В сухом поле рясно укрытом одуванчиками истекало время. Блаженно улетало вместе с ветром в бескрайнюю даль, унеся из собой отрывки воспоминаний прошлого.
Теперь вместе из пушинками они станут пылью, что со временем перерастет в новые цветы — в новые моменты.
Длинные пальцы опустились на подлокотники инвалидной коляски, постукивая по кожаной поверхности в ритмичный такт. В полумрачной комнате впервые за долгое время открыты с наружу окна. Входил свежий воздух, раздувая клубки накопившейся пыли и душного запаха сигаретного дыма. Хозяин комнаты, беловолосый альбинос по кличке Седой внимательно всматривался на вид во двор, рассматривая мальчишек играющих в волейбол. Гулкий смех что разносился по округе порой переходил в безжалостный вереск, крик, овации и споры. Самый разгар время волейбола, как правило в начале теплых жарких дней. Тогда во дворе собираются все жители дома. Расставляют зонтики для младших и мятежи для более серьезных лиц. Берут стулья, сидушки, покрывала, ящики, и всё что попадается на глаза. Расставляют в защищенные от солнечных лучей места и наблюдают за игрой. Такое солнце не позволяло Седому покидать приделы комнаты. Даже если бы он и мог, то вряд ли долго смог продержаться под скучным мятежом. Он отъезжает от окна и протягивает руку к пепельнице на тумбе. Та в свою очередь переполнена окурками и пепелом красовалась возле пустых бутылок от газировки и стаканов с лимонными дольками на дне. Седой кладет пепельницу на колени и ловко достает пачку сигарет. Щелк. Спичка загорается и подносится к кончику с табаком. Мгновение и дым струйкой взлетает вверх. Он вдыхает дым и растягивает блаженнее настолько — насколько позволяют легкие. Из соседской комнаты что на этаж выше слышен магнитофон. Кто-то на спешке забыл его выключить. Из-за громкого гула музыка еле слышна только Седому. Выдох, а за ним еще одна затяжка. Рыбки в аквариуме возле полосатого матраса кружатся, грациозно вырисовывая подводный вальс. От мелких лучей солнца они переливались красивой позолотой, словно утраченная кем-то драгоценность, что манит взять в руки. Единственные позолоченные черные два треугольника, которые остались в седовласого. Возле аквариума стоит еще одна пепельница, две пачки от сигарет и мелкие камушки разных цветов. Камушки схожие на сладкие конфеты — леденцы, которые продаются в магазинах со сладостями. Их раньше приносили и раздавали в Доме: регулярно каждый четверг. Сейчас уже нет. Вкус парень призабыл, на их месте уже только горечь дыма и ягодный чай. «…Now and then I think of when we were together…» Звучит песня довольно девичья про двух влюбленных. Кружки с чайными пакетиками и потеками понаставлены по всей комнате. В одной застрял паучок…Лапками он пытается выкарабкаться, однако тщетно, снова возвращается на прежнюю позицию. «Сложность отнимает силы, но всё живое тянется к жизни. Ты тоже тянись.» — где-то писало на стене первого этажа. «…You can get addicted to a certain kind of sadness…» Сигарета заканчивается и тухнет об стеклянную поверхность пепельницы. Седой встряхивает остатки пепла и подъезжает к столу где лежит еще недоделанный один из его амулетов. Замшевый самодельный мешочек зашит не до конца белой ниткой. На нем красуется фиолетовая звезда из непонятным узором внутри, вокруг звезды видны пару проколов иглой. Остался последний ингредиент и амулет будет готов. В деревянном ящике возле стола собран весь мелкий хлам, который альбинос бережно хранил и собирал последние года: пуговицы, брошки, значки, медали, монеты, множество арамо-масел и сушеная смола. Достав подвеску с видом головы лисицы, пальцы прошлись по их желтым немного мутным глазам. Лисица выглядела не живой и не мертвой, словно, скрывала что-то от Седого в своих хитрых, бесстыжих глазах. Янтарные бусины сверкнули на последок и пальцы бережно поставили лису назад в фарфоровую шкатулку ящика. Потом он вытянул за нить сушеную жабу. Оторвав лапки и аккуратно поставил последний ингредиент на замш; капнул воском, после чего зашил его. — Твое время, дружок, скоро