День 148 (281). Четверг.
29 июля 2024 г. в 21:09
На следующее утро собираюсь на работу уже не в той нервотрепке, как вчера: «Кальяри» не забегаловка, так что наш новый инвестор в ближайшие дни наверняка будет занят собственным пищеблоком и оставит нас в покое. Если каждый день бродить по издательству и пьянствовать с Наумычем – любой бизнес вылетит в трубу к чертовой матери! В общем, надеюсь, сегодня спокойно заняться номером и не шарахаться по углам от каждой тени.
Долго выбираю, что надеть – с одной стороны хочется, что бы Андрюшка меньше замыкался на своих сомнениях, а больше облизывался, глядя на такую обаятельную и привлекательную, а с другой - я же на работу не ляжками трясти еду, а строжить всех подряд и выстраивать. К брюкам, короче, голубая присборенная на груди блузка в обтяжку с тонкими бретельками открывает для обозрения все что нужно, а черная с синей каймой укороченная накидка с короткими рукавами и завязками под грудью, наоборот кое-что закрывает, но явно подчеркивает. По крайней мере, в зеркале, все выглядит завлекательно и по-деловому. В ту же струю распущенные волосы, гладкой волной спадающие на левое плечо, и неконтрастный макияж. Но не хватает изюминки - Сомова предлагает добавить необычного из бижутерии, но здесь выбор невелик и я выбираю бусы и браслет из сцепленных черно-серебристых колец.
Появившись в редакции, впрягаюсь сама и впрягаю других - сроки поджимают, а все материалы скомпоновать никак не удается - может быть потому, что вместо центральной статьи пока только наброски, да и те не очень нравятся. Собрав листки в кучу, сую их в синюю пластиковую папку – похоже, без совета Егорова мне не обойтись. Бросив последний взгляд на монитор, и прихватив распечатки, отправляюсь на ковер к начальнику. Уже на подходе,
сквозь стеклянную стену и приоткрытые жалюзи, замечаю, что шеф не один. Твою дивизию, судя по спине - это Шульгин! Они стоят возле тумбы у стены и, похоже, опять квасят. Судя по бутылке - коньяк. На этот раз реакция срабатывает вовремя, и я успеваю спрятаться за угол раньше, чем Егоров оборачивается. Что делать? Вернуться к себе? Но это нисколько не спасет –сейчас они там чокаются с тостами и никто им не нужен, а через минуту – глядь, придумают идти к главному редактору знакомиться. За спиной слышится шевеление и невнятное мычание, и я оглядываюсь на Люсю:
- Чего тебе?
Секретарша протягивает почту:
- Вот, бумаги.
Это заставляет определиться - выхватив из рук листки, бодро ухожу прятаться:
- Спасибо.
***
Увы, долго сидеть в запертом кабинете, да в разгар рабочего дня, просто невозможно. Тем более, когда все вокруг шуршат как электровеники, звонят на мобильник и стучатся в дверь – хочешь, не хочешь, а приходится проявляться: то у одного в одном месте вылезло, то у другого наоборот сдулось. Опять же есть вопросы к бухгалтерии - и по смете номера, и по нерегулярным оплатам. Кстати, к печатникам тоже нужно зайти. Прижимая к себе папку, осторожно пробираюсь по холлу в поисках Гончаровой - хочу вернуть ее расчеты, и вдруг вижу ее не одну, а за широкой спиной Федора Ивановича. Вот, зараза, и здесь он… Прикрывшись папкой, меняю курс, но сзади окликает Кривошеин:
- Марго!
Придурок, он же меня спалит! Беззвучно чертыхаясь, продолжаю путь, пока не оказываюсь за колонной.
- Марго, подожди.
Наконец, опускаю папку, открывая лицо, и зло цежу сквозь зубы:
- Блин, чего ты орешь!
- Я не ору.
Косясь на растерянную физиономию выпускающего редактора, стараюсь взять себя в руки:
- Ладно, извини, что ты хотел?
Валик открывает свою папочку и засовывает в нее нос:
- Я тут статью закончил, может, глянешь?
И из-за этого так орать? Блин, скинул бы потихоньку по электронке и все дела:
- Завтра!
- А почему не сегодня?
Меня больше волнует, где сейчас Шульгин и я прислушиваюсь, по-прежнему стараясь говорить тихо:
- По кочану и по кочерыжке!
Кривошеин упорствует:
- Я бы сегодня все поправил, что не так.
Вот зануда, прилип как банный лист. Не выдержав, недовольно шиплю, сверкнув глазами:
- Валик, отвали, а?
Укоризненно поглядывая, он молча отходит, и я тут же поднимаю папку вверх, загораживая лицо. Парочка еще здесь, возле кабинета Калугина, и продолжает любезничать… С другого бока ко мне уже спешит Пчелкин:
- Маргарита Александровна!
- Что?
Снова приходится опускать руку с папкой, рассекречивая себя.
- Вас к телефону!
К какому именно? К Люсе путь закрыт, а красться к себе в кабинет, из-за всякой ерунды, охоты нет. Стараюсь приглушить голос:
- Кто?
- Из рекламного агентства.
Ну, эти могут и перезвонить:
- Скажи, что меня нет.
Пчелкин удивленно таращится:
- Но, я уже сказал, что вы на месте!
