Реальность

       Люцифер задыхается в Клетке. Так ему кажется, но если задуматься, то это ничего не выражает. Нет слов ни в енохианском языке, ни в одном языке мира, что могли бы выразить тоску и безнадежность, которые поглощают без жалости, уничтожают без сострадания. В какой-то момент уйти в пустоту проще. Ее нет, это лишь иллюзия, способ сознания защитить себя. Но реальность явления безразлична. Сознание, парящее в пустоте, не чувствует боли и отчаяния, оно не чувствует ничего. Люцифер выбирает это добровольно. Он не может лишиться сознания, как могут обезьяны, но может вот так. Это не спасение, но передышка, которая отчаянно необходима. Время замирает. Замирает все. Наверное, он сможет так долго. Яркий свет ослепляет, нарушает пойманную жестокую гармонию, вызывает страх. Люцифер не понимает, что происходит, даже тогда, когда Клетка рушится, а его обнимают крылья. — Люци, — голос Михаила полон беспокойства. Кажется, в нем еще и раскаяние, и боль, и страх. Люцифер различает, но нет уверенности. А Михаил зовет снова: — Люци, прошу. Ответь что-нибудь. Сил нет. Он отвык даже думать. Вспомнить, как произносить слова, как что-то чувствовать и выражать, — это будто невозможно вовсе. — Михаил, давай заберем его на Небеса. Там будет проще понять, что он сделал с собой, и как мы можем ему помочь, — рассудительное предложение вносит Рафаэль. Это еще один сюрприз. Люцифер медленно начинает думать. Он верит и не верит. Братья, которые отказались от него, поддержали отца, предали его, пришли за ним? Освободили его из тюрьмы? Ослушались отца? Невозможно. Верно, иллюзия стала чем-то другим, или он окончательно повредился рассудком в ней, и теперь видит то, чего нет. — Рафаэль, если мы опоздали… — Михаил говорит со страхом, какой не позволял себе никогда. — Оставаясь здесь, мы не сможем даже попытаться ему помочь, — возражает Рафаэль. Очевидно, Михаил признает его правоту, потому что дальше они летят. Люцифер не верит, но поверить отчаянно хочет. Он раскрывает губы, которые давно забыли, как произносить слова, и с трудом выговаривает куда-то в крыло, обнимающее его: — Отец помиловал меня? — Люци, — голос Михаила немного дрожит от облегчения. — Нет. Отец… он ушел. Возможно, навсегда. Он создает иные миры. — Иные?.. Значит, вы… сами? — говорить очень тяжело и непривычно, но спросить невероятно важно. — Ты? Ты ослушался отца? Не… Люцифер не может договорить, давится воздухом. Значит, он все-таки научился бредить, хотя разум ангелов помутить нельзя. Но Михаил просто не может быть таким. Только не он, самый преданный старику. — Люци, мы обо всем поговорим. Я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение. Но сейчас, позволь нам тебе помочь, — Михаил почти умоляет. Это окончательно убеждает, что все нереально. Некогда самый любимый брат не может вести себя так. Люцифер смеется в мыслях над собой. Он так жалок, погрязнув в чудовищной иллюзии. Но нет сил ей противиться. Пустота принимает к себе. Когда сознание возвращается, Люцифер с первого взгляда узнает небесный сад.