The Other Woman

Сначала она замечает на нем запах чужого парфюма. Она стоит на втором этаже и смотрит, как её возлюбленный выходит в гостиной из камина, возвращаясь с работы. Он отряхивает золу с мантии и оставляет документы на столике. Гермиона спешит к нему, заключая в свои объятия и горячо приветствует его дома. И только потом, отстранившись, понимает, что аромат его рубашки пропитан непривычным запахом. От него едва ощутимо пахнет ванилью, лавандой и слабым ароматом цитрусовых. Она никогда не использовала эти духи. От неё всегда пахнет розами и пудрой. Сладковатый, тяжелый аромат. Он же никогда не использовал парфюм. Том говорит, что его коллега видимо слишком щедро нанесла аромат перед заседанием, где они были вынуждены сидеть вместе. Ей очень хочется ему верить, и она сдерживается, чтобы не спросить, почему тогда он не избавился от этого запаха перед тем, как прийти домой. Гермиона не хочет быть в его глазах сумасшедшей ревнивицей.

***

Две недели спустя она думает, что он не избавился от оттенка ванили и лаванды на своей рубашке, только потому что хотел, чтобы она его услышала. Чтобы она самостоятельно разбила счастливый пузырь, в который сама себя и поместила. Она ждёт, пока он уснет и выходит из комнаты на террасу, глядя как полная луна купается в шелках ночных облаков. Гермиона думает, много думает, обо всем, что окружает её, о слухах, о запахе чертовой лаванды, которой пропитались все его вещи, о сухих поцелуях и неохотных объятиях, которые встречали её, когда он возвращался с работы. Она думает о том, что работы на работе стало больше, но, казалось, только у него. Абраксас Малфой мчится домой к своей ненаглядной Пенелопе, как только стрелка часов переворачивается на шесть. Но Том Реддл не спешит к Гермионе. Она запускает пальцы в волосы и не позволяет себе плакать. Ей хочется, так хочется верить ему, что он просто занят на работе. Она возвращается в постель, обнимая его спящего, и так отчаянно хочет, чтобы он обнял её в ответ. Когда он ненароком делает это, Гермиона готова заплакать от того, насколько счастлива.

***

Том уходит на работу так рано, и возвращается так поздно, что ей начинает казаться, будто его вообще не существует. Обручальное кольцо ярко блестит на её правой руке, и она задумчиво прокручивает его большим пальцем, сидя в гостиной глубокой ночью. Она хочет его дождаться. Когда он наконец появляется в тусклом пламени камина, Гермиона могла бы поклясться, что давно не видела его таким счастливым. Он улыбается, потирает щеку и снимает мантию. Она даже отсюда могла бы слышать презренный запах лаванды и ванили. Когда Том наконец замечает её в полумраке гостиной, его лицо меняется, уголки губ опускаются и они складываются в тонкую полоску. Он смотрит на неё темными глазами из-под локона своих волос и в её животе закручивается неприятное чувство от того, насколько холодно он это делает. — Почему ты здесь? — наконец спрашивает он. — Уже поздно. Она делает над собой усилие и улыбается, поднимаясь на ноги. Колено слабо хрустит от того, как долго она там просидела. — Я хотела дождаться тебя, — горечь на языке не позволяет ей назвать его «любимый». — Из-за твоей работы мы почти не видимся. Он вздыхает и берет в руки портфель, направляясь к лестнице, пройдя мимо неё. — Я очень устал, пойду спать. Тебе тоже стоит отдохнуть. Больше не жди меня, сразу ложись. Она замирает возле дорогой кушетки, руки безвольно опускаются возле тела. Гермиона шумно сглатывает, второй раз, пятый, но никак не может избавиться от твердого кома в горле. Том ложится спать, а она остается в гостиной подле потушенного камина, закрывая себе рот ладонями, чтобы её глухие рыдания не достигли его ушей.

***

Он снова задерживается допоздна, а она в отместку избавляется от любых запахов в его гардеробе. Гермиона хотела бы брызнуть туда свой собственный парфюм, но она не хочет выглядеть идиоткой в его глазах. Он всегда считал её умной женщиной, достойной женщиной, женщиной, с которой ему было бы не стыдно связать себя узами брака. Идеальная миссис Реддл. Гермиона Реддл закрывает шкаф и кусает костяшки на пальцах, отгоняя приступающие слезы. Она вспоминает дни, когда они были еще школьниками, когда он подсаживался к ней на уроках и рисовал каракули на её пергаментах. Он раздражал её, но привлекал внимание. Они соревновались в академических достижениях и могли часами вести дискуссии на любые интересующие их темы. Она вспоминает о том, как они вместе работали над докладами, и ощущает, что тяжесть в груди становится только сильнее.

