***
Первый раз. Они стояли друг напротив друга в женском туалете здания суда. Ситуация могла бы даже вызвать на его лице небольшую ухмылку, если бы не обстоятельства, которые загнали их в это положение. Миллер грубо вытерла мокрые дорожки с щёк рукавом пиджака и шмыгнула носом, не скрывая раскрасневшегося лица. Нет смысла, они уже видели друг друга в самом ужасном состоянии. Шестерёнки в голове Харди со скрипом крутились, пока мозг упорно пытался подобрать слова. Он был готов с разбегу удариться головой об стену, когда языка сами по себе сорвались лишь бесполезные обрывки фраз. «Не позволяй этому волновать себя» — «О, спасибо, блестящий совет». Нельзя подобрать слов утешения, когда твой муж, признавшийся в своей «влюблённости» к одиннадцатилетнему мальчику, которого убил, вдруг заявляет на суде о своей невиновности. И Миллер злится. Но это, как ни странно, идёт ему на руку. Он знает, что делать с гневом, но не имеет и понятия о том, как бороться с горем. Она спрашивает, во что превратилась её жизнь и он готов лезть на стену от чувства вины, засевшего глубоко внутри. Харди смотрит исподлобья большими оленьими глазами. Он, как никто другой, знаком с этим состоянием, со всеми чувствами, которые она сейчас испытывает: гнев, отчаяние, одиночество, вина, острая ненависть к самому себе. Единственный вопрос, крутящийся на затворках сознания вновь и вновь: «Как можно было не знать?», неподъёмный, словно камень, готовый придавить тебя к земле. И Харди знает, что произойдёт дальше. Он не даст этому случиться. Он не хочет смотреть, как Миллер будет выстраивать вокруг себя нерушимые стены, огораживаясь от внешнего мира, лишь бы ни единый луч света не попал внутрь. Он не хочет смотреть, как Элли Миллер превратится в Алека Харди. Элли Миллер никогда не должна быть такой, как Алек Харди. Он делает то единственное, что может сделать. То, чего сам не получил когда-то, когда было нужнее всего. Харди отрывается от умывальника, широко расставляя руки, и предлагает простые объятия. Миллер оставила его одного в женской комнате с чувством огромной неловкости. Он слышал, как она ругалась из-за угла за оставленную им посреди коридора табличку «внимание, идёт уборка», о которую споткнулась. Он сделал несколько глубоких вдохов, достал из кармана пиджака блистер и выдавил на руку две таблетки, проглотив их залпом, простоял ещё лишь несколько мгновений и пошёл к выходу из уборной. «Не оставайся одна» — «Я уже одна». Но он будет рядом, что бы не случилось.***
Второй раз. Харди боялся втягивать Миллер в «Сэндбрук». Он не хотел, чтобы это проклятое дело сломало ещё одну жизнь. Но в тот момент это казалось ему единственным способом не дать ей дойти до стадии саморазрушения. И он рискнул. Вскоре его голубая хижина была завалена уликами и документами, повсюду были разбросаны игрушки крошки... Фреда, да, определённо Фреда. А где-то валялись и некоторые из вещей Миллер. Харди старался не думать о том, насколько место, в котором он теперь жил стало действительно похоже на дом, в который ему хотелось бы возвращаться после тяжёлого дня. Немного хаотичный и неопрятный, но, может быть, от этого и уютный. Он также старался игнорировать ноющую боль в груди от мысли, что его прежднее жильё могло бы выглядеть также. Не могло, никогда не могло. Тесс не терпела, вещей не на своих местах, даже игрушки Дейзи были сложены в коробки и ящики. Всё, для поддержания идеального порядка в доме, пока они вдруг не заметили, как сама их жизнь превратилась в полный бардак. Они обустроили рабочую зону на одной из стен, вывесив всё, что было на доску для улик, постепенно добавляя новые заметки, написанные в основном ровным почерком Миллер. Харди не мог поверить тому, насколько комфортно было с ней работать, раз за разом выстраивать новые и новые гипотезы, находить то, что раньше было скрыто от его глаз, кажется, это дело просто нуждалось в её свежем взгляде и остром уме. Он всегда был один. После того, как «Сэндбрук» разрушил его жизнь, разобрал по кипричикам, он не позволял никому приблизиться к проклятому делу, сам