Поверишь мне?

А Паша уж было думал, что план, который они придумали, был неплох – половина ребят разбираются с Антоновым и пропихивают план по спасению станции, половина – ищет средство передвижения, чтобы попытаться обмануть Зону и вернуться в свое настоящее в ту точку, где Припять их не достанет. Однако планы, состряпанные за 5 минут, редко проходят гладко. Вот и сейчас они привлекли внимание участкового, который так неудачно решил удостовериться в законности действий ребят, разбирающихся с машиной, и увидел Пашин пистолет. Самому Вершинину это не нравилось. Ну, а кому понравится по нескольку раз скакать из прошлого в настоящее и обратно с такой глобальной миссией по спасению нескольких сотен людей, а, возможно, и полноценному изменению будущего? Хотя, наверное, любители найдутся. Паша, конечно, читал про путешественников во времени, но самому в такой позиции не хотелось оказаться. Особенно учитывая изначальную цель их «дружеской поездки». Парень уже просто-напросто начинал уставать. Не только от роли лидера такой разношерстной команды, в которой спокойствию, будто, не было места. Просто ему всего 18 лет. Он уже успел побывать жертвой охотников на людей, жертвой безумной и опасной тетки с придорожного кафе, в котором она даже не работала, жертвой обозленного дальнобойщика, а еще, в придачу, ГАИ, полицейских на границе, и даже самой Зоны со своими чертовыми фантомами. Просто жертва. Вот слово, которым он бы себя описал. Началось все с того, что он стал жертвой вора, а недавно еще и жертвой Анькиных уговоров. Короче говоря, жертва обстоятельств. Кстати о девушке, Аня, конечно, привносила гуманности в их компанию, но любой, если реально сесть и подумать, понял бы, что, ни начни девушка спасать своих близких, а позже и всех, кого только можно, ребята давно бы уже уехали с остатками денег и были бы дома, пытаясь забыть кошмары, которые им успело подарить это «путешествие». Вот и сейчас возникла очередная сложность, которую надо устранить, да побыстрее. Немного успокаивал тот факт, что скоро их выкинет обратно в настоящее, но, скорее всего, они не успеют сделать ничего, из того, что задумали. Ну ладно, может, у девочек с Гошей удастся их часть плана, и Припять реально оживет по прибытии ребят обратно в 2014, но, честно говоря, Паша вообще не горел желанием возвращаться именно в это место. В общем, не о том. Ребят отвели в участок и разделили. Вершинин ждал участкового или следователя, которому придется разбираться с их непростым делом. В это же время он пытался придумать, что бы сказать такого, чтобы их сразу не повезли в тюрьму, психушку или на расстрел за «измену Родине». «Ладно, скажу, что телефон это калькулятор, может, прокатит, для местного мента. Паспорт… Ну про книжки можно сказать, типа темку люблю про путешественников во времени, вот друзья и подогнали на день рождения. А вот с прибором сложнее…» Паша не успевает додумать, как в дверь кто-то заходит. Парень переводит взгляд на движение и видит уже знакомое лицо. Лицо человека, совсем недавно угостившего Вершинина. - Ну, здорОво, любитель бесплатного кваса. Такое совпадение не может не вызвать улыбку, несмотря на обстоятельства встречи. - Теперь я понял, в какой академии вы учились, - усмехаясь, произносит парень. - А я понял, откуда у тебя столько импортных шмоток, - начинает мужчина, включая радио и пододвигая к столу стул, - сначала думал, может, родители где – в Польше или ГДР – работают, а теперь даже предположить боюсь. В общем-то, дальше диалог идет примерно так, как Паша и представлял. Сначала спросили про телефон, потом про паспорт. Только вот следователь-то непростой, КГБ-шником оказался, да сообразительным. Ни одному ответу не верит, что не может не нервировать Вершинина, хотя парень этого