***

Лаванда и ваниль вскоре возвращаются в её дом, и она обнаруживает сохраняющее заклинание на его шкафу. Гермиона ощущает, что получает пощечину и еще долго стоит возле открытых полок, кусая губы. Она знает, что могла бы с легкостью снять подобное заклинание, но, помимо этого, она знает еще кое-что: Тому тоже это известно. Он знает, что она его обнаружит, знает, что она может его снять. Но она этого не сделает. Он ничего не говорит, но явно показывает, что думает по поводу её самовольства. Гермиона заталкивает лаванду и ваниль подальше в шкаф и закрывает дверцу.

***

Она смотрит на него с другого конца стола за завтраком и поджимает губы, не зная, как ей начать этот неприятный разговор. — Ты влюблен в кого-то другого, Том? — отрывисто бросает она, заламывая пальцы на правой ладони, по-привычке цепляя обручальное кольцо. Его лицо ничего не выражает, но потом уголки губ едва заметно тянутся вверх, и он снова опускает взгляд в книгу. — Я ни в кого не влюблен, Гермиона. Она снова получает пощечину и опускает глаза вниз, разглядывая очертания бриллианта в кольце. Он красиво блестит в утренних лучах. Её слезы столь же красивы. Он не сказал, что не влюблен в другую женщину. Он сказал, что не любит её.

***

Гермиона держит в руках свежий выпуск газеты, и строчки пляшут перед глазами, когда она читает пикантную статью о возможной интрижке Тома Реддла и Ребекки Смит. Ребекка. Ребекка Смит. Она помнит её. Пуффендуй, на год младше её и Тома, очаровательная блондинка с веселым характером. Легкая, воздушная женщина. Гермиона закрывает глаза и практически ощущает, как лаванда и ваниль подходят ей. Она снова рыдает. Но все еще слишком его любит.

***

Это был первый раз, когда он вообще не появляется ночью, и Гермиона в ярости разбивает зеркало в спальне и сносит весь декор на туалетном столике. Она дрожит и смотрит на то, как алая кровь скользит по её коже, ладонь пульсирует. Она знает, что он получил сигнал через кольцо, и практически ждёт, что он сейчас выбежит из камина, чтобы проверить, все ли в порядке. Но Том не появляется даже через час, поэтому она самостоятельно лечит свой порез и восстанавливает зеркало. Её духи разбиты на паркете. Томный запах розы и пудры поднимается и обволакивает комнату. Впервые за долгое время она не слышит лаванды.

***

Они вместе посещают прием у Министра и она не может избавиться от глупого ощущения счастья, когда его ладонь лежит на её пояснице, а он приветливо заглядывает ей в глаза, спрашивая, не желает ли она что-то выпить? Так, словно Том из прошлого вернулся, чтобы залечить её раны. Гермиона крепко сжимает в руке бокал и смотрит на свежий вид Ребекки Смит, которая подошла к ним вместе со своей тетушкой. Она смотрит на её приветливый вид и яркое лицо, и вдруг чувствует себя такой серой, тягучей и несчастной, словно приставка «миссис» тянет её ко дну. Том больше не держит руку на её пояснице, и не удосуживается сказать ей, куда они отлучались вместе с мисс Смит. Гермиона варится в душной комнате рядом с Хепзибой Смит и яростно кусает щеки. Она слышит то, как её муж с интересом разговаривает с Ребеккой о её новой статье и извиняется перед старшей женщиной, прежде чем в спешке набросить на себя мантию и исчезнуть в пламени камина. Она вспоминает, с каким интересом он раньше говорил с ней, и задыхается. Ревность грызет её сердце. Она сворачивается клубочком на кровати, не снимая вечернего платья и туфель, и глотает слезы, когда слышит, как он возвращается. Прошло около часа, с тех пор, как она покинула вечер. — Почему ты так быстро ушла? — он нависает над ней с другого края кровати и она счастлива, что он не видит её слез. — Мне стало плохо, — её голос горчит, и Гермиона кусает губы, чтобы не закашляться. — Ты же не беременна? — его голос почти звучит надеждой и она прикрывает глаза. — Конечно нет, — она отвечает намного грубее, чем планировала. — Не волнуйся так сильно. Он молчит и едва слышно вздыхает. Она знает, как ему надоела. Том закрывает дверь, так и не зажигая свет.

