Ну, все так говорят

      Она осторожно прикасается к его лицу, пытаясь просунуть пальцы под маску-капюшон, и получает удар током за свои намерения.  — Знаешь, – комментирует она, – электрошоковая терапия прекрасно работает и без посторонней помощи, можешь не сомневаться. — Я здесь не для этого, Харли. — Нет? Тогда к чему этот светский визит? Или ты наконец-то решился присоединиться к здешним фрикам? — Может быть… когда-нибудь, – произносит он, и она клянётся, что слышит улыбку под хмурым взглядом, хотя трудно сказать наверняка.        В комнате стоял практически кромешный мрак, здесь отсутствовали широкие окна, только небольшая полоска стекла в двери, пропускающая свет из коридора.       Харли уже осточертела эта темнота. Ей определённо следовало бы выбрать другой город, что-нибудь вроде Метрополиса, где преступникам хотя бы позволяют выходить на улицу в дневное время. — Итак, в чём причина? – интересуется она.        Харли вновь присаживается на свою кровать, отчего старые, изношенные пружины скрипят под её весом. Она припоминает, как раньше заставляла те исполнять эту мерзкую музыку на пару с Джокером, Айви и…       Только не он и не здесь. С ним простыни всегда были мягкими, из импортного шелка или египетского хлопка – роскошь, за которую кто-то другой мог бы и убить. — Ты пришёл сообщить мне новость, что Джокер мёртв? – продолжает она.       Харли не может с уверенностью сказать, моргает ли он вообще, впрочем, ей всё-таки кажется, что ответ «да». Она чувствует, как он медленно придвигается ближе, пока не оказывается совсем рядом: — Я предположил, что ты предпочтёшь услышать это от меня. Что, может быть, тогда ты поверишь. — Почему? – смеётся она с таким надрывом, что становится больно – и ещё больнее, когда он касается её плеча. Как же всё неправильно. Они оба должны быть в костюмах или без них, но не так, как сейчас. – Ты думал, я этого не почувствую?       Она даже не видела этого ублюдка почти год – время, проведённое с Айви, а затем в заточении здесь. Она считала, что с неё хватит, а потом снова беда – но она по-прежнему чувствовала его, знала, что на этот раз он точно не вернётся, и всё это время отчаянно смеялась. — Что такого ты увидела в этом клоуне? – спрашивает он, на что она, не теряя ни секунды, парирует: — А что ты видишь во мне?       Он молчит так долго, что она уже предположила его побег, а потом произносит: — Ты великолепна. С таким умом, как у тебя, ты можешь стать кем угодно.       Во мраке она не видит его глаз, и всё же упрямо продолжает смотреть туда, где, по её мнению, они могут быть, и говорит: — Кастрюля, чайник… летучая мышка! – Она запрокидывает голову и громко смеётся над собственной нелепой шуткой, а когда решается посмотреть на него вновь, того уже и след простыл.

КОНЕЦ.