Сибиряки

      — Останься, пожалуйста, — просит Коля, сжимая руки брата. И снова ему хочется ребёнком стать. Тем маленьким мальчиком, которого Максим держал на руках и говорил что-то о свободе, о Сибири, об их большом будущем. Очень много времени с тех пор прошло. Коля очень быстро рос и уже почти доставал Максу до плеча. Но ему не хотелось взрослеть. Ему просто хотелось, чтобы жители его города, жители всей Сибири и его семья были в безопасности.       — Коль, ты же знаешь. Я должен защищать наш народ. Только сибиряк, защищая сибиряка, умудрится спасти всех, — Максим вымученно улыбнулся, выпутал пальцы из маленьких ладошек Коли и потрепал своего младшего по голове. — Не беспокойся за меня, города не умирают.       Коля снова ухватил Максима за локоть:       — Я не хочу, чтобы тебе снова было больно, — шепчет Коля и чувствует, как слёзы всё-таки подкатываются к горлу. В его детском мозгу события 1918 года до сих пор то и дело вспыхивают кровавыми картинами.       Максим, тронутый этими словами, делает усилия над собой и поднимает брата.       — Я тебе обещаю, это ненадолго. А когда я вернусь, мы будем работать над тем, чтобы все наши мечты становились реальностью. Хорошо? — Максим сам почти плачет, прижимая к себе худенького Новосибирска.       Коля утыкается в плечо Максима, беззвучно проливая слёзы.       — Ну, всё, время, — Омск выпутывается из крепкой хватки детских рук и уходит с сумкой в неизвестность.       Коля поджимает губы, поглядывая на Татьяну рядом.       — Нужно домой, — говорит Тюмень и берёт ребёнка за локоть. — Слишком холодно для слёз.       Новосибирск послушно вытирает влагу с лица и успокаивается. Тюмень кивает, и они вместе идут домой. Наверное, Коле следует вести себя по-взрослому, но он не может не оглядываться каждый раз, в надежде на возвращение брата.

***

      Через некоторое время Новосибирск привыкает к своему положению. Привыкает к тяжёлым энциклопедиям, которые частенько листает в попытках найти что-то полезное. Привыкает к огромным заводам и вечно уставшим новосибирцам. Даже к Тюмени привыкает. Раньше Коля побаивался Татьяну, но сейчас она единственная из сибирских городов осталась с Новосибирском. Все остальные ушли на фронт.       — А зачем им кошки? — спрашивает Коля, провожая взглядом поезд, наполненный животными.       — В Ленинграде сейчас крыс много. А еды итак не хватает. Кошки помогут сохранить запасы, — объясняет Татьяна. Вообще, Коля и сам догадывается о подобных вещах, но он любит, чтобы ему объясняли.       — А они не съедят кошек? — задаёт Коля вопрос, который его давно беспокоит.       Татьяна пожимает губы и внимательно смотрит на ребёнка:       — Не знаю. В Ленинграде времена не лёгкие. Нам ещё на почту надо.       Письма в Сибирь идут долго, потому что Сибирь далеко от России. Коля думает, что Макс или Дугар сейчас привычно бы фыркнули и сказали: «Сибирь — не Россия». Коля каждый раз, приходя сюда, старается скрыть своё разочарование, если не получает ни одного письма.       — Держи. Это тебе от Максима, — проговаривает Тюмень, протягивая Новосибирску конверт.       Коля прижимает письмо к совей груди, стараясь не плакать от переполняющих эмоций. Письмо Коля заботливо прячет под шубу, чтобы дома, забравшись с ногами на подоконник, прочитать, а потом сразу же ответить. Татьяна же в это время задумчиво разглядывает письмо от Кургана.       — Пойдём домой, Коль. Посмотрим, какие там новости, — Тюмень впервые за долгое время улыбается.       Коля нетерпеливо стягивает с себя пальто, едва успев зайти в квартиру. Татьяна чуть усмехается, неторопливо снимая шубу с плеч. Тюмень уже привыкла, что Коля, как и остальные сибиряки, скоростью не отличается. Особенно его медлительность включается, когда приходится делать что-то, что ему делать не очень хочется. Этот ребёнок всегда упрямо долго выводит буквы и цифры, совершенно не боясь вывести из себя Москву или Томск. Но сейчас этот ребёнок уже, вероятно, прячется за шторкой в своей комнате и читает письмо от брата.       А Коля действительно уже сидит на подоконнике и медленно, будто подарок разворачивает письмо брата.       «Здорово, Коля! Надеюсь, ты там не сильно скучаешь по нам? Мы с Дугаром вот недавно встретились. Были рады увидеться. Много наших видел и живых, и мёртвых. Но то, что сибиряки лучшие воины ты и без меня знаешь. Когда вернусь, не знаю. Но, обещаю, что скоро встретимся с тобой. Много-то и не напишешь про жизнь здесь, да и я, вроде, всё сказал. Ты обязательно дождёшься нас, Коля. И со всем мы обязательно справимся. Тоже скучаю.»       Это короткое письмо было действительно в стиле Максима. Коля аккуратно разгладил его и спрятал в одной из своих книг.

