***
Раньше Питер Паркер иногда задумывался о том, как живут глухие люди. В их жизни нет музыки, нот, затруднено общение с окружающими людьми, ведь далеко не каждый хорошо знает язык жестов. Многие из таких людей научились читать по губам. Слепым людям было легче общаться с людьми. Но в отличие от других они не имели возможности быть независимыми. А если человек одновременно слепой и глухой? Паркер с интересом наблюдал за детьми с ограниченными возможностями. В глазах искрилось глубокое сожаление и страх. Они с классом ездили в специальный интернат. Помогали персоналу, общались с другими детьми. Мистер Старк, их классный руководитель, считал очень важным научить своих учеников заботиться о других и помогать. Для маленьких шестиклассников такая поездка была очень впечатляющей. Кто-то пугался обстановки, кто-то никак не воспринимал увиденное, а кто-то терзал себя разными мыслями еще насколько дней после этого. Питер Паркер был из числа последних. Питер с маленьким ужасом в глазах рассматривал слепого мальчика, который, держась за стенку, уверенно, но медленно продвигался к двери. Внутри все замерло и, казалось, он сам не может пошевелиться, нервно сжимая пальцами столешницу. — Чего застыл столбом? — раздалось немного строгое над ухом подростка, заставив его вздрогнуть. Учитель похлопал Паркера по спине широкой ладонью и подтолкнул вперед. — Пойди и помоги… Это тебе не мячом окна разбивать, да, Паркер? — мягко усмехнулся мужчина. С первого взгляда было сложно узнать всю суть Паркера. На переменах он был слишком веселым, шутливым. Он мог рассмешить любого учителя, влюбить в свою обаятельность и за одну перемену разрушить ее в дребезги. «Слишком поверхностный» — сказали бы взрослые из школы. «Очень тактильный» — сказала бы тетя Мэй. И «необычайно нежный и чуткий» — сказали бы родители. Если бы они у него были.***
Никто кроме врачей и медсестер к Паркеру не приходил. Потихоньку он вспомнил теплый дождливый вечер, когда случилась авария. Никаких деталей, только обрывки, половина из которых казались сном… Неделя тянулась, начиналась новая… Ребенок не знал, сколько времени, не знал, когда ночь, когда день, сколько прошло. Все, как одно. Питер находился в постоянном напряжении и раздумье. Спал он много, но сон был поверхностный. Теперь ни свет, ни звук не могли его разбудить, он все чаще просыпался от нежеланных прикосновений. Совсем скоро он понял, что Тетя Мэй больше не вернется. Как и его возможность видеть… И слышать. Смысла сдерживаться тринадцатилетний мальчик не видел. Он не мог слышать самого себя, он плакал от боли в полной тишине и темноте без надежды, что его вообще кто-то может услышать. Казалось, все потеряно. Он больше ничего не сможет знать, понимать… Где он будет жить? В том самом интернате, куда раз в год будут приезжать его одноклассники? Теперь он совсем не мог контролировать свою жизнь. Все перевернулось с ног на голову, он знал, что жизнь его никогда не будет, как раньше, но даже подумать не мог, что этот поворот может привести к чему-то хорошему…***
Неожиданно для себя Питер научился «слышать телом». Он чувствовал ногами или руками вибрацию от пола или других предметов. Знал, когда хлопнула дверь, ощущал шаги людей, и, знал когда очередная медсестра подошла к нему, чтобы что-то сделать. Он все еще лежал в больнице и, что будет дальше, пока не представлял. Его кормили, водили в туалет, помогали мыться… Это было ужасно. Он даже не имел право стесняться, стыдиться. Он больше не принадлежал себе. Никто не пытался с ним поговорить. Хотя, он даже не представлял себе, возможно ли это? Приходилось понимать происходящее по мере происходящего.***
