Связанные красной нитью

Я шел за ним. Моя цель неспешно шагала вперед по темным коридорам замка навстречу своей смерти. Нас разделяли лишь считанные метры между балкой и каменным полом. Вокруг никого не было, я легко мог нанести удар и скрыться, но почему-то медлил. Я и сам не знал почему, но мне казалось, что что-то не так... Аль-Муалим четко обозначил мою цель - лорд Джон Торпе, правая рука магистра ордена тамплиеров Робера де Сабле. Лорд Джон, холодный и расчетливый, умный и беспощадный, прагматично жестокий человек, который знает, чего хочет и всегда добивается своего. Я и сам наслышан о его успехах на переговорах с Абу-аль-Нукводом, королем-купцом Дамаска. Если устранить такого человека, это больно ударит по тамплиерам, но, в таком случае, почему я медлю? Лорд Джон тем временем зашел в просторную круглую комнату, вдоль стен которой стояло всякое ненужное барахло, которое сносили со всего замка: старая мебель, обветшалые рулоны тканей, статуэтки и прочая дребедень. Знатному и высокопоставленному человеку тут делать нечего, разве что... — Выходи, ассасин, я знаю, что ты следуешь за мной, как тень! Голос пронзил мое тело. Он знал, что я здесь, что иду за ним, и не поднял тревоги, а просто привел в тихое место, туда, где никто не подумает нас искать. Я думал, что выслеживаю цель и готов с легкостью забрать ее жизнь, но, в итоге, сам оказался в ловушке, будто загнанный зверь. Иронично, возможно, охотник сам сейчас стал жертвой. Я спрыгнул на пол в десяти шагах от лорда Джона. Он стоял ко мне лицом. Спокойный и невозмутимый, будто встретил своего знакомого, а не заклятого врага, который успел отнять жизни нескольких его соратников. Ледяные синие глаза смотрели прямо на меня, пытаясь выловить из-под тени капюшона хоть какую-то эмоцию, намек на слабость. Чтож, все три цели, которые я устранил до этого, были лишь прелюдией перед по-настоящему достойным соперником, хоть сам лорд Торпе доходил мне до плеча, а Роберу де Сабле и вообще, наверное, едва дотягивался до груди. Уверен, сойдись мы в рукопашном бою, я легко бы уложил его на лопатки, но здесь, когда мы оба вооружены мечами, исход боя неясен, что будоражит кровь еще сильнее. — Я знал, что ты идешь по моим следам, ассасин, знал, что ты, как послушный пес, придешь выполнить очередное безумное задание своего господина... — мы кружили друг вокруг друга, сохраняя приличную дистанцию; я подметил, что голос Джона уж больно высокий, хоть и звучит холодно и пренебрежительно-равнодушно. — Я все думал, как к тебе подобраться, но ты сам ко мне пришел... Я молчал. В моей работе каждое сказанное слово стоит дороже воды в пустыни. Да и сам лорд Торпе не слыл простаком, треплющем о себе на каждом углу, учитывая, что я ничего не смог раскопать про его семью, жен, любовниц и детей. Он был человеком, будто появившимся из пустоты, или же переродившегося из пепла. Только на феникса он не сильно походил на огненного феникса, сжигающего все на своем пути, скорее на маленькую и неприметную ласточку, вестницу весны... Я поймал себя на мысли, что мне импонирует лорд Джон. Да, я уже вынес ему приговор, но все же едва ли мог отрицать свою симпатию к человеку, который бесстрашно смотрит в глаза смерти и даже насмехается над ней. Я смотрел в синие глаза и видел отражение самого себя, будто мы были единым целым, чем-то, что тянется к друг другу, но при этом и быть вместе им невозможно... Я проникся чувствами к своей жертве и теперь левая рука со скрытым клинком слегка дрожала. Палач не имеет права на сочувствие, занося топор над головой. — Полагаю, моя судьба предрешена, не так ли? — странный, до жути не мужской голос лорда Торпе вводил меня в транс, словно я был его безвольной куклой; и все же, я был прирожденным убийцей и пока еще мог сохранять лицо, даже когда земля уходит из-под ног. — И раз уж мне не жить, у меня есть одно предсмертное желание: хочу увидеть твое лицо без капюшона... Я опешил и замер на месте, внимательно всматриваясь в бледное лицо лорда Джона. Он просто смотрел на меня с видом великомученика с христианских икон, готовый принять смерть за свою веру. Но мне известно, что тамплиеры не верили ни во что, кроме неуемных амбиций своих магистров, которые сулили прекрасное светлое будущее, путь к которому устилался тысячами отнятых жизней. Впрочем, шибко ли мое братство отличалось, да и был ли сам Аль-Муалим так уж непогрешим? Возможно, впервые перед бездумным убийством мне хочется узнать правду, только с другой стороны. Истина обычно где-то посредине. Лорд Джон стоял и молча ждал моего ответа. Коротко стриженные черные волосы, бледное узкое лицо, так контрастировавшее с синяками под глазами, следами бессонных ночей и беспокойных дней, где он был так