Вот, бестолочь! А тебя кто-нибудь об этом просил? Возмущенно распахнув глаза, прожигаю курьера взглядом, но голос не повышаю, приглушаю тон:
- Раз сказал, тогда сам разговаривай.
Обойдя помеху и прикрываясь папкой, шествую мимо секретарской стойки к лифту, но громкий голос Люси пришпиливает на месте:
- Маргарита Александровна, вас еще просили зайти в типографию!
Сама знаю, и потому шиплю:
- Я именно туда и иду! И не надо так орать.
Положив на стойку Настину папку, оглядываюсь на Шульгина с его пассией, но те слишком заняты друг другом. Ну и славно - решительным шагом направляюсь к лифту, а заскочив внутрь кабины, торопливо нажимаю кнопку вниз.
***
Типография типографией, но сначала мне нужен глоток воздуха и хоть минутная передышка – с мобильником наперевес проскакиваю сквозь вращающиеся двери издательства и, оказавшись на улице, судорожно нажимаю кнопки, вызывая Сомову. Меня так переполняет от сегодняшних пряток, что стоять на месте невозможно - мотаюсь по пандусу туда-сюда, не обращая никакого внимания на любопытные взгляды. Анька откликается, и я останавливаюсь, но тут же опять продолжаю путь, уперев руку в бок:
- Ань, это капец! Меня обложили со всех сторон.
- Да кто тебя обложил?
- Все! Кто… Дома эта Таня шпионит, в офисе Пашин папаша пасется! Ходит там, как привидение, успевай только под столы прятаться.
- Ну, за Таню можешь не волноваться.
- Ты ее убила?
- Нет, просто уволила.
- А надо было грохнуть! Гадина последняя, вообще.
- Марго.
Что-то действительно разбушевалась:
- Ладно, ладно. С этой мы, допустим, разобрались, а с Шульгиным мне, что прикажешь делать? Шапку - невидимку себе купить? Если я завтра нос к носу с ним столкнусь, мне ж ничего не остается, как вцепиться ему в глотку и давить, пока он ни одного слова не сказал!
Прямо вижу как Сомова морщится, такой у нее голос кислый:
- Слушай, ну откуда столько агрессии? Грохнуть! Давить!
Оттуда!
- Что, значит, откуда?! Меня обложили тут со всех сторон, я бегаю как по минному полю. А на войне, знаешь моя дорогая, либо ты, либо тебя!
- Слушай, Марго, может тебя пока отпуск взять, а?
Зависаю в задумчивости: вряд ли Егоров до выхода номера отпустит, но идея очень заманчивая. Сомик добавляет:
- Ну, пока тут этот Шульгин пасется.
- Ага, так меня Наумыч и отпустил. У нас тут теперь еще радио нарисовалось. Короче Ань, капец - останутся скоро от козлика рога и копыта.
Снова начинаю метаться, выпуская остатки пара.
- Марго, ну хватит уже, а? Ну тоже мне козлик. Сама любого грызанешь, не хуже тигра.
- Ань, я устала уже ей-богу, а… Меня это «в мире животных» уже знаешь, как заколебало?
- Ну, потерпи чуть-чуть, я ж с тобой рядом. Мы всех их сделаем, вот увидишь.
Вот, поговорила немножко и уже чувствую как отпускает… И до конца дня, глядишь, дотяну, не сдохну:
- Анька, Анька… Ну, что бы я без тебя делала!
- Ладно, до вечера.
Дав отбой, захлопываю крышку и упираю руки в бока – ну, что, в типографию? Вытянув шею, пытаюсь заглянуть сквозь вращающиеся двери внутрь вестибюля издательства, не наблюдает ли кто за мной - вдруг возникает неуемное желание почесать и локоть, и ногу, блин, с такой нервотрепкой и до экземы недалеко.
***
Минут через сорок возвращаюсь в редакцию, и почти тут же ко мне в кабинет заглядывает Егоров - даже присесть не успеваю, так и топчусь за креслом. Оказывается, без меня, Шульгин чуть не пришиб случайную посетительницу – набросился прямо в фойе, с кулаками и оскорблениями! И все из-за того, что ее имя и фамилия случайно оказались такими же, как и у невесты его пропавшего сына: Мария Васильева. Поддакиваю, а сама уже трясусь - не дай бог и мне здесь с ним столкнуться, лицом к лицу. Наумыч тем временем, продолжает свою душещипательную историю – бедный Федор Иванович так распереживался только потому, что легкомысленная девица сбежала от сына к другому, не дождавшись ЗАГСа:
- И ты представляешь, вот это все - за две недели до свадьбы!
- Честно говоря, не очень.
Врет твой Шульгин, как сивый мерин! Я сама видела приглашения, и они были на 23 июля. А три месяца это, все-таки, не две недели, вполне можно было успокоиться и решить дела по мирному, без детских обид и престарелых ведьм. Шеф раздраженно бурчит:
- И я тоже. Вот как таких теток земля носит?
Как, как… Подумаешь, свадьба… Мало ли, какие, у девушки, могут быть обстоятельства… Начальник идет вдоль окна, проходя у меня за спиной, а я не могу не возразить – уж кому-кому, а Шульгину не стоит во всем верить:
- Борис Наумыч!
- Чего?
- Вот, я бы не торопилась делать выводы.
