Демоны

Открыть глаза, улыбнуться белому, с желтыми разводами от протекшей воды потолку, сделать глубокий вдох. Эмиль крутит в голове эту фразу подобно магической мантре и надеется, что она чудесным образом сработает. А он сможет осуществить задуманное и начать очередной день, пахнущий таблетками, грязным телом, разинутой пастью врага, животным ужасом и испорченной едой. Ему снился удивительный сон. Под веками застыли картинки разрушенного города, по которому он пробирался, держа в руках ружье. Фантомные подвязки респиратора сдавливали кожу, вдали слышался голос женщины. Мягкий. Глухой. Спрятанный под толщей воды. Он знал как звучат люди и как звучат его голоса. У Демонов не было пола. Обычно они чёткие, не размазанные по полотну реальности, а существующие исключительно внутри коробочки сознания. И сперва всегда приходит форма, потом – ее сопровождение в звучных, мажорных нотах. Эмиль переворачивается на другой бок. Кашель раздирает ему глотку наждачной бумагой, похожую на ту, что приносит с собой испуг или грубый рабочий с мазолистыми руками. Не смотреть в зеркало, умыться, почистить зубы и вернуться в комнату. Весь мир – хрупкое стекло, по которому он должен пробежать, едва касаясь ногами, и не дать ему разбиться. Реальность дышит на него помоями, криками за стенкой, водосточными жуками. Эмиль опасливо озирается и смертельно устаёт от своего небольшого приключения. Голова разболелась. Кое-как подцепив таблетки с письменного стола, юноша садится на кровать, подбирает под себя ноги и мучительно вздыхает. После лекарства должно быть легче. Так ему говорили все доктора, к которым он ходил. Только неизвестно почему каждый раз после приёма хочется плакать так, словно он только родился на свет. В конце концов, пробуждение и правда походит на рождение. Нужно снова привыкать к яркости, учится чувствовать и говорить. Эмиль не умел ничего из этого. По крайней мере, в этой реальности. Сглотнув горький белый круг, он укутывает дрожащее тело в серое покрывало. – Чего встал?! Прыгай в машину! – Кричит она. Эмиль испугано отшатывается и, не успев задуматься, выполняет ее поручение со скоростью пули. Мало ли кто она такая. И не совсем важно умрет он или нет, выполняя её приказ. – Как ты там вообще оказался? – Странный парень в противогазе на заднем сидении перезаряжает пистолет. – Совсем псих? Одному идти прямо в пекло? Правильно сказала Энни... – Замолчи, Орфей. – Девушка за рулём надавила на педаль газа сильнее. – Я что-то не то сказал, Ада? Ада... Орфей выдавил ее имя с желчным пренебрежением. Будто коснулся чего-то отвратительного и с облегчением избавился от надоедливого насекомого чужого имени. Ада... Эмиль вглядывался в зеркало, где отражалась часть ее лица. Белые волосы, закинутые на плечо, похожи на молоко. И взгляд тоже молочный, хотя скорее скиснувший. Он вздрогнул. –...Объективно смотреть на вещи, а не следовать глупым химическим реакциям. – А какой тогда смысл жить, если реакций этих не будет? – Ада остановилась около дома. Эмиль чувствовал опасность от этого места, вглядвался пристально в полумрак, пытаясь изобличить врага. Ему твердили Демоны, чтоб он немедленно уходил. Их голос стал невыносимо громким, бил по перепонкам, отключал когнитивные функции. Ему стало одиноко. Среди этих людей Эмиль не знал безопасности. Ему представилось, как он заходит за дубовую дверь, нечто облепляет его голодным взглядом из полутьмы, два красных глаза смотрят на него, надеясь уловить момент и напасть. Чавкающие, мокрые отголоски, рвущаяся плоть. Сцена, всплывшая меж осколков треснувшего разума, своей реалистичностью могла бы потягаться с его квартирой, в существовании которой он успел усомниться сразу, как услышал Орфея. И всё-таки, никто не мог услышать его. Понять, насколько замораживающий этот страх. Насколько он болезненный и всеобъемлющий. Хлопнула дверца машины и Эмиль протяжно закричал, выпуская Демонов погулять. Слезы неизвестной причины душили его. Стекло треснуло, а он упал вниз, задержавшись слишком долго на одном месте, ошибившись в выборе. – Ничего страшного...– Сказала Ада и помогла ему встать с сидения. Ее теплые руки схватили его и вытащили из морского дна на берег. Эмиль вспомнил...– Ничего... Пойдем домой... – Твои таблетки. – Высокомерно произнес Орфей, кидая Эмилю грязную пачку успокоительных. – Мне снилось, что я живу один. И там...такие же таблетки. – Пятый раз слышу эту историю. А потом что было? Ты вышел на улицу, увидел Аду, только с другими волосами...