и не показывает. - Я тебя за эти две вещи расстрелять могу, - грозится офицер Костенко. Их отвлекает звук упавших ключей из-за двери. Костенко успокаивается, не хочет, чтобы важная информация достигла неважных людей. Паша же в это время возвращает себе внутреннее самообладание, потому что, когда тебе угрожают расстрелом, даже зная, что ты в этом времени ненадолго, не может не выбить из колеи хоть на какое-то время. Вдох-выдох. Нужен новый план, чтобы угрозы не исполнились в жизнь до возвращения ребят. Парней переводят в штаб КГБ. Ну, всё, шутки кончились, Костенко показал всю серьезность намерений, когда дело касается работы и безопасности страны. Знал бы он, что подростки, как ни странно, хотели помочь. «Может, рассказать ему про аварию?.. Нет, скорее всего, не поверит, сразу расстреляет как диверсантов. Нужно тянуть время». В этом они с Лехой сошлись сразу, хотя Паше не нравилось то, что предлагал лучший друг. Идея прикинуться ЦРУ и типа сдавать всю сеть или что-то типа того. Они не смогут сыграть так уверенно, не все втроем, Костенко их сразу раскусит, по нему видно – офицер опытный. Однако лучшего варианта у Паши все равно не было. Единственным выбором для него будет косить под загадочного дурачка, хотя с этой ролью у них и Подкастер без особого труда справлялся, либо молчать, дать Сергею переключиться на ребят, а там, может, Леха действительно вывезет на своей идее. У него иногда и полный бред срабатывает. Вершинин вперил взгляд в наручники на запястьях. Ну вот, опять он жертва. Как же он уже устал, правда. Но вида подавать нельзя. Нельзя давать слабину. Не когда он под пристальным наблюдением Костенко. Не когда его лучший друг смотрит на него в ожидании одобрения, плана или поддержки. Не когда рядом с ними едет обуза, в виде бредившего горе-вора, который может сломать им остатки стратегии, и из-за которого придется быстро что-то придумывать и импровизировать. Тяжко. Их привезли в штаб, закрыли в камере. Вершинин опять попытался что-то придумать, но в голове лишь белый шум. На самом деле, Сергею врать не хотелось. Парень понимал, что от любого их слова или действия может кардинально измениться чья-то жизнь. Да того же Костенко, которому не повезло полезть разбираться с гостями из будущего, да у которого еще и авария ЧАЭС на носу. Они с Лешей успели немного обговорить ситуацию с возвращением в Зону, прибором и остальными ребятами, как в очередной раз открылась дверь, впуская целую кампанию мужчин в форме. Ну и Костенко, разумеется. Парней сфотографировали, увели Подкастера. Вот сейчас стало совсем нервно. «Хрен знает, что он там им в своем состоянии наговорит. Скорее всего, вообще нихера не поймет и расскажет обо всем. Остается только надеяться, что КГБ-шник не поверит на слово этому шизоиду и не побежит сразу докладывать наверх. А то мы пропадем, аварию, может, не предотвратят, пока нами заниматься будут, а он потом крайний окажется. Почему я вообще об этом думаю? Может, боюсь, что такой опасный человек может конкретно повлиять и на наши жизни потом? А, может, он просто понравился мне как человек? Ну, а че, квасом угостил, и поговорить с ним так-то можно. Норм мужик, в общем. Жаль, что так все вышло». На счастье ребят и самого Сергея, хотя он этого пока и не узнает, офицер решил, что все-таки полагаться на слова Игоря, который недавно все стены собой подпирал и качался из стороны в сторону, так запросто не стоит. Нужно еще с третьим поговорить, а потом, желательно, еще раз с этим Вершининым, который, казалось, пользовался авторитетом в их троице. Но действовать нужно было быстро, ведь если, каким-то образом, угрозы, касающиеся станции, правдивы, то это может привести к большущей беде. Сергей был уже на взводе, времени оставалось мало, верха беспокоить