Позаботиться о тебе

— Больно? Эрен, ощупывая свое лицо и сидя спиной к двери, даже не вздрогнул, услышав, лишь обернулся на секунду. Микаса передвигалась бесшумно и подошла совсем внезапно, но он уже привык. Он вообще привык, что она рядом почти всегда. — Порядок. — Я помогу. Наверное, это Эрену не нравилось в Микасе: то, с какой бескомпромиссностью она сообщала о любых своих намерениях в его сторону. Часто он даже не понимал: она просто не слышит его или же слишком хорошо читает, понимая его истинное состояние. Не будь он так изнеможден эмоциями и недавними событиями, непременно бы накричал в попытке закрыться от её заботы, но сейчас он слишком опустошен, чтобы вообще говорить хоть что-то. Гораздо проще молчаливо позволить ей то, за чем она пришла. Уж Микаса никогда ему не навредит. О нем так давно не заботились. У неё грубые мозоли на руках от рукоятей мечей и сосредоточенный взгляд. У неё напор, который не остановить ничем, и невыносимая нежность. Эрен может ненавидеть её опеку сколько угодно, но в такие моменты он готов признаться себе, что рад. Рад этой стабильности. Потому что так было и будет всегда: когда мир рушился на его глазах и когда наступали дни затишья. Когда она была ему нужна. Микаса набирает мазь на палец и аккуратно касается его лица, предупреждая: — Потерпи, будет жечь. Эрен хмыкнул, соглашаясь. Микаса так мало говорит. Всегда. У неё приятный, обволакивающий голос, но она предпочитает поступки, а не слова. Эрен в жизни не умел читать людей, но понимать безмолвную Микасу научился. Как и она его. — Да, есть такое. Микаса смотрит на него особенно внимательно, задерживая свой взгляд на его глазах, а потом наклоняет голову, скрывая свой взор за шторкой волос. Она молчит, аккуратно втирая заживляющую мазь ему под глаза, и даже дышать, похоже, пытается тише. Эрен смыкает веки: он так устал, мышцы неприятно сводит от напряжения, и голова гудит. Он чувствует, что скоро сложится, как карточный домик. Домик. Дом. Когда-то он был у Эрена. Место, где его ждали, любили, защищали. Сейчас это эфемерное воспоминание, которое кусочками осталось в памяти. Будто из прошлой жизни. А нынче оттуда почти ничего не осталось. Только Микаса. Эрен, щурясь, распахивает веки, чувствуя, что Микаса просто держит руки на его лице, не двигая пальцами. Он смотрит на неё в недоумении, но молчит, видя, как она едва открывает и закрывает рот, собираясь с мыслями. — Ты... ты так бледен в последнее время... Должно быть, устал? Как ты, Эрен? Он опускает голову, чувствуя, как дрожат плечи и подступает истерика. Он устал. Устал так, будто разведчики ездили на нем, а не на лошадях. Устал так, будто над гениальными стратегиями ломал голову он, а не Эрвин. Эрен всего лишь оружие, инструмент в руках командования разведкорпуса, но он больше не может. Как не может и сказать об этом. — Ты в порядке, Эрен? Микаса, пустым взглядом смотря, как из его глаз текут слезы и дрожат губы, держит его лицо в своих ладонях. Её хватка нежная, но крепкая, и Эрен даже не дёргается, потому что знает, что не вырвется. — Нет. Поняв, что это сказал он сам, Эрен, давя в себе обреченный вой, пытается отодвинуть от себя руки Микасы и закрыть лицо своими, тихо повторяя: — Нет. Я... я не справляюсь. Он едва двигает губами, когда шепчет это, повторяя, словно исповедь. Эрен тяжело поверхностно дышит от накатывающей истерики, отступающей из-за отрезвляющего привкуса солёных слез и тепла поцелуя. Он чувствует, как руки Микасы расслабляются, поглаживая, и она сама почти не двигает губами, просто трепетно прижимаясь ими к его, согревая его продрогшее сердце. Эрен никогда бы не подумал, что забота Микасы может быть такой: робкой, осторожной. Что её поцелуи могут быть такими: едва ощутимыми, невероятно мягкими. Что сама Микаса может быть такой: позволяющей отказаться и уйти; может быть такой ценной, нужной и важной для него. Она прекращает поцелуй, прислоняясь своим лбом ко лбу Эрена. Микаса плачет, улыбаясь, и её глаза выглядят ещё краше, ещё живее из-за блеска слез. — Нет, Эрен, нет. Ты справляешься, ты делаешь всё, что можешь. Я горжусь тобой. Она говорит и говорит подрагивающим хриплым от плача голосом, то и дело сбиваясь и заговариваясь, повышая и понижая тон на эмоциях. Микаса расходится, не замолкая, и Эрен не может не смотреть на неё сейчас. Она яркая, как звезда на ночном небе. Она живая. Она настоящая. Она его. — Верь мне, прошу, верь. Ты справляешься. Ты делаешь всё правильно. И добавляет еле слышно, уткнувшись в шею: "Спасибо". "Я люблю тебя".