Ухо востро
20 июня 2024 г. в 22:42
−С этим можно что-то сделать? – почти взвыл Женя, потянувшись рукой к голове.
Возмущенный донельзя только что обретенной лишней парой ушей, он даже не пытался выкрутиться из-под руки Гордеева, все еще обнимающего его за плечи. Глава Института покачал головой и, не выдержав, снова потрепал круглое и мягкое львиное ухо, причудливо выступающее из водопада золотистых волос. Женя выдохнул сквозь зубы и притих, изогнув шею и пытаясь заглянуть Гордееву в лицо.
−Честно говоря, я бы не советовал ничего делать. – с трудом сдерживая улыбку, проговорил Кирилл. – Понятия не имею, какую именно песню и во что вывернули близнецы. Так что, если попытаемся исправить, уши могут остаться насовсем. Или хвост вырастет. Ты же не хочешь еще и хвост?
−Не хочу. – уставившись себе под ноги, пробормотал Женя. – Хватит мне приключений на…
На что именно ему хватит приключений, Гордеев так и не услышал. Потому что они как раз заворачивали за угол, где нос к носу столкнулись с чем-то озадаченной Агатой. В руках Вавилова держала какой-то древний талмуд. Из талмуда торчало толстое ярко-красное щупальце с присосками и отчаянно пыталось ухватить хоть кого-нибудь. Женя отшатнулся, но из-под тяжелой руки Гордеева так и не вывернулся.
−Кир Борисыч, − выпалила Агата, пытаясь сомкнуть потемневшую от времени застежку, призванную держать переплет книги. – Я, право слово, не знаю, как так вышло. Взяла в библиотеке книгу, села читать, а из нее это непотребство как полезет. И ни в какую обратно не упихивается.
−Нечего было на страницу чаем капать. – досадливо заметил Гордеев. – Для кого инструкция на полке висела? Тащи теперь на кухню. Солью посыпешь, оно и спрячется. В другой раз бережнее к ценным артефактам относиться будешь.
−Это в какой же книге, прости Разиэль, тентакли живут? – скорее заинтересованно, чем испуганно осведомился Женя.
Агата уставилась на Главу Института и Голос Петербурга, как будто впервые их увидела. Озадаченно моргнула, разглядывая Женино новое украшение. По накрашенным темной помадой губам медленно начала расплываться улыбка.
Женя как-то странно дернулся, будто хотел спрятаться Гордееву за спину, но не успел. Агата выронила книгу и радостно взвизгнула:
−Какая прелесть!
Прежде, чем Глава Института успел прийти в себя от этого вокализа, Женю выдернули из-под его руки, как котенка. Вякнул Женя тоже очень по-кошачьи. Новоприобретенные уши прижались к голове, а шея оказалась в крепком профессиональном захвате.
−Агата! – придушенно возмутился Егоров. – Что ты делаешь? Мне вообще-то не тринадцать.
−Потерпи. – безапелляционно приказала Вавилова.
Женя покорно притих и зажмурился. Агата деловито потрепала его за львиные уши. Потом принялась наглаживать по макушке, зарываясь тонкими пальцами в кудри и проходясь по коже головы. Страдальческое выражение с подвижного невыносимо красивого лица Жени никуда не делось. Но уши приподнялись, слабо дернулись и больше не прижимались. Им, очевидно, все нравилось. Жене по-прежнему не очень.
−Вавилова… – попытался призвать ее к порядку Кирилл, но осекся, почувствовав, что его настойчиво дергают за ногу.
Позабытое в суете щупальце умудрилось доползти до него, притянув за собой книгу, и обвиться вокруг щиколотки. Хотело оно тепла и ласки, сочувствия или депортации обратно в двухмерное измерение, откуда и призвалось, Гордеев так и не понял. Но наклонился, пытаясь отцепить неуемное существо, и пропустил появление еще одного участника трагикомедии.
Какая нелегкая принесла Колпакова, который вообще-то должен был отсыпаться после ночного рейда, Гордеев так и не понял. Но, поборов, наконец, щупальце, плотно захлопнув книгу и клацнув застежкой, он застал еще более душераздирающую картину.
Женя, очевидно, со всем смирился и даже не пытался вырываться. Зато Агата и Ростислав наглаживали его уже в четыре руки. Аккуратная прическа растрепалась. Длинные пышные кудри превратились в натуральную копну. Львиные уши в них совершенно потерялись, зато человеческие горели огнем.