с каждым днём всё больше теряя надежду, успеть раскрыть его. Но сейчас он начинал верить, что они действительно смогут покончить со всем. Вместе. Стоя теперь плечом к плечу они снова рассматривали проделанную работу, обсуждая различные варианты, пока не были прерваны внезапным появлением сестры Миллер. Он краем уха слушал их разговор, параллельно присматривая за крошкой Фредом, играющим на диване, когда слова Люси всё же не заставили его подойти ближе, оставив мальчика развлекаться с его паровозиком Томасом. Харди было трудно представить, что всё может стать ещё хуже, но жизнь преподнесла им новый подарок. Том Миллер будет давать показания на суде. Старший сын Миллер будет защищать своего отца-убийцу. Он не понимал как и за что всё это могло обрушиться на женщину, стоящую рядом с ним. Женщину, которая считала своей главной целью в жизни — безвозмездно помогать людям и просто любить то, что ей дорого. Он видел, как её мир трещит по швам и как мог, старался не дать ему расколоться. Харди решил попробовать ещё раз. Даже если не получиться, она сможет разозлиться на него, хоть на мгновение забыв обо всём происходящем. Он аккуратно положил тёплую ладонь ей на спину. Секунду погодя, Миллер грубо стряхнула её. Это не было сюрпризом, он вполне ожидал подобной реакции и, проигнорировав усилившуюся боль в груди, засунул руку в карман и уставился на бесконечную воду, молча стоя рядом. Он пообещал просто быть рядом, зная что это самое большее, что он может ей сейчас предложить, и он будет.***
Третий раз. Дело Сэндбрука закрыто. Они раскрыли его. Она, Элли Миллер, раскрыла его. Возможно теперь старые призраки наконец оставят его, дадут начать новую жизнь. И первое в его списке дел — наладить отношения с дочерью. Именно этим он теперь и займётся. Они уже далеко не впервой стояли так друг напротив друга в старой голубой хижине, но в этот раз всё по другому. Никаких вещей и разбросанных по полу игрушек Фреда, никаких ненадёжно стоящих стопок документов, не было больше и обвешанной фотографиями и заметками стены. Харди поставил перед собой собранную сумку и тяжело облокотился на край стола. «Как скоро прибудет твоё такси?» — «Через полчаса. Можешь не ждать» — «Хорошо». Она неловко отодвинулась от столба, словно действительно собралась уходить, но снова прислонилась к нему. Повисло напряжённое молчание, и они оба чувствовали почти физическое давление слов, которые уже никогда не будут сказаны. Именно Харди решился прервать тишину неуклюжей благодарностью. «Без тебя бы я не справился» — «Не будь милым». Да, точно. В последний раз, когда он пытался поблагодарить её за работу её муж был арестован, а жизнь треснула надвое. «Чтож, спасибо за всё». Миллер протянула ему раскрытую ладонь и несмотря на недавно установленный кардиостимулятор он почувствовал, как его сердце дрогнуло и отдало больной волной в груди. «Рукопожатие?» — «Я не обнимаю тебя». Он мог бы резко потянуть её за руку и крепко прижать к себе. О, он чертовски сильно хотел это сделать. На какую-то долю секунды Харди осмелился даже предположить, что она тоже хотела бы этого, но быстро затолкал эту мысль в самый тёмный ящик, скованный цепями. Он уже не единожды пытался обнять Миллер, когда она вновь и вновь его отталкивала. Но он обещал быть рядом, когда был ей нужен. Харди выполнил это обещание. Больше он ей здесь не нужен. Чтож, он больше не будет пытаться. «Береги себя, Миллер». Харди с трудом заставил себя отпустить её ладонь и быстро спрятал дрожащие руки в карманы. Она молча кивнула и её глаза слишком явно блеснули в вечернем свете солнца. Лишь напоследок, у самого выхода он решился задать волнующий его вопрос. «Что насчёт Джо?» — «Мы с ним разобрались». Харди мысленно повторил эту фразу, пытаясь разгадать её значение. Ему пришлось напомнить самому себе, что он на самом деле доверяет Миллер. Такси подъехало с небольшой задержкой и Харди уже загрузил в багажник свои немногочисленные вещи. Стоя у открытой двери машины он последний раз обвёл глазами маленький ненавистный ему городок у моря и почувствовал, как солёный ветер раздувает его волосы. «Куда едем, сэр?»***
