Холодно-тëплые воспоминания.

- Мама, она любит меня, просто по своему. Еë ведь учили обращаться с винтовкой, а не с ребенком.- девушка лежала калачиком на мягких фиолетовых простынях. Обнаженное тело слегка подрагивало от прохладного ветерка, проносящегося из приоткрытого окна, по небольшой квартире. Голова еë покоилась на коленях Рей. Светловолосая девица, облокотившись о спинку кровати, смотрела в потолок, поглаживая подругу по голове, оттягивая небольшие пряди коротких каштановых волос. - Отец тоже любит. Они оба любят меня, я ведь это ощутила только после начала болезни. "Мариша моя" - называл меня всегда крёстным именем. А я всё повторяю, повторяю: Каору, я Каору, Каору... А папа продолжает: Ты Мариша моя. Мария. Причем, он ведь говорит на русском, а я понимаю, а сказать ни слова не могу. Мне было 5 пять. Тело Рей было всегда на удивление теплым, хотя большую часть времени по еë квартире гулял холодный ветер, свистя и шумя. Тело же Каору наоборот было прохладным, особенно руки. Холодные тонкие пальчики, которые постоянно нужно было греть. С чем это связанно, не понятно. Поэтому в такие моменты, Каору пристраивалась рядом, греясь о тепло подруги, выплескивая все свои мысли, переживания, секреты. Рей же молча слушала еë, не вмешиваясь в еë поток слов. - Они дрались, очень много дрались, ссорились. Мама ведь не из тех, кто терпит. И его выходки терпеть не собиралась. И вот, два сильныэ одинаковых характером человека и отрывались на друг друге. Она часто припоминала ему: Я тебя спасла, тебя могли убить, как русского простого пленного в Японии. Не смей руку на меня поднимать. Но они дрались и дрались, а потом папа часами вымаливал прощения на коленях. Причём на русском: прости голубушка, прости дурного. Он японский очень плохо знает, хотя сколько лет знакомы с мамой, может, около тридцати-тридцати трёх лет. А я в такие моменты сидела где нибудь за кроватью, с мячиком. Но мама прощала его, любила очень. -Мама ведь твоя, с моей была знакома, да?- прервав монолог Каору, Рей опустила голову, заглядывая в зелëные глаза, своим холодным взглядом. Это для незнающих людей он был таким, а для родных, он был печальным взглядом, полный загадок, тайн.- Ты это упоминала недавно. Прости, за прерванные размышления. - Да, мама что-то про это говорила. На встрече в честь годовщины окончания второй мировой. Я уже тогда родилась, а ты тусовалась в животе. - улыбнувшись, ложась прямо и смотря в потолок, Каору продолжила. - больше ничего мне не говорила. Вижу ведь по лицу, больно об этом говорить.- Длинные паузы в случайный момент несли в себе дружеское тепло.- А еще я помню колыбельную, которую мама моя позаимствовала у твоей, помнишь? Рей? -"Укутав малышку в чудесных шелках И, приласкав её в нежных руках, Ляпечу малютке невинной своей, Баю баюшки бай бай. Цок-цок, цок-цок, скачи лошадка, Уноси скорей нас в дальний простор, Где нет печалей и невзгод, Где защищу тебя я от всего." - Едва заметная улыбка проскочила на бледном лице Рей. - помню, вспоминаю с нежностью. Мама.. Каору, заметив вот-вот потекущие слезы подруги, приподнявшись, уже сама облокотилась о спинку кровати, заключая девушку в прохладные внешне, но внутренне теплые объятья. Так и менялись ролями слушателя и рассказчика. . . . И так проходит время.