одинок, что сделал одиночество своим непробиваемым щитом, защитой от всех невзгод. Стало интересно, что же пришлось пережить правой руке де Сабле, раз он с полным безразличием смотрел в глаза своему злейшему врагу с таким непроницаемым спокойствием. Мне показалось, что лорд Торпе, при всех его вводных, заслуживает исполнения этого глупого последнего желания, поэтому без лишних слов, легким движением руки я скинул с головы капюшон, что для ассасина равносильно тому, что женщине остаться обнаженной посреди многолюдной площади. — Не знаю, как тебя зовут, но ты красивый парень... — лорд Джон вымученно улыбнулся и снял с пояса меч, кинув его на каменный пол, от чего неприятный лязг больно ударил по ушам. — Ты бы понравился леди Марии, жаль, что она умерла много лет назад... Я почувствовал, как странно зарумянились мои щеки от лестных слов мужчины, и мне оставалось надеяться, что в мертвецком полумраке это осталось незамеченным. Я понятия не имел, кто такая леди Мария, но, думаю, что она была дорога лорду Джону, раз он решил ее упомянуть перед смертью. Может, это его сестра или близкая подруга? Да и какая разница? Сейчас я заберу очередную жизнь и исчезну в ночи, как было до этого и как будет после, если я не разорву порочный круг, ведь я должен был пронзить тонкую, не по-мужски изящную шею лорда Торпе еще три четверти часа назад. Я медлил, медлил, как последний идиот, будто выжидая идеального момента, который не наступит никогда! — Qui est dame Maria? — спросил первое, что пришло в голову, просто чтоб заполнить гнетущую тишину, так давившую на мой разум. И признаюсь, что ожидал всего, но только не того, что сделал лорд Джон, будто бы остолбеневший после моих слов. На его лице впервые отобразилась целая гамма чувств, которые он даже не пытался скрыть: удивление, ужас и, если я не сошел с ума, благоговения. Лорд Джон смотрел на меня, будто перед ним был не убийца из враждебного ордена, а божество, сошедшее с небес. И от этого мне стало по-настоящему жутко, что я аж рефлекторно отступил на несколько шагов назад. — Cela ne peut pas être... — мужчина сделал неуверенный шаг ко мне и даже протянул вперед дрожащую руку, и мне до боли захотелось протянуть свою в ответ свою, но неимоверным усилием я сдержал свой порыв; к своему удивлению, я заметил, как синие глаза налились слезами, а них самих перемешались тягучая тоска с робкой надеждой, и тонкая струнка где-то в глубине души впервые за много лет дрогнула, будто сейчас вершилась моя судьба. — Où étais-tu depuis tant d'années, mon ange, et pourquoi es-tu venu vers moi sous les traits de mon propre assassin? Ангел? Меня еще так никогда не называли, ведь ангелы несут любовь и милосердие, а я лишь устилал свой путь кровью и болью. Я стоял, как кромешный дурак, завороженно смотря, как слезы текут по щекам мужчины, и он безуспешно вытирал их ладонями, с которых какое-то время назад лорд Джон снял перчатки. Я засмотрелся на его тонкие пальцы и неожиданно осознал... Тонкая шея и пальцы, низкий рост, щуплое телосложение... Передо мной стоял никакой не лорд Джон Торпе, а женщина, прикидывающаяся им! Женщина, достаточно сильная, чтоб взять на себя тяжелую даже мужчин работу и нести свой крест, не склоняя ни перед кем головы. Я был восхищен ею: сейчас, когда личина безразличия пала, передо мной стояла маленькая миловидная девушка, по щекам которой ручьями текли слезы. Слезы очищения и веры, что будущее ближе, чем ледяное дыхание смерти... Я и сам перестал осознавать, что делаю: вместо того, чтоб выполнить приказ своего наставника и убить самого верного слугу великого магистра, я сделал несколько шагов вперед и робко взял руку девушки в свою, осторожно сжав; ее шершавая, немного грубая от мозолей ладонь показалась такой знакомой и родной, будто она дотрагивалась меня всю мою жизнь, будто прикосновение этой маленькой ладошки было позволительным ей одной правом... — Je ne sais pas pourquoi, mais je ne peux pas te tuer... — я смотрел ей прямо в глаза, держа ее за руку, что было таким же естественным, как дышать; казалось, что мое сердце разобьется о грудную клетку, я чувствовал, как оно иногда пропускает удары. — Il me semble que tu es venu vers moi dans mes rêves... Ou je deviens fou... — Nous sommes tous les deux devenus fous... — она робко коснулась кончиками пальцев моей щеки; мурашки пробежали вдоль хребта, а неприятный ком подошел прямо к горлу - мы оба были обречены, оба знали об этом, но продолжали срывать с друг друга маски. — Je ne veux pas que tu partes, mon ange... S'il te plaît, reste avec moi... — Je suis là... Maintenant et pour toujours... — я не знал, почему говорил это, ведь я видел эту женщину в первый раз своей жизни; мы друг другу никто, но