А потом... Они не разговаривали. Харди не мог её винить, прекрасно осознавая, что был полностью ответственен за это. Он вернулся в Бродчерч совсем недавно, лишь полторы недели назад. Приехал посреди ночи в это забытое богом место с дочерью на буксире. Оставив Дейзи в «Трейдерс», перед этим немало удивив владелицу отеля своим внезапным появлением, он вышел на улицу, чтобы спланировать дальнейшие шаги и пройтись по незабытым дорогам. Уже интуитивно зная, куда в конце концов приведут его ноги. «Белый коттедж. Дом 6». Харди стоял, смотря на адресную табличку и занеся руку над дверью. Сделал глубокий вдох, прикрыв глаза, набираясь сил. С резким выдохом он постучал не слишком громко и стал ждать. Сердце бешено колотилось в горле и он боялся, что оно могло не выдержать если бы не маленький кусок металла в груди. Спустя время послышались глухие шаги. Дверь распахнулась. Она отрастила волосы. Харди сразу заметил густую кудрявую гриву, заплетённую в хвост. Некоторые черты её лица стали несколько жёстче, губы сжаты, но он не мог не заметить, насколько уверенный вид это ей придаёт. Она подняла взгляд, изучая лицо ночного гостя, словно в первый раз. Харди мельком заметил, как начали подрагивать её руки. Ровно перед тем, как дверь захлопнулась прямо перед его носом. Он снял небольшой белый дом настолько близко к морю, что по утрам был слышен шум прибоя. Они с Дейзи выбрали его. Он также вернулся к старой работе, восстановившись в должности местного детектива-инспектора, чем, уверен, разочаровал нескольких своих коллег, но ему было почти плевать. Почти. Она, чёрт возьми, избегала даже смотреть на него. Элли Миллер избегала его. Они, конечно, неоднократно ссорились во время дел Бродчерча и Сэндбрука, но никогда настолько сильно. Никогда она не игнорировала его слова и не отворачивалась, когда он проходил мимо. Харди надеялся, что всё образуется само собой, но с каждым днём становилось лишь тяжелее. Чувство вины камнем лежало на груди. Он понимал, что должен что-нибудь предпринять, но так и не решался ни на что. Он стоял, прислонившись к кухонной стойке с кружкой крепкого чая и пугая подчинённых одним своим видом. Часы тикали, приближаясь к двум, когда его мысли, находившиеся далеко от этого мира, были прерваны знакомым стуком каблуков по кафелю. Он мог узнать её лишь по темпу шагов. Миллер лишь мельком подняла глаза, просто чтобы убедиться, после чего поспешно поставила пустую кружку в раковину и, резко развернувшись, направилась снова к выходу. «Миллер» — услышал он словно издалека, она почти вздрогнула и остановилась, не поворачиваясь. Четыре секунды. Он посчитал. Первое, что он осознал, тут же мысленно проклиная себя, что фраза была сказана им самим. Вторым было понимание, что это звучало по-шотландски больше, чем когда-либо. В третью секунду он заметил, что она действительно остановилась. На четвёртую она обернулась. Харди был готов поклясться, что кардиостимулятор мог сработать с секунды на секунду, он лишь молил, чтоб его чёртово сердце, отбивающее барабанный ритм в ушах, не подвело. Не сейчас. Но взгляд, которым смотрела Миллер, держал у самого края. Он ожидал увидеть злость, конечно, но он никогда не думал, что сможет увидеть в её глазах столько грусти, обиды и боли, направленной на него. Хуже всего было то, что он осознавал, что является главной и единственной причиной всего этого. Он не знал сколько времени прошло перед тем как она развернулась и ушла. Он не знал, сколько времени прошло после этого. Но казалось, что прошла целая жизнь. Когда он возвращался в свой кабинет, стул её рабочего места был пуст. Попытки сосредоточиться на отчётах были бесполезны, когда взгляд Миллер застыл в памяти, не давая покоя. Харди грубо взъерошил пальцами волосы на затылке и застыл, задумавшись. Ему срочно нужно было решить что делать. Он взял в руки телефон и, будто боясь передумать, торопливо набрал текст и нажал на кнопку отправки. «Мне нужно объяснить». Её ответ не заставил себя долго ждать. «Да, нужно». Он