Павлин Звёздного Экспресса

Маленький мальчик с темно-синими волосами петлял по руинам древнего дворца, не обращая внимания ни на что другое, кроме того, что было у него под ногами. Он тут был сотню раз, и тысячу раз он еще раз здесь пройдется. Время еще есть и спешить некуда. Его волосы, заплетённые в тугой хвост, развевались от каждого дуновения ветерка, который в руинах властвовал уже несколько сотен лет. По крайней мере, так говорил отец Кэйи. Мальчик перепрыгнул через повалившуюся колонну, которая при тусклом свете магических светильников тускло блестела, отливая мрамором. Фонари мигали. Волшебство, которое маги заложили тысячу лет назад в светильники, висевшие высоко под потолком, было настолько сильным, что за долгое время еще не разрушилось. Это сейчас маги углубились в изучение новой энергии, дающее Каэнри'ах силу, способную противостоять богам. Отец Кэйи говорил, что боги в конце концов рассердятся за то, что народ от них отвернулся, и отомстят. Но сколько ждать, когда эта месть нагрянет, неизвестно. Отец сам не часто говорит об этом, уклоняясь в другой угол бытия и отходя от темы настолько, что маленькому Кэйе приходится заткнуться, так как к интересующей его теме отец не возвращался никогда, как бы сын его не просил. То же самое повторялось, когда Кэйа спрашивал о маме. Отец всё так же отходил от темы, скрывая в уголках глаз боль и разочарование. Папа скучал. Сильно. Но вернуть маму было невозможно, потому что она…. Альберих чуть было не упал, когда очередная ступенька под его ногами треснула и развалилась, чуть не унеся парнишку за собой. Обеспокоенно оглядевшись, мальчик постучал палкой по следующей ступени, проверяя её прочность. Вздохнув с облегчением, мальчик пошёл дальше. Всё же дворец был старым, и время изрядно его потрепало за те века, с тех пор, как люди покинули его. Кэйа любил это место. Оно было последним, что он помнил о маме. Когда Альберих был совсем маленький, мама часто приводила его сюда. Конечно, ему было тогда пять месяцев, но обрывки тех воспоминаний он всё еще помнил, так как жители Каэнри'ах славились своей памятью. Он помнил, как мама брала его на руки, как нежно прижимала к своей груди и своей тёплой рукой, гладя его по голове, показывала на ту или иную фреску, которые были отображены на стене. Эти фрески, картины, или то, чем это было раньше, украшали большую часть дворцовых стен. По словам мамы (которые, на удивление, мальчик прекрасно запомнил), эти фрески отображают другие регионы, такие как Мондшадт, Ли Юэ, Инадзуму и так далее. Если присмотреться, то даже можно было заметить некоторые образы людей и существ, которые сражались, танцевали или занимались своими обычными делами. Конечно, Кэйа не помнит ни голоса матери, ни как она выглядела, но зато помнит её слова. А ещё, в тайне от папы, он нашёл старый дневник, в котором аккуратным почерком, несомненно маминым, были написаны разные интересные вещи про те развалины, где сейчас гулял Альберих. Хоть так, но он к ней стал ближе. Наверное, любовь к путешествиям ему привила именно мама, и теперь Кэйа нисколько не боялся гулять по всяким старым зданиям и залазить на древние башни, которые могут развалиться в любой момент. Спускаясь дальше по лестнице, мальчик достал из кармана плаща мамин дневник и сверился с картой, которая была довольно подробно изображена на одной из страниц, расписанных разными фразами и диковинными рисунками. Судя по карте, надо было пройти еще пару лестничных пролётов и до нужной комнаты будет как рукой подать. Вокруг было тихо. Но мальчик этого не замечал. Ведь только тут он по-настоящему чувствовал себя, как дома. Наконец дойдя до нужной двери, Кэйа три раза постучал по единственным запертым во дворце дверям. - Откройся.. Голос мальчика был, словно тихий шелест листвы под ногами, но по залам старого здания он разлетелся вместе с ветром, и теперь весь дворец шептал это слово, как молитву, перекликаясь на разные голоса, словно стены заговорили. Кэйа вздрогнул от восхищения и благоговения. В этот момент он почувствовал себя правителем, который пришёл в свои владения спустя несколько лет разлуки. Тем временем двери начали медленно открываться, на удивление, без единого шума. Это было одно из таинств этого замка. И это был один из секретов, которые мама так и не записала в своём блокноте. Когда двери полностью распахнулись, Альберих вошёл внутрь. Это была с виду обычная комната, но она была самая любимая из всех комнат в этих старых руинах. Дело было в том, что в середине был алтарь, вокруг которого стояли маленькие устройства, или как их называют в простонародье –Сады фей. Почему же это именно устройства, Кэйа не знал, просто в маминых записях это были именно устройства, сохраняющие феям хоть какое-то существование. Сейчас фей не было. Как писала мама в своём дневнике, они не смогли добраться до своих Садов и некая «тьма» поглотила их. Что за «тьма» и откуда она пришла, информации не было, но и так стало ясно, что в эти «домики» больше никто не вернётся. Кэйа вздохнул и подошёл к алтарю. Его шаги эхом отскакивали от стен, превращаясь в гул, который на долю секунды оглушил паренька, но затем всё стихло, когда он подошёл ближе к священному