоподобные небритые мужики по два центнера весом. А окончательно добил Императора магистр Двенадцатого легиона Лорке, который, выбив себе аудиенцию, поведал, что от тягот войны у господ офицеров в легионе развились депрессия и ПТСР. – Какой еще, к чертовой матери, ЁКЛМН? – не выдержал Император, он воевал уже которое столетие, но почти и забыл, когда в последний раз слышал эту аббревиатуру. – ПТСР, – с великой серьезностью пояснил магистр Лорке. – Посттравматическое стрессовое расстройство. – У офицеров моих легионов не может быть никакого ПТСР! – рявкнул Император. – Вы не жертвы, вы победители! Вы Псы Войны! – И все же я просил бы разрешить проводить в легионе терапевтические сессии, – бестрепетно ответил Лорке. – Многие из нас обладают даром исцелять прикосновением – я полагаю, мы могли бы обратить этот дар себе на пользу и начать терапию объятиями. При объятиях в организме повышается уровень гормонов счастья, которые расслабляют, снижают боль, способствуют приливу энергии и подъему настроения… Император представил себе как наяву обнимающихся господ офицеров, которые гладят друг друга по голове, потом представил себе солдат, которые вместо построения выходят с утра на бесплатные обнимашки с сержантами, и его миндалевидные от природы глаза стали круглыми, как у манула. – Ты, падла, слаанешит, что ли? – в полном обалдении спросил Император. – Никак нет! – браво откликнулся Лорке. – Если вам моя идея не угодна, то дозвольте отрядить грузовой корабль на Фенрис – есть там волшебный человек, который варит великолепный мед. Спирт нас, Астартес, не берет, вы же сами знаете, а вот фенрисийский мед в нужных количествах все же забирает. Господа офицеры напьются, побуянят, похмелятся – и будут как новенькие. – Вот, это куда лучше, – с облегчением вздохнул Император, которому такое поведение солдат и офицеров было издревле привычно и ничуть не гнуло шаблон. Только когда магистр Лорке ушел с подписанной самим Императором накладной, Император ненадолго задумался, припомнил, что командный состав Двенадцатого легиона он в ходе психического кондиционирования оснастил хитростью и немного необычным чувством юмора, и рассмеялся, поняв, как ловко его провел бывалый магистр – сунься Лорке к Императору просто за такой накладной, ни черта бы он не получил, кроме нагоняя и совета не отвлекать главнокомандующего всякой ерундой. Поэтому, когда примарх Ангрон наконец был найден в глубинах космоса, Император без сомнений отослал его в легион, надеясь на здравый смысл и стратегический гений магистра Лорке. Для остальных же членов легиона прибытие на их флагман гневного и дикого примарха стало полной неожиданностью: Ангрон появился на главной палубе флагманского корабля, оглядел своих новых боевых братьев, смотрящих на него с симпатией и сочувствием, скрипнул зубами от злости и попросту сбежал куда-то на нижние палубы, выкрикнув: «Вы все не стоите их памяти – тех, кто брал города голыми руками!» История обретения примарха Ангрона и нанесенного ему на Нуцерии увечья была рассказана Императором только магистру Лорке и главному апотекарию Сурлаку, который был предупрежден об ответственности за разглашение медицинской тайны. Император не учел только одного: все воины Двенадцатого легиона считали себя медиками, если не по должности, то по призванию, и потому еще до прибытия Ангрона был созван консилиум, по результатам которого каждой собаке в легионе стало известно, что в мозг несчастного примарха на Нуцерии был вживлен адский агрегат, вызывающий у него постоянные вспышки ярости. Известие о беде примарха постепенно обрастало слухами, и неудивительно, что теперь не было отбоя от сердобольных добровольцев, рвавшихся найти на нижних палубах сбежавшего от своего легиона примарха и вернуть ему веру в боевое братство. А потом