так сразу, из-за слов одного полоумного – большой риск. Ему нужно было допросить еще двоих, что-то беспокоило Костенко. Беспокоило настолько, что он решил пользоваться крайними мерами. Позвал знакомого доктора со специальным препаратом, «развязывающим язык». Правда, доза всего одна, надо хорошо подумать, на кого ее потратить. Следующим на допрос пошел Алексей. Сергей действовал грубее. По парню сразу было понятно, что с ним надо общаться на языке силы. Чтобы добиться хоть чего-то, нужно, чтобы он либо тебя уважал, либо боялся. В оппозиции с его дружком – Пашей, Костенко оставалось надеяться только на устрашение. Удивительно, но пистолета, засунутого в рот, и лишь поднесенного к вене шприца с инъекцией оказалось достаточно. Сначала правда подросток что-то придумывал про ЦРУ и прочую чушь, но потом просто сказал, что они ему не поверят. Говорил что-то про то, что они хотели помочь, никакой такой опасности не несут, и, в итоге, закончил тем, что потерял сознание, когда ему ввели шприц, не успев потратить препарат. Костенко, в итоге, легче не стало. Он понимал, что придется разговаривать с Пашей. Разговор будет неприятным. Препарат остался как раз для него. Честно, Сергею не хотелось мучить подростка. Но служба и чрезвычайная ситуация обязывали. Офицер сказал доктору стерильно перелить инъекцию в другой шприц (заразу они все-таки не разносят), а подчиненным сказал привести последнего парня. Пашу вели под руки. По пути он пересекся с Лехой, которого несли в их камеру. Это очень сильно беспокоило подростка. Что такого они сделали с Лешей после Подкастера, который пришел в относительно адекватном состоянии? И, если все идет по накатанной, что тогда они сделают с самим Пашей, чтобы разобраться в ситуации? Его завели в допросную, где Вершинин сразу отметил стул с креплениями для рук в виде ремней, чтобы он точно никуда не делся. Паша вел себя спокойно, позволил посадить на стул, крепко закрепить руки. Он понимал, что страх показывать нельзя. Понимал, что сопротивление только усугубит ситуацию. Понимал, что Костенко ему не поверит, как только они пересеклись взглядами. Понимал, что и вранье не имеет смысла, потому что, очевидно, Леша с этой идеей провалился. Буквально провалился… в небытие. Всё. Паша уже не знал, что делать, кроме как увиливать и злить КГБ-шника. Он этого не хотел, но оставалось просто ждать, что Зона вернет их обратно. Как ни странно, но только на это и была надежда. Но, вдруг, увидев шприц в руках еще одного мужчины, оставшегося в комнате, Паша понял, что надежда исчезала на глазах. ­­­­­­­­­­- Ну что, Павел, созрел на поговорить? – все-таки спрашивает Сергей, надеясь, что лидер тройки уже поварился в своем соку и легче пойдет на контакт. Костенко уже видел, что напускная уверенность парня спала. Он не паниковал, не боялся, нет. Сидел спокойно и смотрел своими уставшими глазами. - На поговорить – всегда пожалуйста, – как-то очень нейтрально ответил подросток. Вроде и примирительно, а вроде то, что разговор будет по делу, никто и не озвучил. - Славно. Выйдете, пожалуйста, - обращался КГБ-шник ко второму мужчине, который, нехотя, но все же вышел за дверь. И от этого Вершинин испытывал смешанные чувства: вроде и рад, что какой-то левый чувак ушел, но и оставаться с Костенко наедине не самая безопасная вещь. - Кто ты такой? – начинает с самого начала Костенко. Дело слишком ломанное, немыслимое и чуднОе, поэтому, как бы самому Сергею не хотелось, приходилось разбираться вот так. - Все, что ты знаешь обо мне – на поверхности, - увиливает Паша, он понимает, что ходит по краю, играя на нервах Костенко, но что уж поделать. - Слушай, парень, давай без плавающих ответов. У меня нет столько времени, чтобы с тобой возиться. – решает немного сменить подход