Егоров, с красной физиономией, недовольно бурчит:
- Что, значит, не торопилась?
- Ну, рассказ этого вашего товарища, это всего лишь одна сторона медали. А никто не знает, знаете, как было на самом деле.
Поджав губы, отворачиваюсь – лично я ничего этой семейке не делала и страдаю, можно сказать, совершенно безвинно. Да я о них вообще только перед Новым годом и узнала! Шеф, поразмышляв, соглашается:
- Ну, может быть, ты и права. Но, знаешь, что я подумал?
- Что?
Егоров облокачивается на спинку кресла:
- А ведь мы с ним не друзья. А он мне все рассказал – все, как на духу. Значит, у человека душа болит, очень болит.
Тут возразить нечего и я лишь вздыхаю:
- Согласна. Ну, а как сын-то, на все это отреагировал?
Узнать что-то новенькое о Паше мне гораздо интересней, и я пытливо всматриваюсь в лицо шефа. Может быть, собутыльнику, да под коньячок, Федор Иванович более откровенен? Увы, Егоров пожимает плечами:
- Никто не знает, он пропал.
- Как пропал? Куда?
- Ну так, пропал. Сгинул совсем и все.
Значит, не проболтался, Штирлиц.
- М-м-м... И что, даже отец родной не знает, где он?
Мобильник вдруг оживает веселым рингтоном и я хватаю телефон со стола:
- Сейчас, извините, Борис Наумыч.
Прикладываю трубку к уху:
- Алло, да!
Там Любимова и она напоминает про запись в ежедневнике – народ, дескать, уже обирается в зале заседаний:
- Маргарита Александровна, осталось пять минут.
Егоров, положив обе руки на спинку кресла, клонит голову на бок, прислушиваясь к разговору.
- Да, Галь! Помню я все, ну!
- Значит, мы вас ждем.
- Давай, пока.
Нажимаю отбой, а Егоров кивает на телефон:
- Чего-то срочное?
- Собрание отдела моды. Так что там с этим Пашей-то?
Наумыч огорченно жмет плечами:
- Он мне толком так ничего и не рассказал. В общем, ты права - чужая душа потемки.
Обломс…. Опустив глаза в пол, киваю:
- Мда... Ясно. Ну, ладно, буду работать.
Шеф выдает начальственную шутку:
- Нет желания запретить, ха-ха!
Поддерживаю весельчака улыбкой, и он направляется к выходу, что-то приборматывая на ходу.
Ну что, на собрание? С зажатой в руке телефонной трубкой, разглаживаю блузку под ремень, потом бросаю взгляд в раскрытый ежедневник: на Любимову у меня час, не больше - список непомеченных дел за пол дня почти не уменьшился.
***
Совещание отдела моды проходит на удивление быстро – может быть из-за того, что из всего отдела тут только Галина с Наташей. Мы даже не присаживаемся, расположившись стоя у окна, поближе к свету. Любимова, одну за другой, показывает картонные форматки с фотографиями и тут же их комментирует, а я, оценив и одобрив, откладываю обратно на стол. Снимки подобраны неплохо, да и текстовка об итальянских мэйнстримах выглядит вполне логичной и убедительной. Одной Егоровой, похоже, это неинтересно – молчит все время, повернувшись к нам спиной. Подвожу итог:
- Ну, что, мне все нравится, ярко, интересно.
Беру в руки еще одну форматку:
- А это что у нас - венецианский карнавал?
Галина кивает:
- Он самый.
- А что, если нам сюда, статью про Казанову шлепнуть?
- Ну, а что, в принципе будет очень хороший разворот.
Оглядываюсь на Наташу, обмахивающуюся как веером, одной из форматок и прижимающую руку к животу – какая-то она бледноватая сегодня… Да и нежарко вроде обмахиваться-то. Может, приболела? Пытаюсь и ее подключить к работе:
- А как считает заместитель главного редактора?
Егорова не реагирует, видимо позабыв про свою новую должность, и приходится окликать громче:
- Наташа!
Та обалдело поворачивает голову, и, судя по испуганному лицу, не здесь и не с нами:
- Что?
- Как тебе такая идея?
Егорова заминается, глядя на форматку, и неуверенно выдает:
- А, нормально.
Ясно, ответ, подходящий к любому вопросу. Она тяжко дышит и тут же отворачивается, прикрывая рот рукой и откашливаясь. Если заболела, пусть сидит дома, чего ходить, других заражать бациллами. Любимова, пройдя за моей спиной, заботливо подходит поближе к болезной:
- Наташ, ты чего?
- Ничего, просто поперхнулась.
Склонившись над столом, она кладет на него форматку и срывается с места, торопясь проскользнуть мимо нас с Галкой прямиком к выходу:
- Извините, я сейчас.
Покончив с фотографиями, уже переключаюсь на другие рубрики - уперев торец папки в стол, смотрю на Любимову:
- Кстати, что у нас там с музыкой? Кривошеин, вообще хоть чешется?
Галина неопределенно дергает плечом:
- Ну, вчера чесался, я сама видела.
- Угу. Ну, пусть быстрее чешется.
Окидываю взглядом еще раз разбросанное по столу хозяйство. Кажется, все посмотрели и обсудили:
- Так, ладно.
Галка сама разберется с Егоровой. Так что тоже направляюсь к двери.