месту. То, что оно священное, Кэйа не сомневался. Не просто же так тут стоит алтарь. Только вот зачем, кто и когда поставил этот предмет сюда – остаётся загадкой. Сев около одного из Садов, который был наполовину разрушен от старости и времени, Альберих закрыл глаза. Как писала его мама, если хорошо прислушаться, то можно услышать пение, которое, кажется, издаёт само это место. Это пение сливается воедино с шёпотом старых залов и превращается в колыбельную. Обратившись в слух, мальчик лёг на спину, закинув ногу на ногу, и прислушался. По началу не было слышно ничего. Лишь ветер завывал где-то под потолком, да старые лестницы, которые были из дерева и каким-то чудом дожив до этих времён, скрипели под гнётом старости и бытия, как бы говоря, что таким же стариком будет и сам Кэйа. Но он не слушал их. Всё его внимание было приковано к тонкому звуку, который будто исходил из самого алтаря. Это была мелодия. Лёгкая, волнующая мелодия. Она струилась, сливаясь в некую композицию и постоянно усиливалась, будто кто-то руководил звуком, то прибавляя, то заглушая его. То и дело можно было услышать лёгкий шепот, который разносился по всему залу, усиливаясь благодаря чудесной акустике. В определённый момент Кэйа даже смог различить слова : Давным давно.. В одной стране Ты мне приснился вновь.. И знаю я.. И знаю я.. Что это все любовь.. Я петь хочу.. Я жить хочу.. И я хочу любить.. И знаю я.. И знаю я.. Что вас мне не прожить.. Но там.. На ледяной горе.. Один цветок растет.. Он видит все.. Он знает все.. Он тыщу лет живет.. Я тоже стану тем цветком.. Когда в конец умру.. Сиять блестящим лепестком.. Под яркую луну.. Я буду петь в той темноте.. Всю жизнь, через года.. А жизнь идет.. Идет.. Быстрей.. Отныне..в прошлом.. Навсегда.. Слова становились всё громче и громче, создавая картину невероятной красоты. Кэйа даже открыл глаза, чтобы проверить, не вошёл ли кто в его маленькое убежище. Но нет. Здесь было так же безлюдно, как на дне океана. Но голоса всё лились и лились, сплетаясь, добавляя новые краски и становились всё быстрее и быстрее, будто их кто-то торопил. В один момент они просто превратились в гул, от которого стены начали дрожать. В дневнике мамы такого не было. Там лишь писалось, что песня должна стихать, а не набирать обороты. Что-то было не так. Это Кэйа почувствовал стразу. Что-то начало его тяготить. К горлу подступил комок а в глазах померк свет, хотя они были широко открыты. И лишь голос. Голос, который был громче других в этом дьявольском хоре, визжал похлеще, чем визжит свинья, когда её режут. -Беги! Беги! Беги!- эти слова отдавались, казалось, где-то в душе мальчика. Но он не мог ступить и шага. Его держала неведомая сила, не давая двинуться и подняться с колен. И только тогда, когда пол под ногами начал дрожать, Кэйа будто очнулся от страшного сна. Знал бы он, что это только начало ада, который начнётся через пару минут, он бы бежал по коридорам ещё быстрей. Лестница. Поворот. Ещё одна лестница. Впереди падает колонна. Вниз. Пол прогибается и рёв старинной песни заглушает все звуки грохота и треска. Руины дрожат и потолок, веками укрывавший дворец, начал рушиться, грозясь захоронить мальчика под собой. Прыжок. Ещё одна лестница. Теперь куда? Направо? А может налево? Чёрт. Чёрт. Чёрт! Альберих бежал так, как никогда в своей жизни не бегал до этого. Соображать он мог слабо, так как песня неумолимо звенела в голове и адская боль накрывала почти всё тело. Больнее всего почему-то было в правом глазу. Там словно что-то взорвалось и вся правая сторона тела медленно начала слабеть. Сдавленно закричав, Кэйа выскочил из последних сил во двор и упал на землю. Она горела. В прямом смысле. Подняв голову и отплёвываясь от едкого дыма, Альберих посмотрел в сторону города – столицы Каэнри’ах. В этот момент землю снова затрясло и сверху посыпались камни. Королевство находилось под землей и сейчас медленно превращалось в смертельную ловушку. Кэйа вскочил и побежал к городу. Но не успел он ступить и шагу, как каменное «небо» начало рассекаться и послышался глухой удар, от которого так называемый «потолок» разрушился и упал, накрывая некоторые части города. Кэйа зажал рот руками, не в силах кричать. Там, за стенами города, до которых было сейчас слишком далеко, был его отец. - Па..па.. В глазах помутнело от страха. Что происходит? Почему «потолок» разрушен? Откуда огонь? Что происходит? Что… Кэйа вдруг повалился на землю. Его ноги подкосились от немыслимого давления. Слёзы хлынули из глаз, а точнее из одного глаза, так как второй отчего-то погас. В один момент что-то мелькнуло вдалеке. Что это? Поезд? Землю сотрясло ещё одно землетрясение. Затем раздался жуткий вой и с неба хлынуло несметное множество всяких существ. Каких, мальчик уже не видел. Его тело не могло двигаться. Кэйа попробовал ползти, но это тоже у него не получилось. - Отец… Слезы с удвоенной силой полились из глаз. Они столько еще друг другу не сказали. -Я.. я должен,- Альберих не узнал своего голоса. - Ничего ты не должен,- прошептал тихий голос и кто-то подхватил мальчика на руки, закрывая ему глаза. Перед тем, как отключиться, мальчик заметил яркую вспышку, которая разнесла город в щепки. А затем была тьма.