Сергей. С Лешей он перестарался, а с Пашей можно и на словах договориться. По крайней мере, он надеется. - Но, правда, всю информацию обо мне вы уже узнали: Я – Вершинин Павел, 18 лет, из Москвы. Единственное – я не собираюсь предавать страну. Меня вообще в ближайшее время уже не будет. - И что это должно значить? – пока спокойно отвечает офицер, - что тебя заберут твои богатенькие, власть-имеющие родители и скажут закрыть дело? Так этого не будет, родной, не-а. - Как скажете, - спорить бесполезно, ведь в правду никто не поверит. Костенко устало вздыхает. - Ладно, кто ты – не так важно. Перейдем к более серьезным вопросам. И не пытайся врать, у тебя это плохо получается. «Да знал бы ты…» - Если ты не спросишь, я и не совру. - Какой же ты сложный! – уже не выдерживает офицер и начинает ходить перед парнем. – Да ты понимаешь хоть, что информацию, которую ваш дерганый приятель нам рассказал, мне бы по-хорошему уже верхам передать и вас на расстрел, если вы мне детали не расскажете? Ты, если свою жизнь не бережешь, хотя бы о друзьях своих подумай! А Паша только о друзьях и думал в последние дни, в любом времени, в любой точке Зоны. Да и не только о них. «Все-таки пока не передал о нашей ситуации начальникам, уже хорошо». - Паш. Ну, ты хоть о людях подумай, которые тут живут. Если ваши страшные сказки об аварии на ЧАЭС – правда, что тогда здешних ждет? А рабочих? – Сергей нависает над подростком, опираясь на скованные руки парня и вглядываясь в глаза в попытке убедить. А Паша знал. Знал, как никто. - Я могу все рассказать, но без подробностей, и не раскрывая источников. - Ты не в том положении, чтобы торговаться. – все также нависая, грозно говорит офицер. - Ты не в том положении, чтобы упускать хотя бы такую информацию. – также смело, смотря в глаза собеседнику, парирует парень. Костенко задумался. В чем-то он прав, информация действительно нужна, и, если подросток готов раскрыть подробности диверсии – будет больше оснований для действий. С другой стороны, тот может соврать, это он все-таки умеет делать, несмотря на то, что Костенко недавно заявлял обратное. КГБ-шник до сих пор не раскусил парня, Паша не давался ему, что-то препятствовало его пониманию. В любом случае, на вранье его можно будет проверить с помощью препарата. Так что… - Ладно, говори. Что тебе известно о диверсии на станции? – офицер отходит обратно к столу и внимательно смотрит на парня. Мозг Паши работал в экстренном режиме. Нужно следить за каждым словом. Парень вроде сумел расположить собеседника к себе, но в глазах напротив все еще виднелось недоверие. Оно и не удивительно, но шанс, вроде, есть. Вершинин вздохнул и попытался аккуратно начать. - Только не перебивай, пожалуйста. Диверсии как таковой не намечается. Будут неполадки на грядущих испытаниях на четвертом реакторе. Будут проверять паровую турбину и насосы, что-то будет не так с показателями и из-за резких скачков и несовместимости произойдет взрыв. Отчасти просто техническая ошибка, но очень серьезная. Оборудование просто не готово к таким испытаниям, нужно их отменить. Иначе пострадает много людей. Распространится радиация. И это не угроза, а просто предупреждение. Вот и все. Паше было немного страшно смотреть на Костенко после такой речи, поскольку тот, как и было уговорено, не сказал ни слова, но ощущения подсказывали, что хорошо он это тоже не воспринял. - Сука, я-то думал, нормально поговорим, – разочарованно и агрессивно сказал Сергей, отворачиваясь к столу за шприцем. - Ну, так я и думал… - не менее разочарованно и устало пробормотал Паша, пытаясь принять тот факт, что сейчас ему, по-видимому, что-то будут колоть. - Что думал? А чем ты думал, когда во всю эту диверсионную авантюру вписывался, а? – резко поворачиваясь, бросает