придет. — Прошептал он и поставил готовый амулет на стопку к остальным изделиям. Лето только начиналось, его прихода ждали все ходячие и не ходячие жильцы, включая также воспитателей и сурового ворчуна директора. Следующим утром после уморительного волейбола домовцы обнаружили на стене объявление с указанием про поездку на море. На белом листке указано было собрать вещи ограничивая себя «ТОЛЬКО» одной сумкой, что вызвало возмущение жильцов. Волейбол был забыт, вместо этого большая суета в коридорах и комнатах. Все пытались, что-то впихнуть масштабное и по мнению нужное, однако карманы рвались или просто ничего не лезло. В Крыле корпуса девочек суматоха проходила не хуже чем у мальчиков. Фиолетоволосая девочка Скрепка запихала в свой чемодан (ведь ту сумку назвать «сумкой» язык не повергался) все свои кеды и книги про историю Древней Греции, так же и дряхлый плейер, который красовался постоянно на подоконнику был затронут. Краснолицая блондинка Барби раскладывала всю свою лучшую одежду и протезы для ног, помогая параллельно колясочнице Голубке с её вещами. Холера тем временем была уже как вторую неделю в Могильнике. С тоской слушала от Матроса новости про то что происходит, и про жаркое теплое море и их долгую с ним разлуку. Ему медсестры долго задерживаться в медицинском помещение никогда не разрешали. — Я тебе ракушек привезу оттуда и воды прямо из моря наберу. Ты главное не грусти. — Матрос старается поддержать подругу, что та подметила. Крепко обнял уткнув носом в полосатую футболку. — Вы будете там играть и веселиться… Делать песочные замки… — С досадой говорит она и вырывается с плена рук. — Отбрось грусть. Хочешь я для тебя сделаю наилучший замок — от дракона защищу и королевой сделаю! Да что там устрою пехоту и буду главным рыцарем в ней. Ну или уже на крайний случай сделаю фотографию замка и ты сможешь поставить ее в рамку. Матрос театрально демонстрирует из себя рыцаря. Стягивает из кровати простынь и заворачивается в импровизированные доспехи. — О, Ваша Величество! — громко говорит он, — Я доблестный рыцарь Дон Кихот обещаю принести своей владыке много улыбок и большой запас витамина D в банке с под варенья! Девочка начинает смеяться и подыгрывать ему. — А как же замок и престол? — Это само самой. Лучшие земли, воды и горы будут ваши. Люди будут говорить имя своей правительницы с такой честью и доблестью, что еще не в каком учебнике по истории такого не было. Вы, Холера, будете первой в истории чье правительство принесло большой успех в экономике и просветления для народа. Ваше имя будет на каждом углу, каждой улице и городе. Вам будут ставить большие памятники, скульптуры и даже баллады будут писать всё у вашу честь. А я может быть упомянусь как командир в такое-то время… —Сдержишь ли ты обещание свое? — Разумеется. А нет, то вы мою голову своими руками собьете с плеч… Я заслужу это и приму как самурай принимает свою смерть. — Фу. Какой ужас! Ты определись самурай ты или рыцарь? Он хмыкнул — Средневековье, что поделаешь? — Матрос разводит руки. — Одно другому никогда не мешает. — Я буду скучать. — Честно признается она от чего между ними проходит недолгая пауза, которую нарушает сестра Тереза. Она видит замотанного в Холерену простынь мальчишку и его грязные ботинки, от чего начинает багреть и ругаться. — Быстро вон отсюда! Я тебе что говорила про антисанитарию в медпункте и про то что тебе здесь нельзя быть, ты как меня слушал? — Я уже ухожу, — смешно говорит растерянный он, — иду выполнять долг чести. Ступать в долгую путь. — Еще увидимся, Дон Кихот. Удачи отдохнуть. Матрос махнул ей на прощание. Тереза отправила его быстро. Буквально подталкивая к выходу и пошла за чистым постельным бельем. Сероглазая уставилась в окно высматривая хоть кого-то, но там было пусто. Только пару сумок появилось прижатых к стен. Сегодня Дом спать не будет… Оно так и было. Напряжение от ожидание окутало буквально каждого. Долгожданное утро кажись наставало вечность пока в комнате Чумных дохляков Вонючка строил истории и напевал про себя