***
Суматошный день никак не кончится, а у меня с каждой минутой все сильнее жмет в висках, и голова наливается тяжестью. Может это погодное? Или, таки, заразилась? Ворочая шеей и потирая ее и затылок, иду мимо комнаты отдыха, направляясь к себе в кабинет, но замечаю внутри Гончарову: та стоит возле стола с чайником, уткнувшись носом в чашку. Это может быть удачно! Сворачиваю к ней:
- Слушай, Насть, а от башки чего-нибудь есть?
Та оглядывается:
- Что сильно болит?
Щупаю пальцами затылок:
- Ну да, прямо давит как-то.
Гончарова отворачивается, снова начиная пить:
- Может это давление?
Фиг его знает… И я морщусь от очередного импульса неприятных ощущений:
- Да, может.
Я все жду ответа про таблетки, но Настя вдруг скептически осматривает меня сверху вниз, а голос становится еще заботливей:
- Что-то ты мать, вообще, сегодня неважно выглядишь!
Капец, вот задашь элементарный вопрос, а назад прилетит, хрен знает чего! Как я выгляжу, вообще, не ее собачье дело!
- Какая я тебе мать?!
- Ну, это я так, к слову сказала, смотри, как осунулась.
Мало того, что голова трещит, так еще и настроение норовят испортить. Все сильнее раздражаясь, упираю руки в бока:
- Где я осунулась?
- Ну, где... Вон, круги под глазами. Не спишь, что ли ночью-то?
- Сплю я ночью!
- С кем?
Идиотка!
- Слушай, Настенька, ты свою богатую фантазию прибереги для своего макаронника, ладно?
Та отворачивается, потом с ядовитой улыбкой косится:
- Я, Маргарита Александровна, вообще вас не трогала. Вы сами этот разговор начали.
Отвернувшись, она усердно приникает к чашке. Вот, гадина... Кто ее трогал-то? Просто попросили таблетку от головной боли, а в ответ словесный понос, полный дерьма. Недоуменно глядя на это чудо змеиного царства, переспрашиваю:
- Так от головы что-нибудь есть? Нет?
Гончарова недовольно бурчит:
- Сейчас пойду, спрошу у Люси. У нее обычно все есть.
С недовольной мордой она ставит чашку на стол и выходит, направляясь к секретарской стойке. Сложив руки на груди, посылаю ей вслед самую противную гримасу, которую получается скорчить. Тут же сзади раздается голос Зимовского и он сам, с засунутыми в карманы руками, протискивается в другую дверь, со стороны коридора:
- Марго, а ты знаешь какое самое лучшее средство от головы?
Чуть склонив голову на бок, скептически окидываю взглядом очередного шутника - у этого укурка тонкого юмора точно не бывает:
- Неужели, топор?
Антоша радуется как ребенок:
- Нет, гильотина.
Сощурившись от очередного сигнала в висках, хмыкаю:
- Зимовский, пятый класс вторая четверть.
- Ну, какого уровня разговор, такие и шутки.
Он что подслушивал нашу перепалку? Антон по-обезьяньи скалит зубы:
- Гы-гы.
И следует дальше, за Гончаровой. Два сапога пара. Провожая удаляющуюся спину, тихонько приборматываю:
- Придурок.
В дверном проеме место Зимовского уже занимает Калугин. И касается моего плеча:
- Маргарит, да не обращай внимания на всю эту шелупонь.
О, как! Выскочил из ниоткуда и рубанул шашкой. Интересно, про кого это он: про Зимовского или про Гончарову, так и сгинувшую в поисках таблеток? А сам он тоже стоял неподалеку и слушал? Пытаюсь сосредоточиться, хмуря брови:
- Ты о чем?
Андрей, набрав в легкие воздуха, выдает комплимент:
- Я о том, что ты самая красивая женщина на свете.
Во-о-о-от, приятно слышать. А то мать, мать…, снулая и кругами под глазами. Мне приятно и я улыбаюсь, потупив глаза. Андрей добавляет:
- Болит голова при этом или нет, неважно.
- А, ты об этом. Ну, спасибо на добром слове.
- Не за что.
Мы смотрим, друг на друга, и на меня вдруг накатывает - вспоминаю и как признавались друг другу в любви под проливным дождем, и как целовались до потери дыхания…. Может быть, сейчас, называя самой красивой женщиной, он снова готов вернуться в то счастливое неведение? Мужчина и женщина, и никаких заморочек… Калугин вдруг трясет головой и отворачивается:
- У меня все равно не стыкуется, что ты это не ты!
Он смеется, а у меня отвисает челюсть от такого признания и вытягивается лицо. Опять двадцать пять и сбоку бантик. Недоуменно качаю головой:
- Андрей, это не самая свежая мысль, которую ты озвучил. Что-нибудь еще?
Исподлобья гляжу, как Калугин качает головой и как ни в чем не бывало, продолжает:
- Еще я хотел сказать, что я очень, очень тебя люблю.
Приятно, конечно, слышать, но очевидно, что мы все там же и по тому же месту, и ничего не меняется - он не готов. Мне нечего сказать и я молчу, а взгляд Андрея тем временем спускается с моего лица куда-то вниз:
- Я хочу, что бы ты об этом знала.