Костенко. - Я никуда не вписывался. Не будет диверсии. Мы тут можем хоть до утра просидеть, и ты убедишься, что мы вообще к этому не причастны, - Вершинин тоже начинал закипать, слишком долго держался. Каждое новое предложение звучало резче и отчаяннее другого. Насчет утра он, конечно, погорячился, но это сути дела не меняет. Хотя неудобно будет, когда они внезапно пропадут. Точнее, было бы. Так-то у ребят будут уже другие проблемы по возвращении, скорее всего. Сергей подростка уже не слушал. Он быстро подошел, нащупал вену и вколол препарат. Оставалось подождать совсем немного, чтобы, наконец, узнать правду. - Сразу нужно было так сделать… Чего я надеялся, когда предлагал разговор с паталогическим лжецом? – сам себе поражался Костенко. Хотя, откровенно говоря, ему было известно, на что он надеялся. Просто он хотел, чтобы парень, который еще сегодня просил у него копейки на квас, оказался все же обычным ребенком, солнечным добрым мальцом, с которым интересно перекинуться парой фраз, получив заряд бодрости, а не проблем, которых уже и так – хоть отбавляй. Паша молчал. Не видел смысла больше что-то говорить. Свою удачу попытал – не вышло, дальше уже воля судьбы. Костенко тоже молчал. Он смотрел на этого солнечного парня и подмечал, что днем застал, вероятно, лучшее его состояние за последнее время. Паша был худой. При скудном освещении в комнате он казался еще более худым… болезненно худым. Под глазами пролегли тени, будто он не спал нормально уже несколько дней. В целом, на протяжении всего разговора, Сергей подметил, что ребяческий огонек в глазах пропал, а ведь только сегодня днем, он видел некий отблеск, заражающий позитивом и каким-то… светом, что ли. Прошло несколько минут, и эти самые Пашкины глаза начали закатываться. Сергей понял – пора действовать. Глянул на часы, времени хватает. - Ты меня слышишь? Вершинин заторможено ответил. - А?.. Слышу… - получилось скомкано и рвано. - Что тебе известно о диверсии.. А, черт, - Костенко только начал свой вопрос, но уже понял, что теперь для подростка все звучит слишком сложно. Исправился. Перефразировал, - Кто взорвет станцию? Имя? - Ник..то.. Авария… Испытания… Турбины и нас..со..сы… Напря..ж..жение… Взрыв… Радиация… Жерт…вы, - парень, казалось, совсем выдохся после стольких слов разом. Сергей резко обернулся и ударил по столу. «Ну не может быть такого!» - ТЫ откуда знаешь?! Кто ты вообще?! Почему не поддаешься мне? Как мне тебя понять!! Но тут Паша, даже под веществом, не перестает удивлять Сергея. Его мозг собирает все вопросы в один и выдает такой ответ: - Всё в твоих руках, вся моя правда, вся моя суть, вся моя соль… - даже почти не запинаясь. Костенко просто оторопел. Он смотрит на парня, выпучив глаза.  Этот парень вот так думает о нем? Просто берет и отдает свою судьбу в руки Сергея. Вершинин смотрит исподлобья. В его глазах заметен проблеск сознательности. КГБ-шник впервые видит, что препарат действует на кого-то ТАК. Настолько силен этот парень. Настолько доверяет ему, хоть и опасается. - Когда ты родился? Год. - 1995. - Не может быть. - Может, и не может. – Вершинин склоняет голову все ниже и ниже, ему тяжело, мышцы не слушаются, но он борется за свой разум, за свой взгляд на офицера КГБ СССР. Костенко пораженно смотрит на Пашу. «Сколько упрямства в этом человеке?» Не просто подросток. Сильный мужчина. Который даже… не родился? Что? - Что? Чего ты хочешь? - Честно? – из последних сил отвечает Паша, - вздремнуть бы… да и есть… хочется… «Что с ним? Почему он такой?.. Изможденный?» - А ну и… – подросток вымученно улыбается, буквально краешками губ, смотрит просяще, – пожалуйста, спаси станцию, останови испытания, найди Антонова… и прости… Паша набирается сил и поднимает голову, взгляд прямой, мутный, но