или на этот раз вы встретились в больнице? – Не помню... – Перестань его грузить. – Злобно шикнула Ада. – Хочешь есть? Эмиль качнул головой. Есть ему точно не хотелось. – Ты снова что-то слышал? – Она посадила его на кровать и со знанием того, что делает, закатала рукав кофты. Ее глаза округлились, и когда она подняла их, Эмиль ощутил резкий укол в сердце. У него что-то сломалось внутри, что-то очень важное и ценное вдруг заныло. «Это твоя вина.» – Как ты себя чувствуешь? – Уже тысячи раз слышаный голос прозвучал над ухом. Эмиль оглянулся, пытаясь понять где он находится. – Эмиль? Свое имя ему приходилось принимать ещё тяжелее, чем многие решения. Обычно оно звучало грубо и резко, когда появлялись Демоны – заискивающе. Но были случаи – случаи на миллион – когда хотелось попросить дополнительной порции вещественности. Имя наделяло его местонахождением, оно как бы обозначало, что он – тут, где все по-настоящему, что это – не очередной кошмар. – Не знаю. Я...будто был в двух снах. – Снова? Расскажи, что ты видел... – Я не могу. – Эмиль опускает голову. – Извини... – Ты не должен чувствовать вину за это. Почему не можешь? – Они так говорят. И я... Повисла долгая пауза. Молчание с привкусом таблеток и чужого разочарования. Мурашки пробежали по спине, а потом он вдруг очнулся от задумчивости. – Я боюсь. – Шепотом, хотя в этом не было необходимости, произнес он. Даже против Демонов не работала такая глупая, самонадеянная уловка. – Эмиль, я могу предложить тебе кое-что очень опасное. – После недолгой задумчивости говорит Ада. – Хорошо. – Ты даже не дослушал меня. – Беззлобно сказала она. И Эмиль услышал в ее тоне снисходительную улыбку. Его зажатая фигура напомнила Аде котенка с улицы, что боится всего и всех. Ей искренне хотелось облегчить боль своего пациента, дать ему небольшую надежду на счастливую жизнь, даже если она будет осуждена всем медицинским сообществом. Ада, впрочем, не хотела этого допустить и потому придумывала курс лечения с тщательной осторожностью. Ей оставалось только найти необходимые инструменты и получить согласие того, над кем совершится – в этом не могло быть сомнений – научное открытие. Ада была уверена, что это поможет. Все вело к тому, что проблема Эмиля – это некая язва на мозге и его спасет исключительно операция. – Это же ты. – Смущённо ответил он, пряча улыбку. – И мне...не очень страшно, если ты будешь... С Эмилем нужно было ждать. Бесконечно долго. Пока он подберёт правильное слово, найдет буквы, сложит их в набор, решит достаточно ли оно подходящее и сделает финальную проверку: сглотнуть или высказать. – Рядом..? Ада согласна ждать тысячу лет, если так ему будет проще. Она не злилась на Эмиля, не подгоняла и не предлагала свои варианты, разрешая ему сделать свой выбор, одобряя его всегда. Потому что Эмиля не только жалко. Не только страшно за него. Ада полюбила его. – Я заберу тебя на машине сегодня ночью и мы поедем в больницу. Потом я дам тебе специальное лекарство, чтоб не было больно. Ты заснешь и я сделаю небольшую царапину у тебя на голове, а потом, когда ты проснешься, все будет хорошо. Договорились? Эмиль ничего не отвечал. Ада засомневалась в решении вот так просто выплеснуть свои идеи на мальчика. Она старалась объяснить все максимально осторожно и внятно. А в его глазах все равно читались непонимание и страх. – Эмиль? Ты боишься? – Нет. Зачем ночью? Я буду спать... – Чтоб никто не узнал. Это не совсем правильно. – Но это же делаешь ты. – Я не всегда поступаю правильно. Как и все люди. Для многих мои действия будут чем-то вроде преступления. – Но ты же спасаешь меня. – Эмиль открыл ладони и Ада, зная его нерешительность, взяла их – холодные, влажные, дрожащие... – в свои. – Да. – Тебя никто не понимает? – Можно и так сказать. Скорее не хотят. Эмиль кивнул и сжал ее руки. Теплые, сухие и твердые, как камень. – Но я... – И ты, Эмиль. Только чуть-чуть. Поэтому я и хочу тебя спасти. – Голова болит. Я очень устал, Ада, я ничего не понимаю и мне... грустно. Я пойду домой. «Это твоя вина.» – Мне не хотелось уходить. Я думал спросить её... Рот открывался сам собой, язык двигался случайно, а Эмиль, словив себя на том, что смотрит на ситуацию со стороны, оборвал чудо и вернулся в свое тело, на мягкое красное кресло, перед другим человеком, знакомым от части. Глаза, невидящие и не воспринимающие ничего, встретились с жестокостью чужого взгляда. Настолько чужого, что холодок пробежал по животу и под ложечкой уныло засосало. – Что спросить? – Орфей постучал обратной стороной ручки об подлокотник, нетерпеливо выжидая. Хищники так изучают свою жертву. – Я не помню. – Эмиль потер ладони друг о друга, зажал их между ног и ссутулился. Ему становилось все больше некомфортно под микроскопом внимательного романиста. – О чем мы вообще разговаривали? – О том, что ты по уши влюблен в некую «Аду». Что она путешествует из каждого твоего сна в другой сон. Ты назвал девушку с картины моего приятеля «Адой». Но никакой Ады ни он, ни я не знаем. Никто не знает. Ты выдумал ее, Эмиль. Успокойся и сходи к доктору. Я могу дать тебе визитку хорошего психотерапевта. – Нет...