***

Гермиона просит его снять её кольцо. Магия удерживает его на её пальце, не позволяя снять самостоятельно. Он может видеть её месторасположение, состояние здоровья и даже ощущать, если к ней прикасается другой мужчина. Она же не имела ни одной из подобных привилегий в его отношении. Том вскидывает бровь, сидя за своим рабочим столом в их доме, и она почти ощущает себя нежеланным посетителем. Разумеется, ведь от неё не пахнет лавандой и ванилью. — Зачем? — он хмурится, постукивая пальцами по столу. — Оно мешает, — лжет она, и вытягивает руку вперед, чтобы он коснулся его своей палочкой. Он не спешит. Хмурится. — Даже если ты собираешься обжиматься с другим мужчиной за моей спиной, я все равно это узнаю, с кольцом или без, — Том хмыкает, но все равно смотрит на неё чуть ли не подозрительно. Гермиона продолжает держать руку прямо. Ей так сильно хочется кричать, но она сдерживается. — Иметь любовников и любовниц сейчас весьма модно, возможно, мне тоже стоит завести себе одного, — говорит она, и его лицо вытягивается прямо пропорционально тому, что срывается с её уст. — Брось, Том, оно мешает мне работать на кухне. Она задорно улыбается, и он, кажется, расслабляется, потому что впервые поднимает уголки губ ей в ответ. Но кольцо с неё не снимает.

***

Гермиона не спит. Она лежит рядом с ним, без сна, и смотрит на потолок. Она не может вспомнить, когда в последний раз он её целовал. Она ужасно тоскует по времени, когда он сухо касался губами её щеки. Буквально на секунду. Хотя бы на секунду. Она поворачивается набок, у неё нет сил, чтобы встать и выйти на балкон. Она рыдает прямо в их совместной постели, по-привычке зажимая рот своими руками. Гермиона не сразу замечает, что ритм его дыхания сбивается. Он все слышит, но ничего не делает. Его безразличие душит её сильнее, чем запах лаванды и ванили.

***

— Ты же знаешь, Том, я в последнее время очень занята вышиванием, и кольцо сильно цепляется за ткань, оно мне мешает. Сними его, пожалуйста. Я закончу и надену назад. Я же все равно постоянно дома. Она лжет, потому что он абсолютно не интересуется её жизнью. Он понятия не имеет, умеет ли она вообще вышивать. Она не умеет. Но сегодня он, кажется, в хорошем настроении, поэтому достает палочку и стучит по кольцу. Оно с легкостью спадает с пальца. Гермиона сильно похудела. — Только обязательно надень назад. — Конечно.

***

Она смотрит на кольцо на туалетном столике, когда его снова нет вечером. Гермиона пытается понять, какого это, не носить обручального кольца. Она не снимала его последние пять лет, и ощущает себя голой и беззащитной. Но отпечаток помады другой женщины на его подбородке заставляет её чувствовать себя еще более беззащитной. Она притворяется, что спит, и впервые за всю свою жизнь ощущает отвращение от его рук, которые он обернул вокруг её талии. Она умирает прямо в их постели, в кольце его рук, умирает сотый раз за три месяца, но на этот раз совсем по другой причине.

***

Если бы она снова стояла на втором этаже их дома, то могла бы наблюдать, как этот мужчина привычно покидает камин в их гостиной, снимает мантию и оставляет портфель. Сегодня в доме не пахнет розами и пудрой, никто не ждет его на кушетке и не спрашивает, как прошел его день. Никто не раздражает его предложениями поужинать. Он позволяет себе расслабиться, пока не замечает, что в доме слишком темно и тихо. Он поднимается по лестнице, позволяя носу уловить насыщенный запах лаванды, ванили и цитрусовых, запах, который ни за что бы не покинул его шкафа. Если бы Гермиона была здесь. Обручальное кольцо одиноко блестит в темноте особняка на пустом туалетном столике. Это то, чего ты хотел, не так ли? Он сжимает в руках короткую записку и смотрит на пустую комнату. На фото, где они были вместе, он теперь совсем один. Если бы она стояла на втором этаже, если бы она была здесь, если бы... Но её здесь нет. Она ушла. Она проиграла.