отправившиеся за примархом добровольцы начали пропадать. Пользуясь навыками разведчиков и намного лучшим знанием своего корабля, добровольцы выслеживали Ангрона и напрыгивали на него сверху или из-за угла, заключая его в братские объятия. – Позволь прижать тебя к своей груди, отец! – восклицали при этом гуманные и эмпатичные воины Двенадцатого легиона, нимало не смущаясь тем, что примарх был выше их на добрых полметра, и это они утыкались головой ему в грудь. – Дай мне моей лаской унять твои терзания – наш апотекарий рассказывает, что любое чувство и ощущение, кроме гнева, причиняет тебе боль. – Мне причиняет боль то, какой ты тупой! – откровенно отвечал Ангрон. – Я же тебя убью сейчас, если не отлезешь. – Ты мой отец, – проникновенно отвечал легионер, с преданностью заглядывая в глаза Ангрону, которого видел второй раз в жизни. – Ты волен распоряжаться моей жизнью как хочешь. – Черт тебя дери, не солдат, а институтка! – рычал Ангрон и бил легионера кулаком по башке. – Лучше б мне девки так на шею вешались. Наконец либо Ангрону надоело, что на него кидаются с объятиями незнакомые люди, либо командир Восьмой роты Кхарн как-то сумел наладить с ним диалог, но Ангрон вновь появился на главной палубе и был чуть более многословен и чуть менее настроен послать всех к чертовой бабушке. – Вы не солдаты, вы неженки! – орал Ангрон, словно старик, ругающийся на облако. – Я ходил в школу босиком! По колено в снегу! По пять километров, в гору! И обратно я тоже шел в гору! … Запорю, сволочи, в дисбате! Расстреляю, сволочи! Расстреляю как бешеных собак! – Он сошел с ума, тащите носилки, – шепнул своему лейтенанту Магон, уравновешенный и трезвомыслящий капитан Восемнадцатой роты. – Нуцерия же жаркая пустынная планета, там снежных шапок нет даже на полюсах. – Как ты можешь обращать внимание на такие мелочи, командир? – чуть осуждающе ответил лейтенант Оронт. – Разве ты не знаешь, что нашему отцу пришлось пережить на Нуцерии? Как его заставляли биться в гладиаторских боях, как он терял товарищей, как никогда не знал родительской любви? Неудивительно, что у него мутится в голове. – Если это – наш отец, то и нам не видать родительской любви, – предрек Магон и попал в самую точку: вскоре по легиону разослали приказ примарха, который заявлял, что теперь легион любую битву должен выигрывать в тридцать один час, потому что за тридцать один час соратники Ангрона по восстанию рабов на Нуцерии взяли свой первый город. «Если же битва не будет выиграна за тридцать один час, – со всей строгостью заявлял приказ, – то в легионе будет произведена децимация, которую вы будете совершать собственными руками! А после третьего провала я оттащу вас всех на Нуцерию и вкручу вам в башки импланты, которые наполнят ваши сердца бесконечной боевой яростью!» – и после этого шел очередной повтор ламентаций о том, что легион полон гандонов, возомнивших себя дирижаблями, и что никто в легионе в подметки не годится павшим на Нуцерии товарищам Ангрона. – Мне кажется, это довольно токсичный лидерский стиль, – вылез вперед юный Ганнон, когда собрание командиров легиона еще даже не началось. – Ганнон, фугас тебе в глаз, выйди на хер отсюда! – зарычал магистр Лорке. – Ты знаменосец, ты сраный прапорщик, кто тебя вообще сюда к офицерам пустил? – Я почитал на досуге о Гвоздях Мясника, то есть о том устройстве, которое примарху внедрили в мозг на Нуцерии, – начал главный апотекарий Сурлак. – Данное устройство, которое примарх может приказать мне установить всем вам, заставляет почки вырабатывать огромные дозы норадреналина… – Ты тоже ступай давай! – распорядился Лорке. – Тоже мне, командир – сервиторами иди командуй! Ну-ка, кто еще тут думает, что я не умею считать до двадцати? – Вот и лечись у таких коновалов, – проворчал Лорке, когда в помещении