– Он поднял голову и за спиной Орфея увидел ее. Аду. В цветах, стоящую напротив луны. Лица не видно, однако Эмиль уверен, что не смог бы спутать ее с кем-то другим. Комната расплылась. Стала нечеткой и вязкой. Как свеча, она таяла, а к воску прилипали ноги, предметы. Ада уходила все дальше в неизвестность лунной дороги, ее забирало небо. Из пейзажа леса вылезло чудовище. Оно пристально изучало сперва героиню картины, – с интересом, нежностью – потом Эмиля – презрительно. И от этого липкого взгляда не сбежать. Прикованный к одному месту, юноша слышал протяжное, сперва едва уловимое, но наростающее с каждым разом: «это твоя вина». Оставалось зажмуриться, сделать вид, что его тут нет. Когда Эмиль открыл глаза, над ним стоял человек в тюремной робе. Он, будучи явно в замешательстве, успокоился пробуждением сокамерника. – Ты проспал ужин. С тобой такое впервые. – Парень вернулся на свою койку и напустил маску безразличия. – Не от мира сего. – Хихикнул кто-то сверху. – Это твоя вина, что ты не разбудил его, Лука. – Завались. – Раздражённо-уставше произнес тот, кто точно знал больше, чем Эмиль. – Ничего не помню... – А должен ли ты что-то помнить? Голос говорящего изменился. Из грубого мужского он с каждым слогом становился мягче, трогательнее, проще для восприятия. Головная боль исчезла, на ее место пришла ватная усталость, забытие и покой. Из трехмерного пространства голос переместился в четырехмерное и существал в самом черепе Эмиля. Это был голос Ады...А потом – резкий, хриплый смех. Смех болезни. Его смех. Эмиль огляделся и увидел то, чего так боялся увидеть: видео, которое старая пленка прокручивает снова и снова. – Может быть. – Говорит тот смелый Эмиль за стеклом телевизора. Два разных Эмиля, ведь тот, что наблюдает, не знал того, что говорит. – Значит, все в порядке. – Она поцеловала его в щеку нежно, трогательно, любовно, и укол жгучей ревности вызвал забытое, крутящееся внизу живота раздражение. Юноша сжал кулаки и белые костяшки впились в чье-то лицо. – Это ты виноват! – Снова крикнул Орфей. – Ты убил ее! И теперь...И теперь ты отрицаешь правду! Что с тобой стало, черт возьми?! Где тот Эмиль, которого я помнил?! Ты бы никогда не стал...Прими это, прими чертову правду и перестань прятаться! Эмиль огляделся. Квадратные метры его старой комнаты, насквозь пропитанные памятью счастливых дней. Упаковки таблеток, тарелки с остатками пищи... Наверное, их ещё не успели убрать. Надписи на стенах. Расплывчатые, размашистые и совсем мелкие, красные и зеленые...Орфей, лежащий на полу, а он сам – сидящий сверху. Одежда, упавшая на пол с опрокинутого стула... Следы драки. – Почему ты плачешь? – Мне снился странный сон...– Вытирая слезы шептал Эмиль. – Страшный... – И что было? – Ада укрылась. – Ночью ты вставал и забрал у меня одеяло. Сидел, смотрел в одну точку... Ее распущенные волосы красиво золотил рассвет. Она, ещё сонная, щурилась. Эмиль осторожно коснулся ее, поправил рукав ночнушки, и она спокойно зевнула. Сердце Ады, правда, билось сильно и громко. Ее пугало, что иногда у Эмиля происходили такие серьезные рецидивы и ничего от них особо не помогало. – Я там тебя убил. – Испугавшись, Эмиль крепко обнял ее. – Это потому что мы поссорились? Я был очень виноватым и они постоянно повторяли мне это. Извини, Ада... – Мы не ссорились? – Она погладила его по голове. – Они очень глупые, раз пытаются тебя обмануть. Вдвоем мы очень сильные, да? Он слабо кивнул. Ада – причина его кошмаров, потерь памяти, тревоги и боли и в то же время Эмиль без нее не способен справиться со своими страхами. Его окружало проклятие. Демоны не стеснялись его. Зато они стеснялись Аду, и уступали ей слово, замолкая на пару дней, а потом – как она и обещала – вовсе навсегда. И Эмиль был не против иногда погружаться в бесконечный холод не реальности, если это значило, что он выберется на поверхность и увидится с ней. «Зараженный?» – Что там? – Ада повернулась к Эмилю, застрявшему в дверном проходе. – Показалось. – Обняв ее со спины, сказал он.