складывалось впечатление, что мы повязаны общим прошлым и будущим, хотя у нас не было ни того, ни другого. — Quel est ton nom? Рука сама мягко легла на ее талию, которая едва ощущалась под жесткой и холодной кольчугой; второй же я провел по ее щеке, очерчивая скулу, и незнакомка, прикрыв глаза, ответила на незамысловатую ласку. Ее кожа была все еще мокрой от слез, а от самой девушки дурманяще пахло ландышами и еще какими-то неведомыми мне цветами. Возможно, эдельвейсами, мне кажется, она любит эдельвейсы... — Mon nom est Maria, — она заглянула мне в глаза и слабо улыбнулась; я впервые испугался: от едва заметной улыбки на ее устах сквозила такая тоска, что едва сам не разрыдался, возможно, я тоже сейчас плакал. — Je sais que je suis condamné, mais qui sait si nous nous retrouverons dans d'autres vies, mon ange... — Non! Nous ne sommes pas... — я не успел договорить, как вдруг лицо Марии исказила боль, а воротник ее торчавшей рубахи окрасилась в красный цвет. Я перевел взгляд на ее шею и с ужасом осознал, что лезвие скрытого клинка перерезало яремную вену. Ноги девушки подкосились, и она повисла у меня на руках; жизнь медленно вытекала из Марии, девушки которую я знал лишь несколько минут, но которая была дороже всех сокровищ мира. Я опустился на колени, прижимая к себе ее дрожащее, как осиновый лист, тело, и все, что мне оставалось, - бессильно смотреть, как вершится желание Аль-Муалима, а я сам теряю что-то важнее долга и моей потерянной чести. — Ne sois pas triste, tu n'échapperas pas au destin, mon ange, — Мария продолжала слабо и вымученно улыбаться, а ее прекрасные синие глаза постепенно мутнели; и все же, собрав последние оставшиеся у нее силы, девушка коснулась ладонью моих губ, заставляя внимать каждому ее слову. — Nous sommes connectés, mon ange, que ça te plaise ou non. Notre connexion... elle... est plus forte que la mort, car nos destins sont liés par un fil rouge, et un jour... nous pourrons nous retrouver... Мария окончательно обмякла, а ее рука упала на холодный каменный пол. Мои руки, лицо и одежда были испачканы ее кровью, я оставил слишком много следов здесь, и тамплиеры смогут легко выйти на мой след, но мне было плевать. Все, что меня волновало, - все еще теплое, но безжизненное тело девушки, которая, как яркая искра, промелькнула в моей безрадостной жизни и тут же угасла, погружая все вокруг в непроглядный мрак. — Non! Non! Non! — я кричал, что есть сил, так громко, чтоб приблудившиеся стражники могли меня услышать и прибежать на мой крик и, наконец, закончить мою несчастную и бесполезную жизнь...

***

— Нет! Я подскочил, тяжело дыша. Пара минут ушло только на то, чтоб зрение полностью вернулось ко мне. Стены из белого камня, завешенные коврами и гобеленами, ассасинские стяги на колоннах, кровать, на которой я сидел. В другой стороне комнаты на спинке стула валялся черный халат повелителя ассасинов, коим являлся я. Я облегченно вздохнул и закрыл лицо руками - это был лишь сон, дурной сон, кошмар, который, слава Аллаху, закончился. — Дорогой, все в порядке? — ладонь жены мягко легла мне на плечо. — Ты кричал во сне, даже Дарим проснулся... Я тот час повернулся к Марии. Она встревоженно смотрела на меня; ее и без того непослушные волосы торчали во все стороны, а ночная сорочка спала с плеча. Сын тихо бормотал что-то в своей колыбельке, явно недовольный, что его сон был потревожен. Все было хорошо, мои близкие были рядом, живые и здоровые, но тревога и тоска все еще меня не отпускали. На дворе жаркое лето, а меня пробивал озноб, будто лихорадило. — Тебе приснился дурной сон, да? — жена взяла мою ладонь в свои руки и поднесла к своим горячим, как огонь, губам. — В который раз за последнее время? Я лишь молча кивнул и еще раз вдохнул, сбрасывая остатки пережитого во сне ужаса. Взгляд упал на стоявшие на столе цветы в вазе. Это были эдельвейсы, я сам вчера вечером подарил их жене, ведь она так их любит. Мне вспомнилось, как я пообещал самому себе, что когда Дарим подрастет, мы вдвоем будем ходить собирать цветы для мамы, чтоб порадовать ее вдвойне. От этого воспоминания в груди стало тепло и я, улыбнувшись, начал успокаиваться. — Ты слишком много работаешь, любимый, вот от усталости и снится всякая дрянь! — Мария мягко уложила меня назад и сама тут же прижалась всем своим телом; я крепко ее обнял, и родной запах ее кожи, так похожий на аромат весенних ландышей, вернул мне ощущение полной безопасности. Пока со мной были Мария и Дарим, ни одна беда не казалась большой и страшной. Вместе и море по колено. — Знаю, душа моя, знаю... — я поцеловал жену в макушку и прикрыл веки. — Пока мы с тобой связаны красной нитью, любой кошмар мне не страшен. И так будет до конца веков!