остались только командиры двадцати рот. – Прикажут ему лечить кашель касторкой – он и это исполнит. Вы-то, боевые мои друзья, что имеете сказать по поводу примархова приказа? – Я думаю, что легион должен всегда быть со своим примархом, – с горячностью сказал капитан Кхарн. – Ангрон сейчас отрезан от нас своими страданиями, он одинок и покинут и старыми друзьями, и новыми. Если Сурлак или кто другой действительно может внедрить нам в мозг то же устройство, что у Ангрона, чтобы мы чувствовали то же, что и он, видели мир так же, как и он – то я готов. – Ты, Кхарн, мужик умный, – помотал головой магистр Лорке, – если не вспоминать о том, что ты гребаный дурак! Ну вот вкрутят тебе в мозги эту кракозябру – был у меня в моем легионе один берсерк, примарх, а теперь появятся два. И что, какие мои проблемы это решит? – При всем уважении, магистр, это не твой легион, – храбро ответил Кхарн. – Это всегда был легион примарха Ангрона. – И опять ты дурак, Кхарн, – довольно спокойно возразил Лорке. – Легион мой не в том смысле, в каком мои сапоги, с которыми я могу сделать что угодно. Легион мой, потому что любая его беда – моя беда, любая его проблема – моя проблема. И ты, дурень, и больной примарх, и не в меру исполнительный Сурлак – все это такая же моя боль, как застрявший в моем плече осколок, который все недосуг вытащить, времени никогда нет отдавать свое плечо апотекариям на пересборку. Я надеюсь, что когда-нибудь этот легион станет легионом Ангрона, я бы даже помолился об этом, если б знал, кому, да проку не будет. – А я вот думаю, что это наш легион, магистр, – вступил со своей медленной речью Магон. – Раз уж мы все здесь сидим. – Продолжай, – кивнул Лорке. – И помню я учебку, в которой хоть и пару лет только проводишь, но и там есть свои традиции и свои герои, – так же медленно и основательно продолжил Магон. – А для тех, кто в знатных семьях вырос и со своим уставом туда приходил, существовала процедура «прописки»… – и на этом Магон красноречиво замолчал. – Ты что же, бить примарха собираешься? – удивился Ибрам Грир, заместитель Лорке. – Не бить, – уточнил Магон. – Проводить воспитательную работу. У нас, между прочим, боевые товарищи пропали, которые отправлялись на той неделе примарха искать. У меня в роте двух солдат недостает, даже библиарии – и те с потерями. Воспитательную работу командиры рот начали со всем уважением, вломившись в полном составе в покои примарха. – Я заранее прошу твоего прощения за то, что мы собираемся сделать, – сказал Магон, выбранный офицерами лидером операции. – У нашего легиона есть своя история, свои обычаи, своя память. Мы все хотим, чтобы они со временем стали и твоими тоже. Но пока этого не произошло – и не произойдет, пока ты не поймешь, что легион – не твоя собственность. Пришло время показать тебе, что ты один, а нас много. – Примарх не останется один, – неожиданно заявил Кхарн, выйдя из-за спины Магона и встав рядом с Ангроном. – Я буду драться вместе с ним. – Это можно, – кивнул Грир. – Если ты кого обидел когда, а тот смолчал, то сейчас ты об этом узнаешь. – Это что же – бунт? – в ярости зарычал Ангрон. – Это не бунт, а «прописка», – пояснил Лорке, он тоже пришел вместе со своими капитанами. – Еще с учебки повелось. Капитаны рассчитывали задавить Ангрона массой, но Ангрон за свою карьеру гладиатора не раз бывал в общей схватке и бился с много превосходящим его числом противником, и скрутить его оказалось очень нелегко. Оружия при нем не было, как и при капитанах, и без того почти все участники уже получили травмы, а трое валялись в отключке, когда Лорке, насев на примарха сзади и пытаясь удержать хотя бы один его локоть, отдал судьбоносный приказ. – За волосню его хватай! – крикнул Лорке. – Прям за все его провода! – Но если повредить эту хрень, примарх