решительный; побуждающий и извиняющийся; запоминающий и запоминающийся. И вот, с этой тихой улыбкой, он просто… исчезает. И как бы странно то ни было, Костенко, отходя от шока, решает довериться Вершинину. Буквально спустя пару минут его блужданий по коридору, его нагоняют подчиненные, говоря, что подростки исчезли. Он и сам об этом догадался. Ведь все-таки прямо на его глазах испарился один из них. В штабе, на тот момент, было не так много работников – многие были на объектах. Сергей собрал всех, сказав, что о сегодняшнем дне не должно быть разговоров, не должно быть сплетен, никто ничего не видел, не слышал и не знал. Все поняли, что дело нечисто, но спорить со старшим по званию – себе дороже. Офицер сообщил информацию верхам. Но не так, как планировал изначально. Он лишь сказал, что в штаб поступило анонимное сообщение письмом без подписи, о том, что ночью на ЧАЭС в 4 реакторе будет взрыв и нужно тихо эвакуировать сотрудников. Понадобилось какое-то время, чтобы уговорить начальство на активные действия, но все же ему удалось это сделать. Остаток ночи прошел за расследованием, штаб был занят работниками станции на этом участке. Костенко довольно быстро нашел Антонова, который тоже был в курсе происходящего. Вместе они составили план, как сделать так, чтобы смягчить наказание обоим за дерзость, которую они сегодня провернули. Которую при иных обстоятельствах назвали бы государственной изменой. В итоге, решили указать, что Антонова схватили и угрожали убить его семью, если он не саботирует работу реактора, но ему удалось передать письмо с предупреждением в штаб, где его получил Костенко. Офицер КГБ, в свою очередь, приложил все усилия, чтобы рабочего не отослали далеко и надолго. Чудом можно было назвать то, что их план сработал, хотя оба все равно получили выговоры. Сергею – за безосновательные обвинения, которые «в этот раз обошлись, но больше, чтобы такого не было», а Антонову – за то, что посмел подумать и решиться на такой «безответственный для гражданина Советского Союза шаг», хотя возможные жертвы в виде семьи были приняты к сведению, поэтому он отделался лишь увольнением и переводом. Чудом можно было также назвать то, что Паша очнулся почти без последствий этой «сыворотки правды» при перемещении. Но тут чудо, конечно, больше заключается в том, что после переноса парня стошнило, немного приводя его в чувства. Припять все также была заброшена, но что-то изменилось. Его нашли друзья. Все вместе они разбили прибор, тут уж даже Аня ничего не сказала на этот счет, хотя, безусловно, переживала за отца и за то, смогли ли они изменить прошлое. Дальше они без проблем выбрались с территории Припяти, перед этим пополнив запасы в бункере, и отправились домой. Пока потихоньку пешком, потом на машинах изредка попадавшихся добряков. Подкастер более-менее пришел в норму, но держался особняком от всей компании. Никто, в общем-то, его и не приглашал присоединиться. Все были обижены и слишком устали морально, чтобы как-то решать конфликт. Ребята даже между собой переговаривались очень редко. Гоша не ныл о машине деда, сейчас он больше был рад тому, что выжил и они медленно, но верно идут домой. Девочки до сих пор были немного в шоке. Аня переживала за родных, но длинная дорога дала ей время принять ситуацию. Настя шла за руку с Лехой. В их тишине была вся та романтика, которая пропала во взрыве адреналина прошедших дней. Паша тоже шел. Шел вперед. Он до сих пор хотел отоспаться и вкусно, сытно поесть. Но, в целом, ощущение было хорошее. Он нашел остатки денег. Как ребята говорили раньше, лучше уж столько, чем вообще нисколько. Поэтому он хотя бы что-то мог вернуть родителям. И сам к ним вернуться. От этого было легче на душе. Вот они в очередной раз ловят