Да знаю я! Эту мантру я слышала и при Наташе - невесте, и при Кате - жене, слышала, когда бросал, слышала, когда возвращался. Неожиданно Андрей наклоняется и целует меня под нижней губой и тут же срывается, устремляясь сначала вслед Зимовскому, потом разворачивается и, приподняв вверх предупреждающе палец, проходит в обратном направлении, выскакивая в противоположную дверь. Из коридора еще раз оглядывается и окончательно исчезает из пределов видимости. Дурдом… Но я, все-таки, надеюсь, что Калугин не поставил крест на нашем сближении, потому и целует, и комплименты раздаривает. Позитив вселяет надежду и заставляет улыбнуться, что, увы, приводит к всплеску боли в затылке, и я хватаюсь за голову:
- О-о-ой1
Пойду сама искать Люсю.
***
Не дождавшись шести часов, уезжаю домой - надо же привести себя в порядок перед приходом кавалера. Назвалась невестой - полезай в кузов. Хотя таблетка цитрамона свой положительный эффект все же дает и я могу крутить головой совершенно без опаски. Едва появившись на пороге квартиры, сразу натыкаюсь на Сомову, которая даже вскрикивает от радости:
- О!
- Физкультпривет!
- Привет.
С кухни подает голос Егоров и его присутствие полная для меня неожиданность - Анька ничего такого про сегодняшний вечер не говорила:
- И вам… Здрасьте, Маргарита Александровна. Не желаете ли с нами сегодня отужинать?
Подхожу ближе:
- Да нет, спасибо, у меня на сегодня другие планы.
Наумыч предстает передо мной в фартуке, вытирая о него руки, и игриво строит глазки:
- А чего ж нам эти планы не объединить? Или вы встречаетесь с мужчиной? Ха-аха-ах!
Демонстрируя смущенную усмешку, отвожу взгляд, а Сомова выговаривает шутнику:
- Боря!
Шеф продолжает хихикать:
- А что я такого спросил? Я ничего противоестественного не спросил. А если бы я спросил — вы что, встречаетесь с женщиной - тогда, да! А я спросил, что...
Склонив голову набок, укоризненно улыбаюсь расшалившемуся начальнику, но Анюте юмор с нетрадиционным подтекстом не нравится и она повышает голос:
- Борис Наумыч, кажется, кто-то обещал готовить молча!
Скоро придет Сергей, так что, все равно шила в мешке не утаишь:
- Да, ладно тебе, Ань.
Сделав губы бантиком, винюсь:
- Да, я встречаюсь с молодым человеком. Еще вопросы есть?
Егоров замирает с открытым ртом, явно загораясь любопытством, но встретив Анютин строгий взгляд, со вздохом успокаивается:
- Нет, вопросов нет.
Ну и прекрасно!
- Ну, все. Тогда я в душ.
И отправляюсь в спальню выбирать вечерний наряд, хотя определенные мысли на этот счет уже есть - чтобы «жених» вконец растаял и расслабился, и потерял контролирующие ориентиры, нужно его бдительность ослепить. Неописуемой красотой, конечно.
***
После душа, пока одеваюсь и крашусь, время до часа «ч» пролетает мгновенно. Еще наношу перед зеркалом последние штрихи, а в дверь уже настойчиво звонят. Кричу Сомовой:
- Ань!
- А.
- Открой, пожалуйста, это наверно ко мне.
- А… Ладно.
Последний взгляд в зеркало. Темное усыпанное блестками платье, чуть выше колен, оно без рукавов, с тонкими бретельками и с низким вырезом, открывающим соблазнительную ложбинку, черные туфли на высоком каблуке с блестящими пряжками, небольшая черная сумочка в руках и гладко расчесанные волосы – эффект, надеюсь, для мужчинки будет убийственный. Удовлетворенная результатом, выхожу из спальни, направляясь к троице, столпившейся возле прихожей. Егоров тут же делает ошарашенные глаза:
- А-а-а…
Неторопливо подхожу, довольная произведенным эффектом, и, скромно сцепив внизу руки, смущенно останавливаюсь перед Сергеем. Тот, уперев руки в бока, не скрывает своего восхищения:
- Вот это я и называю сесть и не встать!
А той! Для пущего эффекта, с соблазнительной улыбкой встряхиваю гривой, отбрасывая волосы на одну сторону. Егоров молчит, поджав губы, а Аксюта радостно вздыхает:
- Привет, красавица.
- Привет.
Он тянется поцеловать, и я успеваю подставить щеку, сама чуть касаясь губами шершавой поверхности. Правда Серегу это только подбадривает, чтобы крепче обхватить меня за плечи и притиснуть к себе. Егоров придушенным голосом шепчет:
- Марго, ты восхитительна!
Разъединившись, мы с Аксютой смотрим на Наумыча с Аней и та, тыча рукой в сторону кухни, поторапливает своего бойфренда:
- Гхм… Боренька, пойдем, я помогу там... Ты хлеб не порезал еще?
Я все еще в эйфории от мужского восхищения и с улыбкой на губах, провожаю взглядом парочку. И есть от чего улыбаться - бедный Наумыч уже спиной идет, не в силах оторвать взгляда. Анька одергивает:
- Пошли! Хватит пялиться.