−Да чтоб вас покрасило. – процедил сквозь зубы Женя и все-таки разжмурился. – Я вам не котик.
−Да что ты говоришь. – пропела Агата. – А по-моему, самый настоящий. Нос морщишь точно так же. Усов только не хватает.
Женя озадаченно притих, очевидно, воображая себя еще и с кошачьими усами. Колпаков, от души помявший его правое ухо, вдруг сообразил спросить:
−Тебе же не больно?
−Мне не больно, мне обидно. – рявкнул на него Женя.
Получилось не грозно, а, кажется, еще более умилительно. Гордеев в принципе сомневался, что невысокий, по-прежнему тонкий в кости и миловидный Женя, трогательно порозовевший щеками, вообще способен выглядеть грозно.
−Женя, ну Женя… − заворковала Агата, обнимая Женю за тонкую талию и укладывая голову ему на плечо. – Ну прости и пойми. Когда каждый день любуешься на демонские хари, хочется чего-то простого, понятного, мягкого и пушистого. Не жадничай, не дай пропасть товарищам по оружию.
−Ох, Ростик, как же не ко времени ты свою косу отрезал. – обреченно пробормотал Женя, легонько боднув Агату головой в щеку.
−А чего моя коса? – вскинул брови Колпаков, обнимая их обоих. – Моя коса против твоих кудрей ни в какое сравнение не шла.
Гордеев постучал пальцами по вздрагивающему переплету, покусал губу, пытаясь сообразить, что делать. Эта троица о присутствии в непосредственной близости хранившего молчание Главы Института явно уже позабыла. Невероятно хотелось рявкнуть на них, снова обнять Женю за плечи и увести… Да хотя бы в кабинет. И если уж нельзя потрогать так, как позволяла себе Агата, то хотя бы вдоволь посмотреть, как золотятся в свете падающего из окна солнца львиные уши. Как этот свет переливается в волосах того же оттенка, отражается в ясной голубизне глаз, мягко гладит впалые все еще розовые от возмущения щеки, красиво очерченные губы.
Кирилл оборвал сам себя и бесшумно попятился. Вавилова с Колпаковым его отступления даже не заметили. Подхватили Женю под руки и потащили куда-то по направлению к жилому крылу. Очевидно, делиться радостью со всеми остальными. Глава Института слабо понадеялся, что им хватит ума не показывать Женю в таком виде младшим воспитанникам.
На кухне в этот час было пусто. Кирилл положил брыкающуюся книгу на стол, нашел в ящике большую солонку и осторожно отщелкнул замочек. Придавленное щупальце распрямилось, как тугая пружина. Заметалось в разные стороны, выискивая обидчика. Следом за ним вылезли еще два, очевидно, поддержать свою товарку в ее благом деле мести разливающим на ценные книги чай.
Гордеев шикнул на разыгравшегося стража и щедро сыпанул на пожелтевшую от времени страницу соли. Щупальца скукожились и втянулись обратно в книгу. Страница снова стала обычной и безобидной. Вот только… Кирилл подозрительно прищурился и провел кончиками пальцев по старой пошедшей волнами бумаге.
Текст поучения одного средневекового нефилима превратился в сплошную нечитаемую мешанину чернил. Страница была желтой вовсе не от времени, а от количества пролитого на нее чая. Причем, судя по всему, измывались над бедным поучением далеко не первый год и даже не первое десятилетие.
Кирилл смахнул крупинки соли и с шумом захлопнул талмуд.
−Так вот какой вы мудрости набираетесь. – сквозь зубы пробормотал Гордеев.
Книгу надо было срочно запрятать в самую дальнюю секцию подвальной библиотеки с особо опасными артефактами. А с молодыми нефилимами держать ухо востро.
Сбитый с толку разум совсем некстати подкинул Женю с этими львиными ушками, улыбающегося тепло и ласково, потирающегося кудрявой головой о плечо Кирилла. Гордеев рыкнул не хуже льва и широкими шагами отправился в подвал. Спрятать книгу от посторонних глаз и немного остыть.
Даст Разиэль, когда он вернется, чары Котят уже развеются. Или он сам хоть немного развеется.