погибнет! – ответили из пыхтящей и матерящейся толпы вокруг беснующегося Ангрона. – Если не дурак, остановится! – ритмично выговорил Лорке, работая примарху по почкам. Но многоопытный Лорке не учел того, какое действие оказывают на Ангрона контакты проводов, внедренных в его голову: стоило одному из капитанов схватить Ангрона за провода, как Ангрон взвыл от ярости, рванулся всем телом, опрокидывая нападавших, часть проводов осталась в руках дерзновенного капитана, а Ангрон закачался и рухнул на пол. Очнулся Ангрон от того, что на него вывернули по меньшей мере два ведра холодной воды, и оборванные провода в его черепе заискрили. – Ну вы, блин, даете, – заплетающимся языком сказал Ангрон, не открывая глаз. – Что это было? – Живой! – откликнулись сразу несколько радостных голосов. – А я ж говорил, – спокойно добавил Магон. – И правильно ты, командир, снова вытолкал этого Сурлака в шею – он нам лекцию про Гвозди бросился читать, нет бы хотя бы пульс на шее Ангрону пощупать. – Давай, давай, садись помаленьку, – заботливо сказал Лорке, встав на колени рядом с примархом, который уже начал шевелить руками и ногами, и приподнимая его за плечи. – Сколько пальцев видишь? – Два, – по-прежнему спотыкаясь, ответил Ангрон. – Блевать не тянет? – Ну вы красавцы, – уже более твердо выговорил Ангрон, помотав головой в ответ на вопрос и осматривая украшенных фингалами капитанов. – Я тебе зеркало принесу, на себя посмотришь, – скалясь прореженными зубами, пообещал Грир. – Кхарна откачайте да рядом со мной посадите, – распорядился Ангрон, и только когда Кхарн занял свое место рядом, Ангрон начал рассказывать, приобняв Кхарна за плечи. – При приземлении на Нуцерии я встрял крупно, мужики, – говорил Ангрон, и его речь больше не прерывалась нервным тиком и порыкиваниями. – Я тогда еще совсем пацан был: одурманили меня тамошние сволочи, посадили в клетку, как жирафу, и в гладиаторы записали. Но зрение у меня такое же, как у вас – за километр вижу, как мухи трахаются. Так что я как на арену стал выходить, так всех этих персонажей в ложах прекрасно срисовал: кто как выглядит, у кого какая мимика. Потом начали мы на тренировках сервиторов крушить, а детали притыривать – там охрана-то никакая, тоже сервиторы одни. Дверь открой, проход железной жопой загороди, баланду выдай, дверь закрой – вот и вся охрана. Так что я там втихаря медицинских дроидов собрал – ну совсем втихаря не получилось, но меня даже начальство похвалило: «Вот, – говорят, – какие у нас костоломы мастерущие, теперь мы еще и на медицине сэкономим». А дальше настали игры, тут уж пригодилось, что я медик от бога, как и все вы. Рубану кого, кровища фонтаном – если с трибун смотреть, то видно, что наповал. И мы все подхватываем павшего и его с арены на руках над головами своими хоронить тащим, будто новая традиция у нас. А вот ночью я его, на самом деле легко раненного, подлатываю, пластическую операцию ему делаю, и по подземному ходу, что ребята прорыли, в город отправляю. За месяц я так всю планетарную элиту скопировал, а в конце месяца ушел сам – сигнализацию хакну, охрану снимем, и заходим в очередной дом, менять настоящего министра на нашего. Нормально жили потом, нас даже к Согласию приводить не надо было. Из чего вывод, что гербу Двенадцатого легиона я был верен даже тогда, когда его еще не видал – на гербе у нас чаша со змеей, что расшифровывается так: «Хитрый как змей и выпить не дурак». – А Гвозди-то как? – спросил кто-то из разукрашенной фингалами толпы. – А чего гвозди? – Мешают тебе? – Чего мешает-то мне? – Ну это, чуть не оборвали мы которые. – А, это, – махнул рукой Ангрон. – Это уже потом, когда мы по-людски зажили, мне один тамошний умелец приспособил. Меня ж, как и вас, спирт не берет – вроде садимся с ребятами пить, а потом всем весело, а