Такой неподдельный восторг вызывает довольный смех, и я не могу его сдержать. Неожиданно чувствую, как Сергей тянет меня в сторону, явно что-то, желая, сказать. Смех гаснет и я, убирая волосы с лица, жду объяснения. Вопрос заставляет напрячься:
- Как он тебя назвал?
Черт, об этом я как-то не подумала... Приглушив голос, отмахиваюсь:
- Да-а-а..., не обращай внимания. Это у него игра такая. Он меня, то гортензией, то Терпсихорой... Хэ...
У Аксюты цепкий взгляд:
- А кто он вообще?
Оглядываюсь на согбенные спины на кухне:
- Да-а-а... Анькин начальник.
Сергей расслабляется, кивая:
- Ну… Прикольный дядька.
- Угу.
Стараюсь изобразить беззаботную улыбку, и мой кавалер, пользуясь моментом, вновь тянется чмокнуть, на этот раз в висок, а потом прижимает к себе. Руки заняты сумочкой и приходится подчиниться. У Аксюты тихонько подает сигнал мобильник и он, отпустив меня, отступает, отворачиваясь и прикладывая трубку к уху:
- Алло.
Пожалуй, нам пора в ресторан — куда-нибудь пореспектабельней, где нет подозрительного Егорова и где неприлично тискаться, а то Серега уже все резервы по этому делу превысил. Ну, а Сомова с шефом пусть наслаждаются романтическим уединением – вон, сколько наготовили, весь стол заставлен. Мимо с кухни спешит Анька с еще двумя чистыми тарелками, явно не для нас с Сергеем, и я останавливаю ее, хватая за руку и шепча:
- А кто еще придет?
Сомова тоже шепчет:
- Так это... Отец Паши придет.
У меня аж глаза на лоб лезут, и я с ужасом прикладываю ко лбу ладонь, срываясь на собачий скулеж:
- Что-о-о? Ты что, с ума сошла?
Они ж меня тут с Аксютой прибьют, и квартиру разнесут! Еще и Егоров здесь - если выживу, то точно останусь без работы! Анька, беззаботная дура, только кивает в сторону своего бойфренда:
- Ну, что я виновата? Это он сам его пригласил.
А позвонить нельзя было? Только беспомощно хлопаю губами, судорожно приглаживая волосы. Такая подстава со стороны бесцеремонного бегемота! Срочно бежать! Прочь отсюда! Сергей как раз заканчивает разговор:
- Давайте, завтра поговорим. Я сейчас немного занят.
Тороплю, хватая за руку и таща за собой:
- Сергей, пошли!
Тот оглядывается, чуть сдвигаясь и продолжая прощаться:
- Да, да, договорились, до завтра.
В уши, похоронным звоном, врываются настойчивые звонки в дверь. Поздно!
Егоров радостно идет с кухни, развязывая сзади фартук:
- О, вот и они! Как говориться на аромат.
Господи, что делать? Это же катастрофа! Спрятаться? Срочно! Дико улыбаюсь шефу перекошенным лицом и тут же торжественно объявляю Аксюте:
- Сергей, мне нужно тебе сказать что-то очень важное!
Тот оглядывается на Сомову, потом недоуменно смотрит на меня:
- Так мы же уже с тобой...
Что мы с тобой? Некогда рассусоливать!
- Так, давай за мной!
Дорогу перекрывает Егоров, сняв фартук, он поправляет воротник рубашки:
- Марго, я хотел сказать, что пригласил...
Раньше надо было говорить! Перебиваю, не давая закончить: почти выкрикиваю, таща за собой Сергея:
- Нас не кантовать!!!
Вброс адреналина удесятеряет силы и Аксюта послушно идет за мной. Затащив Сергея в спальню и прикрыв за собой дверь, наконец-то перевожу дух – единственный путь я перекрываю, а расползающаяся по лицу счастливая улыбка, должна убедить жениха в умственной невменяемости влюбленной невесты. А я пока буду прислушиваться к происходящему снаружи. Разжав руки Сергея, сосредотачиваюсь на звуках. Опустив глаза в пол и автоматически накручивая на пальцы локоны, практически отключаюсь - за дверью глухие голоса пришедших гостей, причем, вполне узнаваемые, что заставляет внутренне напрячься. При каждом более-менее громком возгласе Шульгина сердце екает и падает в пятки, заставляя вздрагивать и дергаться, переступая с ноги на ногу и нервно приглаживая волосы. Мне уже не до дежурных улыбок и Сергей замечает это, с удивлением глазея на мои метания:
- Что?
- Что «что»?
- Что мы здесь делаем?
В смысле? А-а-а, да.
- Сейчас… С-с-с... Сейчас..., секундочку.
Разворачиваюсь к двери, приникая ухом, но Сергей тянет меня обратно за руку, приближая к себе и беря за плечи:
- Маш, ты же хотела что-то мне сказать.
- Я?
Не помню. Слышится голос Шульгина, и я снова напрягаюсь, дергаясь к двери и подняв указательный палец вверх:
- Сереж, подожди, сейчас.
Аксюта cнижает тон почти до шепота:
- Мы что здесь, прячемся?
Черт, мина то слева, то справа и нужно как-то выкручиваться. Удивленно приподняв брови, мило улыбаюсь:
- С чего ты взял?
- Ну, а кто там пришел?
- А... Да так, ерунда.
- Что, значит ерунда? Ну...