нашёл её на «их» скамейке на пирсе и сел с другого краю, возложив между ними барьер из рыбы с жареной картошкой и двух стаканчиков кофе. Миллер даже не взглянула, продолжая смотреть в голубую даль моря, скрестив руки на груди. Они сидели молча, словно ничего не поменялось, если бы только тишина между ними не искрила от напряжения. Тишина давила. Тишина, вот так, сидя рядом с ней, казалось, увеличивала его чувство вины в несколько раз. Он должен был что-то сказать. — Как мальчики? Миллер посмотрела на него подняв правую бровь, словно отзеркаливая его собственную привычку, но не сказала ни слова. Харди неловко поёрзал, он знал, что она ожидала не этого, но нужно было с чего-то начать. — Дейзи сильно поругалась с Тесс. Не желает её даже видеть, захотела уехать. Я решил, что это лучшее место для неё. Харди наклонился вперёд, поставив локти сцепленных замком рук на колени и взглянул на море, словно не понимая, почему находится здесь на самом деле. Внезапно услышав негромкий голос справа от себя он замер и медленно повернул голову, посмотрев на Миллер. — Фред по тебе скучает. Забавно, ведь ему было всего два, когда он видел тебя последний раз. Не думала, что он вообще запомнит своего «Дядю Авека». Тому уже пятнадцать, думает, что совсем взрослый и самостоятельный, но потом просит меня опять зашить его носок, — Она нежно усмехнулась, думая о своих мальчиках, и Харди почувствовал, как на его лице тоже появилась полуулыбка, пока уголки её губ не опустились вновь, — Моя мать умерла пару месяцев назад, так что теперь отец живёт с нами. — Мне жаль, — тихо произнёс он. Она кивнула. — Да. Хотя он неплохо справляется с обязанностями няни, — Миллер снова улыбнулась, и он вдруг понял, как сильно скучал по этой улыбке, — Вы бы с ним поладили. Сидели бы и ворчали друг на друга, как две старых брюзги. — Эй, не такой уж я и старый, — Харди скорчил гримасу, улыбка Миллер стала чуть шире, и вновь повисшая тишина больше не казалась такой давящей. — Почему ты вернулся, Харди? — никому из них не хотелось этого, но в её голосе были явно слышны проблески той же боли, которая заставила его прийти сюда. Харди медленно выдохнул и откинулся на спинку скамейки. — Этот город стал для меня пристанищем, когда я совершил большую ошибку. Он дал мне второй шанс, вторую жизнь. Я подумал... Подумал, что, может быть, у меня получится устроить тоже самое для Дейзи. — Но почему именно Бродчерч? — она впилась в него взглядом, требуя ответа, в котором он сам не был уверен. — Может быть, это единственное место, где, возможно, есть человек, которому не всё равно, — он замолчал, и с минуту они просто смотрели друг на друга, — Я скучал по тебе, Миллер. — Два грёбанных года, Харди. Два года, — он видел её напряжение, когда она поднялась со скамейки, начав мерять пирс широкими шагами, — От тебя ни единой вести. Ни одного звонка или сообщения. Я тебе писала, знаешь ли. Ждала, что ты ответишь, дашь хоть какой-то знак, что ты в порядке. Всего одно сообщение. «Привет, Миллер. Я ещё не умер» это всё, что мне было бы нужно. И тут ты заявляешься, как ни в чем не бывало! Я, чёрт возьми, даже не знала, жив ли ты вообще. — Миллер... — он слышал как её голос с каждым словом становится более сдавленным и тоже поднялся со скамейки. — Я... Прости. Мне очень жаль. Я просто хотел... — он запнулся в словах, не зная, что должен сказать, но она и не дала. — Господи, ты такой идиот! В этот момент он ожидал чего угодно: что она даст ему пощёчину, кинет в него чем-нибудь или просто развернётся и уйдёт, но он точно не ожидал, что Миллер сорвётся с места и обхватит руками его шею, чтобы обнять. Он не знал, сколько простоял в оцепенении, прежде, чем его руки обхватили её, крепче прижимая себе. Он скучал по ней. Он чертовски сильно скучал по ней. — Я тоже скучала по тебе, придурок, — сказала она, пряча лицо между сгибом своего локтя и шеей Харди. Он почувствовал, как её плечи начали вздрагивать и крепче сжал её в объятиях. И всё же, будто ещё один фрагмент его жизни встал на место. Возможно он, наконец, сделал правильный выбор.