мне то скучно, то противно. Вот он мне тогда и говорит: «Печень у тебя уж больно могучая, а тут ты волосами помотаешь немного, и через мозг напрямую дойдет». Открутить теперь надо б, а то гуляю с дреддами, как шпана. – Тебе бы на Фенрис послать за их медом, – предложили сразу несколько капитанов. – Привозили недавно, спасибо командиру. – Так где Нуцерия и где Фенрис, – усмехнулся Ангрон и осторожно потрепал одного из говоривших по голове. – На Нуцерии люди простые, им космос этот как собаке пятая, если только спутники позапускать, чтобы телевизор работал. – Погоди, – помотал головой Магон, постепенно осознавая произошедшую в примархе перемену, но не умея определить ее момент – вернее, перемены-то выходило две: прибывший в легион Ангрон совсем не походил ни на нынешнего веселого и добродушного примарха, ни на прошлого правителя Нуцерии, пьющего со своими гладиаторами. – Что-то все-таки не сходится… – Да покупка это все была, – пояснил наконец Лорке. – Проверка, как себя поведет легион, чего мы все стоим. Первым делом, конечно, мне проверку устроили: вызвали меня два месяца назад на Бодт, на нашу базу, а там по личному приказу Императора провели в большие покои без окон, где встретил меня Ангрон и всю легенду изложил, порыкивая – и про Гвозди, и как весь легион нужно в берсерков превратить. Я, конечно, спорить не стал, куда мне одному против примарха дискутировать, но как вышел, так кликнул сервиторов и приказал двери в эти покои накрепко заварить. «Сиди, – сказал, – пока дурь из тебя не выйдет, а коли не поумнеешь – так мы и сами без тебя неплохо воюем». Ну это, конечно, после того как мы через завариваемую дверь полчаса друг друга на чем свет стоит ругали. А тут и сам Император подошел на крики. «Выпускай его, – говорит, – больше он тебя троллить не будет. Ты проверку прошел – как говорит несознательный народ, дай я лично, чтобы весь твой легион таким же оказался. Только ты, – говорит, – не надейся, что я вам тут чего-нибудь «дам» – сами должны показать, что способны за себя постоять, что ваша любовь способна быть зрячей и строгой». – А я-то думал! – вскричал Кхарн, хватая себя рукой за помятую физиономию, и ему ответил дружный хохот: Кхарн был невеликого ума, но его все любили за его золотое сердце. – Ну вот, ты уже и думать начал, слава государю Императору! – добродушно проворчал Лорке. – Да и всем остальным оно не помешало бы: если б у меня на моем флагмане и вправду стали пропадать солдаты, неужели бы я тут же не послал разбираться целый взвод в терминаторских доспехах, кто там ни озоруй? Может, капитаны и устыдились бы того, что и сами не приняли в судьбе пропавших более деятельного участия, но в этот момент в покои примарха влетели несколько гранат с нервно-паралитическим газом. – Сейчас следом светошумовые пойдут, а мы без доспехов, – предсказал Лорке и задержал дыхание. – Именем государя Императора, ты арестован за превышение полномочий! – крикнули от дверей вырвавшиеся на свободу пропавшие солдаты, которые и смекалкой, и свободолюбием были все в своего примарха, а потому сбежали из отведенного им трюма несмотря на хорошую кормежку и вежливое обращение. – Отставить! – выдохнул наполовину оглушенный Лорке и вывалился вместе с несколькими пришедшими в коридор, и вслед за ним разгромленные и задымленные покои примарха покинули и все остальные, выпихав ошеломленных космодесантников. – Так вы раньше нашего успели? – удивленно проговорил один из «пропавших», обозревая коридор, весь забитый командным составом легиона, окружившим примарха. – На то они и капитаны, – ответил ему кто-то, а с другой стороны заржали. – Эти тоже прошли проверку, – весело сказал Ангрон, оглядывая только что атаковавших его боевых братьев. – Но если так проверять весь легион, то это же никакого здоровья не хватит.