Доверие

"Доверяю"- странное слово, которое имело множество определений и скрытых в себе чувств, известных только тому, кто решился и нашел смелость интерпретировать это слово другому человеку, ведь часто люди не доверяют сами себе, а доверять какому то человеку тем более было бы странно, и тем не менее, будем уверены, что даже в одну секунду из множества уст в уста произносится это слово, и большинство вероятнее всего звучат искренне, по настоящему тепло. По прибытию в поместье Олетус Алиса еще не понимала, и наверное особо и не хотела предполагать, что она единственная, кто будет не отдалена от такого сладостного понятия как "доверие". И вот вновь всматриваясь в лица всех сидящих за столом она видела разные эмоции : Самодовольство, разочарование, скептицизм и нейтральность, но не видела ни в одном лице знакомое "доверие", напротив, каждый из сидящих готов был плеваться ядом друг в друга, избегая тесных разговоров, толи не специально, толи как раз таки намеренно уничтожая ощущение светской беседы, оставляя в широком кругу тяжелую атмосферу, заставляя чувствовать себя не только не в своей тарелке, но и присматриваться к малейшим словам, ловя их очень внимательно, вынуждая относиться к каждому, как к своему собственному неприятелю, готовый без всяких "но" разгрызть глотку тому, кто будет не угоден. Долгое молчание стало густым туманом в помещении, заставляя вслушиваться в свое дыхание и сердцебиение дабы просто не погружаться в уничтожающую душу тишину. -Что ж, еще увидимся.-спокойно и как обычно, со своей ехидной усмешкой проговорил, словно сквозь зубы, романист, после того, как Фредерик спешно покинул неприятную комнату, избегая лишних и ненужных вопросов, не цепляясь за столь "омерзительную" компанию людей. ДеРосс проводила взглядом отдаляющуюся мужскую фигуру, несвойственно самой себе хмуря брови. -Мисс ДеРосс, вы так и не притронулись к еде.- бархатный и в меру низкий голос раздался эхом по помещению, прирывая уже до невозможности затянувшуюся тишину. Столь резкое появление застоявшегося голоса в пустоте четырех стен заставил блондинку дернуть плечами в секундной дрожи, вовремя отсекая от себя другую часть мурашек. Медовый взгляд девушки в меру медленно переместился на источник неожиданного появившегося голоса, априори зная, кому он принадлежит, ожидая увидеть на закрытом вуалью лице какую то забавную реакцию на мимолётный испуг от неожиданности, однако на удивление самой ДеРосс, женщина, кажется, совсем не оставила внимание вздергиванию Алисы, лишь спокойно продолжая потягивать остатки чая из изысканной чашечки, пристально глядя на блондинку. Почему пристально? Потому что даже через вуаль чувствовался устойчивый и жутко тяжелый взгляд. -Вас что то беспокоит, Мисс ДеРосс?- спустя некоторое время продолжала женщина, разрушая вновь образовавшиеся оковы тишины. Алиса взглотнула, смущенно переводя взгляд в сторону, проскальзывая им по разным предметам, главное не пересекаться с неуловимым взглядом собеседницы, все так же чувствуя на своем лице, где то в области лба тяжелый, подобно наковальне, её взор. А тем временем подобное уже сводило с ума, тишина с большей активностью протягивала к нутру свои темные и поганые руки, стягивая, словно железные наручи, в определенной неловкости каждую конечность, в конце концов добираясь до горла, от чего дыхание с большим сожалением спирало. Не желая оставлять себя в этой пустоте слов, девушка "схватила себя в руки", мужественно и героически переводя взгляд на энтомолога, возвращая себе уже давно прилипшую, как мед к банке, уверенность, подбирая тонкими пальцами свою керамическую посудку с неопределенным содержимым, зная, что из за благовалящих паров можно было бы незаметно принюхаться к ароматным порывам, определяя темную жидкость как кофе. -Нет, все абсолютно нормально, просто атмосфера здесь вообще не дружелюбна, это расстраивает. - проговорила ДеРосс, внимая спустя долгое время уже заядло остывшую жидкость, замечая относительно горчащие нотки, которые обычно бесследно растворяются в теплых температурах напитка, дополняя его таким образом в лучшую сторону. -Вас беспокоит отсутствие доверия?-практически следом за голосом журналистки подала свой та, аккуратно и с моментом элегантности откладывая чашечку на свое блюдце, полностью облокачиваясь на спинку своего стула, поспешно складывая руки на колене правой ноги, коей лежала поверх левой ноги. -Возможно.-коротко сказала девушка, слабо кивая головой в качестве своеобразного подтверждения в силу своих слов, откладывая керамику в сторону, неосознанно пытаясь повторить ту же элегантность, которую пару секунд назад воспроизвела Плиний. - Мы сидим за этим столом уже не впервой, но все всё также настороженно относятся друг к другу, это уже напрягает, вероятно даже раздражает.-женщина напротив тихо усмехнулась, однако в подобном выражении эмоции не было насмешки, скорее доля искреннего понимания. -Вы должны понимать, что доверие не всегда хорошо, и я всегда вам это говорила, доверять людям за этим столом крайне небезопасно, и даже мне.