Питер почувствовал, как хлопнула дверь в его палату. Он замер, стоя около свой кровати, руками вцепившись в изголовье. Последнее время он часто вставал, когда его никто не трогал, чтобы хоть немного исследовать что-то вокруг. Далеко отойти он боялся. Один раз он уже не смог вернуться обратно, запутался в чем-то, заплутал, между какими-то тумбочками... Мальчишка сжался, ожидая, когда кто-то его не очень аккуратно схватит и усадит обратно на кровать. Врачи и санитары, казалось, были не очень рады его подобным «экспедициям». Сразу подлетали, хватали за руку и вели обратно… Но сейчас было спокойно. Питер точно почувствовал, что кто-то вошел. Пара неторопливых шагов в его сторону. Мальчишка боязливо сжимался все сильнее. Казалось, человек остановился совсем рядом... Питер почувствовал легкий еле знакомый аромат одеколона. Таких врачей у него еще не было. Кто-то взял его ладонь и аккуратно отцепил от кровати. Слишком аккуратно, осторожно. Руку не отпустили, а медленно потянули в сторону. Мужская ладонь опустилась на очень напряженную спину. Доверившись, мальчишка полностью отпустил кровать, двинулся и почти сразу оказался в легких объятиях. По ощущениям, это был высокий крепкий мужчина. И на нем не было халата, значит это не новый врач. Он усадил мальчика на кровать и присел рядом. Питер неосознанно вцепился в его руку и отпускать не желал. А мужчина не пытался ее вырвать. Только сел еще ближе и аккуратно приобнял зажатого ребенка. Все его мышцы были забиты и в постоянном напряжении. Хотелось их расслабить, успокоить. Мужчина притянул голову мальчика к груди, нежно стал гладить свободной ладонью по спине, рукам. Питер не знал, кто это, и что он делает. Это стало так не важно сейчас. Ему все равно никто не сможет это объяснить. В груди расплылось какое-то тепло. Через секунду оно стало приятно обжигать. Объятия были слишком ласковыми. Он не помнил чего-то подобного за всю свою жизнь. Тетя Мэй не очень любила нежиться. А на фоне прикосновений врачей за последний месяц, это казалось раем. Паркер чуть опустил голову, прильнул к чужой груди и тихо всхлипнул. Он не слышал себя, боялся быть громким сейчас, но слез сдержать не смог. Испугался оттолкнуть этого незнакомца своими эмоциями, что его тут же прогонят. Но вопреки всем ожиданиями, объятия стали крепче. Они сидели так долгое время. Питер боялся, что добрый незнакомец уйдет и оставит его снова. Навсегда. Мальчишка вцепился ладонями в чужую одежду. Перестав видеть, он стал чаще за все хвататься. Получалось это почти неосознанно. Пальцы сами это делали, от страха, напряжения, переживаний. Сначала он хватался, чтобы не упасть, что-то нащупать, но очень быстро это переросло в какой-то нервный рефлекс. Он сжимался сам, словно черепашка, пытался спрятать голову в плечах, прижимал руки, и цеплялся за первую попавшуюся опору. Пальцы часто стали болеть, особенно по ночам, когда все тело пытается расслабиться, и периодически гудела голова из-за пережатых сосудов в шее. Никто никуда не торопился. Мужчина ласково продолжал гладить мальчика, обнимать, успокаивать. Он прижимал его к своей груди так, что Питер чувствовал своей щекой чужое ровное сердцебиение. И мужчина совсем не переживал, что этот ребенок вытянет его белую футболку. Они просидели вместе несколько часов. Иногда меняли позу: мужчина, чтобы не пугать подростка, подняв, мягко пересаживал его, не отпуская далеко от себя. Потому что каждый раз, когда мужчина шевелился, Питер дергался и нервно крутил головой, боясь, что его оставят. Они сидели, прислонившись к спинке кровати. Вскоре мальчик немного расслабился. Улегся головой на грудь мужчины. Одна рука продолжала сжимать часть футболки, а другая ощупывала ткань джинс. Не заметив, он начал засыпать. Мужчина крепче сжал Питера в объятиях. Нужно было уходить, но он не хотел, чтобы Питер мучался в раздумьях и переживал: придут к нему еще раз или нет? Но как об этом сказать и успокоить? Как вообще можно общаться с ребенком, который не может слышать и видеть? Незнакомец накрыл ладонью, напряженную руку мальчика на своем животе. Отпускать его никто не желал, это и так было понятно. Он нежно погладил большим пальцем кожу на тыльной стороне ладони, наклонился и заботливо поцеловал Питера в висок. — Я обязательно к тебе еще приду, ладно? — прошептал незнакомец, еле касаясь губами кожи возле ушка, а затем легко смог убрать мальчишескую ладошку со своей футболки. Питер выглядел немного растерянным, но не напуганным. Не теряя прикосновений, незнакомец отогнул одеяло, аккуратно уложил мальчишку спать и заботливо укрыл. Интуитивно, Питер понял, что это не одноразовое счастье, хотя, конечно, точно знать не мог. Когда этот незнакомец придет и сколько ждать? Кто он вообще такой? Почему такой добрый? Вопросов много, но мальчишка был готов смириться с тем, что не узнает ответы, лишь бы он снова пришел.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.