Капец, как же ему рот то заткнуть с его вопросами? Сергей обхватывает мою талию, заставляя приблизиться и положить руки ему на грудь:
- Что мы здесь делаем? Объясни.
Что, что… Ничего в голову не лезет, кроме бабского флирта:
- Ну, ты же хотел услышать что-то важное, да?
Аксюта радостно мотает головой:
- Это ты что-то мне хотела сказать.
Фу-у-у-х, что же ему болезному сказать то?
- Да... Ну, тогда слушай.
- Ну?
Для чего девушка может затащить парня в укромное место? Ежу понятно. Повисаю у Аксюты на шее с неуверенной усмешкой:
- Ну, просто мне очень хотелось побыть с тобой, хэ…
Переход от недотроги к любвеобильной невесте, конечно, может выйти боком, но что поделать… Голоса приближаются к спальне и Сергей настороженно прислушивается:
- Подожди-ка!
Тут же напрягаюсь:
- Что?
- Сейчас.
Тронув мое плечо, он хмурится, вытягивая шею к двери:
- Слушай, я, кажется, догадался кто...
Не-е-ет, только не это! Даже не понимаю, как это получается, но в следующее мгновение я впиваюсь в его губы, затыкая рот поцелуем. Так плотно, что выбивает любые мысли не только у него из мозгов, но и у меня. Знаю только, что надо стараться, стараться и еще раз стараться. Одной рукой держу затылок Сергея, другую прижимаю к щеке и, закрыв глаза, пытаюсь отстраниться от того что делаю, убеждая мозг, что все средства хороши… Вообще-то, ничего так парень целуется, я думала противней будет.
Где-то в основании двери слышится удар и, похоже, ногой. Явно сигнал от Аньки! Усердно пытаюсь разъединиться, настойчиво отодвигая мужчинку двумя руками от себя. Наконец это удается, и я изображаю смех. Тянусь к ручке двери, хотя Аксюта продолжает меня цепко держать за другую руку. Чуть приоткрыв щель, осторожно выглядываю наружу: вроде никого.
Выхожу сама и тащу за собой «жениха». Но чувствую, как Аксюта тянет меня обратно, и тут же оказываюсь у него в объятиях – держит крепко, за талию, прижимает так, что не вырвешься:
- Маш... А может, закроемся и все?
Ишь как разохотился, губу раскатал аж до пола. Тут понимаешь ползком выбираться надо, да мелкими перебежками, а у мужиков одно на уме:
- Нет, нет, нет, не сегодня, в другой раз, давай. Пойдем! Пойдем!
Сказал в ресторан, значит в ресторан! Несмотря на настойчивость кавалера, хватающего за руки, тискающего и щупающего на ходу все что можно и нельзя, все-таки, удается вырваться, и я тороплюсь в прихожую:
- Все, уходим!
Это называется: дай палец – откусит руку. Крокодил…. Разрешила поцеловать называется. Выскочив из квартиры, с облегчением захлопываю дверь, и мы несемся вниз по лестнице.
***
Увы, попытки потискаться, полизаться и отвезти к себе домой для продолжения интимного банкета не оставляют моего кавалера и в машине. Приходится напомнить об обещанном ресторане, заказанном столике и слегка покапризничать. Наконец трогаемся с места, и это успокаивает Сергея больше всего, переключая внимание на дорогу.
Спустя полчаса мы уже в «Ла Манче» на проспекте Вернадского и нас провожают к столику на веранде у окна. Пристроив сумочку на углу столика, жду, какими гастрономическими изысками придумал поразить мой непритязательный вкус «жених» - это же его идея с рестораном. За окном быстро темнеет, и суетливые официанты приносят белого вина, и тут же закуски к нему, укрытые листиками зелени. Сергей, покусывая веточку укропа, осторожно интересуется:
- Слушай, Маш, а почему этот... Как ты его назвала?
Отпив из узкого фужера, жую сыр и пытаюсь угадать о ком он. Видимо об Егорове, с которым столкнулись дома. Сложив руки, как примерная ученица за партой, докладываю:
- Наумыч.
- Вот, Наумыч... Почему он только с тобой так играет?
Хмыкаю – плела, что придет в голову, теперь нужно отрабатывать версию до конца:
- Нет, ну, почему. Он не только со мной, он со всеми так.
Аксюта быстро реагирует:
- А с кем, со всеми?
Вопрос с подвохом - по легенде Егоров Анин начальник, теперь придется говорить об Анькиных сослуживицах и подругах. Пожалуй, надо быть осторожней в словах – простой, простой, а цепляется к каждому слову. Замешкавшись, пытаюсь придумать связную легенду. Может сказать, что Аня с Егоровым часто бывают у меня на работе? Это бы облегчило полет моих фантазий. Или лучше так:
- Сергей, пообещай, что это останется между нами.
- А что такое?
Поставив локти на стол, и сцепив пальцы в замок, он ждет ответа. Пытаюсь подобрать слова:
- Ну, просто я маме не всю правду сказала. Я работаю в редакции одного журнала.
Аксюта перебивает:
- Да? Какого?
Его вопросы быстры и напористы, и не дают особо времени подумать и подготовиться. Импровизация на ходу. Невольно вырывается:
- Да так, глянец один, «МЖ».