песни. Горбач скрутился в кровати намереваясь хоть немного поспать, однако аура витающая в воздухе уже больше не позволяла. — Ай мая любимая змейка. Скинь кожу и омолодись. — Напевал Вонючка. Фонарь в комнате тускло освещал лицо Фокусника который скучающе слаживал карточный домик на столе. Возле него смирно лежал Слепой уставившись в потолок. Кузнечик тоже не спал. Он лежал и представлял себе волны и как хорошо будет там вдалеке от Серого Дома. — Мне горечь твоих сладких уст… — продолжил Вонючка Позволив себе прикрыть глаза Кузнечик продолжил представлять. Комната медленно превращалась в совсем незнакомое ему место: скрипучая кровать стала удобным гамаком, а шум ветра за окном в тихие брызги волн, возле которых он будет плавать или даже кататься на серфе. Главное не намочить протезы, а лучше вовсе оставить где-то в номере. Пробежаться по песку голыми ногами, посмотреть как старшаки будут играть волейбол, а потом под вечер развести костер и слушать новые сказки или уже знакомые сборники. С мыслей его выбил удар чем-то легким на лицо. Открыв глаза уже было светло: «Неужели я заснул?» — С добрым утром, соня, — бодро проговаривает Вонючка, — так и жизнь проспать можно. Кузнечик рассматривает всех и понимает что еще глубокая рань. Светильник погас, а карточный с вечера дом теперь был сложен в большую кучу. Слепого в комнате не оказалось, Красавица ставил сумку возле двери , а Волк так и не появился. Его состояние со спиной так и не улучшилось, а может быть он явится в своем прежнем виде возле автобусов и крикнет что здоров? Из-за этих мыслей Кузнечик немного расстроился опустив светлые глаза на кровать Фокусника. Вонючка как и пару часов назад продолжал хохотать и что-то вырисовывать на стене где красовался его недавний рисунок ящера. — Седой, — в дверях появилось лицо хищнолицего Вожака Дома. — Заходи, — проговаривает хозяин комнаты №10 и как не в чем бывало продолжает дальше искать нужную вещь в куче барахла. — Что это у тебя такое? — Цыганская игла. Не трожь лучше, если не хочешь порчу получить. Ты зачем пришел: по вопросы или так поболтать? — Скоро мы уже будем ехать на море. Автобусы подъехали и наши ребята уже сумки выстраивают возле дверей. Жаль что ты в этом году решил остаться. Точно не передумал? Хотя зная твое состояние в последнее время, то лучше уже пересидеть… — Это всё что ты хотел сказать? Сверкнув красными глазами, альбинос отодвинул ящик. — Разумеется Дому ничего не будет, но ты явно мне хочешь что-то добавить на счет него. Я верно говорю? Хищнолицый парень Череп бывало презирал и одновременно уважал седовласого за столь предсказуемые по его счету вопросы от него. Дом — место где в стенах и за ними кроется многое, что с первого раза не разглядишь. Дом требует трепетного отношения… И не каждого Дом принимает, и не всех может он отпустить. Пределы наружности страшат воспитанников. Там ты абсолютно чужой, пустой, и не значительный. Там — ты уже не ты. Но море было другим путаником наружности. Его не сравнивали с ней. — Пускай, — гласит далее Седой, — присмотрю, а быть точным постараюсь. Порядок вещь не стабильная… Не всем по силу держать контроль. Однако надо ли мне это? Череп повел челюстью. — Торгуешься? — Быть может, не знаю. Как там было раньше, не припоминаешь:"цена платима той же валютой"? — В обменнике валюту ищи, а я тебе предложение выгодное даю. — Смотря кому выгодное: идти туда мне не особо хочется — ноги не передвигаются. Напряженное лицо Вожака тут же натянулось улыбкой, а сам он отмахнулся. Альбинос тоже слегка повел кончиками губ оставляя прежнее равнодушие. — Развел театр…Тьфу! Я уже подумал, что ты на полном серьезе начал так говорить. Седой пожимает губы. Череп уже не реагирует на его действия садится на матрас и достает сигареты. — Прочистишь всё и если найдешь, что нибудь себе ценное заберешь. Пускай Мавр не расслабляется. Упырь фиолетовый еще за все нам ответит и за Ведьму я отомщу. — сквозь зубы прошипел Череп и протянул сигарету альбиносу. Седой кивнул и затянулся. Лето обещало быть для всех веселым.