- только энтомолог договорила, как девушка поспешила возразить. Плиний в некоторой степени умиляло такое безукоризненное доверие ДеРосс по отношению к ней, но одновременно приводило в дозированный ужас. Женщина не сделала ничего особенного, но смогла "завоевать" доверие блондинки, и если на уму у Мелли не было никаких злых умыслов, то как знать, что порой творилось в головах других временных жителей этого особняка. -Я услышала вас, Мисс Плиний.-прихмуренно ответила девушка, скучающе подпирая щеку внутренней стороной ладони. Суровый и относительно серьезный взгляд женщины после собственных слов о сером понимании доверия чуть смягчился и перестал удушающе прожигать на лице ДеРосс сквозную дыру, когда сама энтомолог прекрасно осознала, что девушка хоть и приняла в оборот её слова, однако доверие к женщине сочиться не переставало. Тишина снова воцарилась в помещении, однако в отличие от прошлых раз его прерывали легкие постукивания железной вырезной ложечки по керамическим стенкам со стороны энтомолога, за коими элегантными движениями внимательно наблюдала Алиса, все так же подперев голову рукой, но отнюдь уже не от скуки. ДеРосс наблюдала долго, очень долго, уже множество минут было за спиной у девушки в ее наблюдениях за небольшими, но изящными движениями женщины, и она поклялась бы, что могла бы сидеть так часы, но глаза неожиданно, как ночной туман, начала застелать пелена, а глазные яблоки начало неприятно щипать, болеть, заставляя девушку жмуриться, протягивать свои руки к глазам, утирая кожаными перчатками жидкость, текущую из глазниц без видимой причины, очевидно стресс выбил все пробки и соки, выливаясь в беспричинные слезы. Эмоции, непонятно откуда взявшиеся, нахлынули из пустоты в глуши души, заставляя растрогаться, выначивая утирать соленую жидкость в бесполезном повторении, что в скором времени оставит кожанные перчатки промокшими до нитки, будто из очей шёл самый настоящий ливень. На плече почудилось теплое касание, заставляя девушку судорожно отдернуть от лица руки, резко оборачиваясь на источник касания всем корпусом, параллельно не упуская бесчетных попыток успокоить бушующие эмоции. Не смотря на наличие перчаток на тонких руках энтомолога, заботливое тепло просачивалось даже через плотную ткань, медленно, но верно наводя бризом какое то детское спокойствие, как будто заботливая мать пытается успокоить своего ребенка без слов. Нежный и ласковый взгляд ощущался даже через непроглядную вуаль, которая в этот момент казалась самой плотной вещью в мире. Безмолвное забота и понимание теплым воздухом наводили в голове девушки покой и спокойствие, а мягкие, едва ощущаемые поглаживания по плечу словно побуждали и намекали ДеРосс дать волю слишком застоявшимся эмоциям, и так оно и было, слезы вновь потекли по щекам, оставляя после себя мокрые дорожки, однако теперь те утирались не беспорядочными потираниями перчаток по гладкой коже, а услужливо предложенным без возможности отказа платочком, что Плиний без всяких раздумий пустила в ход, дабы успокоить припадок журналистки. -Я..-на полуслове Алису прервало легкое прикосновение указательного пальца к губам девушки, и та, словно куколка для кукловода послушно замолчала, но в этом действии сама блондинка не видела никакой злобы и другого нечистого негатива, доминантности или власти, лишь чистая забота и нежность. Девушка всхлипнула заключительный раз, развеивая тишину своим шумным и кричащим взглядом, наблюдая с благоговением, когда энтомолог аккуратно вкладывала в ее сложенные руки свой белый платок, спокойно и по доброму улыбаясь, по окончанию слабо и аккуратно сжимая в собственных руках сцепленные в замок руки журналистки, в коих покоился белоснежный, запачканный тёплыми слезами платок, слово то было завещанием. Спокойствие и абсолютная тишина благоговения наполнила комнату вместе с яркими лучами солнца, которые активно прорывались сквозь окна помещения, освещая фигуру Мелли всем своим светом, будто та была самым святым существом в мире на этот момент. Легкий, свежий и теплый, как касания родного человека, ветерок колыхал локоны пшеничных волос, лаская кожу на лице, заставляя девушку со всем желанием отдать внимание природной красоте, крепко и нежно удерживая в руках белоснежный платок, который медленно терял свое тепло, оставляя лишь леденящую тропинку из воздуха, уходящую вместе с остальным теплом женщины в неизвестном направлении, вынуждая ДеРосс оторваться от лучезарного света, замечая, что в помещении пусто, никого нет помимо самой Алисы, лишь холодный ветер носится по комнате незаметной дымкой, неприятно обжигая лицо. Взгляд судорожно начинал бегать по всем углам комнаты просто что бы увидеть знакомый зеленый силуэт, знакомую шапочку с белой вуалью, в конце концов уже привычное и близкое к сердцу, и душе, человеческое тепло, означающее признание и понимание. Темнота поглотила комнату, лишая то яркого света, и девушка резко раскрывает собственные руки в надежде увидеть все тот же белый платок, но раскрыв руки замечает в ладонях лишь одну одинокую мёртвую пчёлку, которая охладела не столь давно. - ... Позже девушка узнает, что тем же вечером, до обедни, энтомолога "казнили" за грубое нарушение правил, заставляя Алису хранить слова о доверии в голове, воспоминания в душе, а ту самую пчёлку в сердце, которое уже никогда не будет биться так же, как в тот странный вечер после обедни.