***

      «В Сибирь целыми эшелонами свозили промышленные предприятия и государственные учреждения. Как правило, персонал, эвакуировали вместе с оборудованием, чтобы на новом месте люди могли возобновить свою деятельность. Также население европейской части советского союза вынужденно эвакуировалось в Сибирь. Их перемещение специально не организовывалось».       Коля смотрел, как всё новые и новые люди прибывали в его совсем молодой город. Он не любил чужаков и чувствовал за это вину. Он был со всеми приезжими добр и гостеприимен, но совершенно не желал, чтобы новосёлы наводили свои порядки здесь. В нём теплилась надежда, что новые люди или будут жить по устоявшимся правилам или покинут его город. Но, с другой стороны, Максим, наверное, так удивится, когда увидит своего выросшего братишку. Но Колю злило, когда его новосибирцев теснили и без спроса подселяли к ним чужих людей. Он очень стыдился этих противоречивых чувств, но не говорил о них Тюмени. Единственный человек, который всегда его понимал, находился сейчас далеко. И Коля иногда прятался где-нибудь в своей квартире и плакал по Омску.       — Вы скучаете по кому-нибудь? — спросил Коля, глядя в окно. Он весь день помогал людям на производстве, поэтому у него ужасно болели руки. Он прижался лбом к стеклу и просто бессмысленно наблюдал.       — Ты, наверное, спрашиваешь про тех, кто ушёл на войну? — уточнила Тюмень. — Скучаю по Илье. Ты знаешь, мы были довольно близки, как и с твоим братом.       — Без Максима всё совсем не так, — пожаловался Коля. — Я уже привык, что именно он меня воспитывает.       — Он вернётся, — Татьяна пожала плечами. — Тем более, мы с тобой оба хорошо знаем, что его не возможно ни то что уничтожить, даже просто сломать.       — Я буду надеяться, что у него достаточно сил, чтобы остаться таким, — прошептал Коля.

***

      Коля каждый день ходил на вокзал и ждал, когда же вернуться его сибиряки. Новосибирск умолял Тюмень вернуться в родной город, но она сказала, что это невозможно, ведь приедут все именно сюда. А Коля ждал и новосибирцев своих. Он был уверен, что все его жители — герои. А ещё невероятно трудолюбивые люди. И Коле было ужасно стыдно, что он просто учился, пока остальные работали. Новосибирск старался набраться терпения, но ожидание встречи становилось всё более мучительным каждый день. Татьяна окончательно потеплела к ребёнку и пыталась отвлечь его интересными книжками, но Коля ждал. И не мог ни на чём сосредоточиться.       И, наконец, в один из апрельских дней Татьяна сама повела Колю на вокзал. Новосибирск старался вести себя как взрослый и не бежать вперёд, но всё равно заметно торопился. Коля поезда любил с детства. Очень часто он просил Максима сводить его на вокзал, и смотрел на то, как поезда то приближаются к платформе, то уезжают куда-то вдаль. Он мог смотреть на это хоть час, хоть больше, пока Максим не брал его за руку, уводя домой.       И сейчас точно также Коля смотрел, как красивый паровоз подъезжал к платформе. Его сердце забилось чаще, и он сжал руку Тюмени. Впервые в жизни ему показалось, что состав так мучительно долго приближается к платформе. Наконец, паровоз остановился. Встречающие толпой рванули к открывающимся дверям. Татьяна крепче схватила Новосибирск за руку.       — Коля! — окликнул знакомый голос.       Коля обернулся и увидел Максима. Он немного осунулся и стал ещё бледнее, но, в общем, он был всё тем же Максимом.       Новосибирск сразу бросился к нему, пролезая под локтями сибиряков. Впервые он так неосторожно расталкивал людей. Омск также пробирался через толпу, держа над головой сумку. И вот, они поравнялись. Коля обхватил руками талию Максима и прижался. Максим бросил на пол сумку и ответил на столь крепкие объятья. Коля не помнил, сколько они так стояли, но толпа начала немного расходиться. Тюмень с улыбкой подошла к ним. Омск приобнял её одной рукой и улыбнулся.       — Коля, как же ты быстро растёшь! — Максим потрепал младшего по голове. — Ну, пойдём, расскажите мне всё, что тут произошло.       И они пошли домой. Почти счастливые, почти уверенные, что всё будет хорошо.