И прикусываю язык – вот, дура, еще бы и адрес назвала. Совсем вылетело из головы, как он меня быстро с квартирой вычислил. Глаза Сергея буравят, как на допросе:
- «МЖ»? Ух ты, удивительно… И кем ты там работаешь?
Ну, кем может работать бывшая официантка, чего дурацкие вопросы задавать:
- Ну, так, на подхвате…, принеси — подай.
Сергей вдруг подбадривает:
- Ну, это замечательно. Это же лучше, чем обслуживать жлобье по кабакам. А, кстати, как ты попала туда?
Стоп - машина! Мы не для этого сюда пришли. Я что наряжалась, чтобы попасть к следователю? Насколько помню, цель была прямо противоположная - получить ответы от Аксюты! Но закончить начатую мысль надо:
- Ну, это... Это долго рассказывать. Так вот, Наумыч, он не только Анин начальник…
Сергей, грызя листок, кидает искоса быстрый взгляд, и я проглатываю комок в горле:
- А еще и мой!
- Лихо.
Нужно завершать экскурс, почему я вдруг «Марго» в устах шефа и потому складываю руки на груди:
- Что, лихо? Ну, он больной человек. Он всю жизнь на колесах. Он только что недавно из больницы вышел.
- Он чокнутый, что ли?
- Нет, ну почему чокнутый, просто у него был нервный срыв на личном фронте. У него там... Жена, дочь... Ну, в общем неважно.
Аксюта перебивает, совсем меня запутывая:
- А что важно?
О чем мы говорили? Его бесконечные отвлекающие вопросы сбивают с мысли… И меня, как человека логичного, такая манера вести разговор претит и бесит. Он что, нарочно это делает? Поджав губы, терпеливо объясняю:
- Ну, я же говорю - у него игра… Он, таким образом, создает себе положительные эмоции.
Закатив глаза к потолку, пытаюсь продемонстрировать свое снисходительное отношение к фантазийной натуре Егорова:
- Я у него Марго, Аня - Маша, понимаешь?
Плету ахинею какую-то, и вообще разговор совершенно не о том, о чем нужно. Непонятно, верит Аксюта мне или нет, он просто отворачивается, бросая в воздух:
- Веселая редакция.
- Ну, да. А так он нормальный мужик…
Сергей берет в руки бокал, и я добавляю:
- Очень даже умный!
Его взгляд куда-то вниз, не на меня, так же как и мысли:
- Я верю, да. Не сомневаюсь в этом.
Звучит, с издевкой. Все, хватит, надо перехватывать инициативу! Делаю невинно-удивленные глаза:
- Я не поняла, ты что, мне не веришь?
- Да нет, нет, я верю тебе, конечно. Просто думаю про этот голос в квартире.
Положив локти на стол, он внимательно смотрит на меня. Капец, допрос продолжается. Судорожно начинаю поправлять волосы, то с одной стороны, то с другой:
- Какой голос?
- Мужской голос. Тебе он ничего не напомнил?
Отпираться - только увеличивать подозрения. Помолчав, осторожно переспрашиваю:
- Ты-ы-ы..., имеешь в виду-у-у... Шульгина - старшего?
- Ну, вот видишь, значит, не одному мне показалось.
Хватаюсь за последнее слово и, мило улыбаясь, игриво стреляю глазами из-за бокала с вином:
- Вот именно, показалось.
Уж лучше пусть целоваться лезет. Но Аксюте видимо не до флирта, вцепился как бульдог:
- А как же интонации?
Отставляю фужер в сторону:
- Сергей, ну во-первых, это бред. Ну, не мог он там появиться. А во-вторых, знаешь, любые упоминания об этом человеке мне крайне неприятны.
Делаю гримасу, демонстрирующую отвращение, и она вполне искренна. Сергей глаз не поднимает:
- Ладно, я все понял.
Пытаюсь укрепить шаткие позиции:
- Ну, это Анины друзья приходили, семейная пара.
- Ладно, давай..., проехали, Маш. Лучше перейдем к ужину. Здесь, говорят, фуагра закачаешься.
Вот, замечательная идея, с нее и надо было начинать. А то теперь полночи раскладывай по полочкам, вспоминай, чего наболтала. Согласно кивнув, вновь берусь за бокал с вином и продолжаю игривый тон, теребя себя за мочку уха:
- Да? Кстати, с удовольствием бы закачалась!
- Да, не вопрос.
Сергей поднимает руку, призывая официанта:
- Молодой человек.
И мы, чокнувшись, пьем вино, поглядывая друг на друга из-за бокалов.
***
Фуагра под вино действует на Сергея умиротворяюще и остаток вечера уже гораздо больше похож на приятное времяпровождение - мы даже несколько раз танцуем на небольшом выделенном танцполе между столиками. Назад к подъезду меня доставляют почти к одиннадцати ночи. Не обходится без прощальных поцелуев, и предложения Ромео подняться вместе в квартиру, но разговоры про измученную гостями Аню, которой нужно помочь убраться в квартире и перемыть гору посуды, умеряют пыл жениха. Так что оставляю его возле подъезда - и так получил сегодня пряников выше крыши…
На самом деле Анька уже давно спит под шапкой и я тихонько пробираюсь к себе в спальню, а потом в ванную, в планах одно - быстренько умыться, почистить зубы и нырнуть под одеяло.