машину. Это джип. Почти как тот черный, что гонялся за ними всю дорогу до Припяти, а потом исчез. Только этот был белый. Опустилось стекло со стороны водителя. Появилось лицо того, кого никто не мог ожидать сейчас увидеть. Это был Сергей Костенко. Тот самый, с чьего допроса не так давно вернулись Паша, Леха и Игорь. Они-то втроем и напряглись, отойдя и отодвинув всю компанию назад. Девочки и Гоша не успели с ним познакомиться, к их же счастью. - Наконец-то нашел вас. Далеко смогли пройти, молодцы, - дружелюбно и спокойно начал бывший КГБ-шник, сейчас уже выглядевший старше, в том числе, из-за лысины, вместо шевелюры, которую носил в 1986 году. - Вы нас искали? – начал "переговоры" Паша, он не мог знать, какая реакция была у бывшего офицера после его исчезновения, а предполагать ни сил, ни желания не было, поэтому нужно было разведать обстановку. - Естественно, вы же город спасли. Долго вас ждать пришлось. - Как спасли? Мы? – вставил свои 5 копеек Леха. - А ну вы же только оттуда. Садитесь, я вас подвезу. Да не бойтесь, я не кусаюсь. Расскажу заодно, что как было потом. Компания смотрела на Пашу. Паша смотрел на Сергея. Сергей ждал. Потом подозвал Пашу поближе к окну. Одного. И сказал, чтобы было слышно только Вершинину. - Я выполнил твою просьбу. Я тебе поверил тогда. Поверь и ты мне сейчас. Паша подумал еще с минуту, внимательно наблюдая за лицом Костенко, и все же сел в машину на переднее пассажирское сиденье. Ребята расселись по оставшимся местам, благо – машина была большая, и все разместились с комфортом. Костенко успел им вкратце рассказать, что станцию и город они все же спасли, с Антоновым все относительно хорошо – по крайней мере, тот жив, здоров. Развала Советского Союза избежать не удалось, добавились другие факторы, повлиявшие на судьбу государства. Здесь, как говорится, где-то убыло, где-то прибыло. Припять постепенно опустела, поскольку все как-то массово начали переезжать. Реакторы периодически барахлили, и после проведения диагностики было принято решение закрыть предприятие, ведь не так далеко построили новое. Спустя какое-то время, когда напряжение окончательно спало, почти все ребята развалились в креслах и заснули. Наконец, представилась такая возможность. Не спали только Вершинин и сам Костенко. - Как ты решился мне поверить тогда? – задал все же интересующий его вопрос парень. - Не знаю, чуйка, наверное. Я очень сильно рисковал, мог пойти под трибунал, на расстрел, просто сесть надолго. Но, похоже, твои глаза и сила меня переубедили. Ну и, конечно, нельзя отменять тот факт, что тебя предупреждает о немыслимом 18-летний пацан, а потом исчезает прямо на твоих глазах. А я вот потом сидел и думал, как ты мне собирался те несчастные 6 копеек за квас отдавать. - Ты же мне их простил! – вяло воскликнул Паша, одновременно радуясь, что все же обид никаких Сергей на него не держит. - Простил, простил, - успокоил парня Сергей. – Ты столько жизней спас, как за такое не простить. Костенко отвел руку и потрепал Вершинина по волосам в знак признательности. - А, точно. Я извиниться хотел, - продолжил мужчина, - за препарат тот на допросе. - Да я бы и сам себе иначе не поверил, - усмехнулся Паша, - но в любом случае, если тебя так гложет вина, я знаю, что ты можешь сделать. - И что же? – Костенко отзеркалил ухмылку подростка. - Угости вкусным квасом. - Это запросто. Раздался тихий смех на передних сиденьях. Остальные крепко спали, предоставляя Костенко и Вершинину возможность насладиться моментом и возродить их первое общее воспоминание из прошлого – одно из немногих светлых воспоминаний во всей этой истории. Скоро Пашу тоже сморило, и он задремал, а Костенко тихо вез уставших подростков в родной город, в благодарность за спасение своего собственного дома.