Крысабель

      Мирабель в нерешительности стояла у реки, глядя на противоположный берег. Она только что уничтожила семейное чудо, разрушила дом, ее семья теперь страдает… И это все из-за нее. Дядя Бруно был прав. То есть, он, конечно, не виноват, что это предсказал, это она виновата. А он еще… из-за нее… в стены… на десять лет!        Мирабель, всхлипнув, шагнула вперед, пересекая реку вброд. Юбка сразу намокла, противно прилипла к лодыжкам, да и эспадрильи, наверное, лучше было бы снять. И вообще одежду захватить запасную… Мирабель решительно тряхнула головой. Все равно она не вернется, так что придется обходиться тем, что есть.       Выйдя из воды, Мирабель зашагала по земле, и вскоре ей пришлось разуться — мокрые эспадрильи нещадно натирали ноги. Хорошо, что она привыкла бегать босиком, а то сейчас бы ей стало еще хуже. И ведь волшебной арепы у нее нет. Волшебства вообще больше нет.       Мирабель понятия не имела, куда идет. Она вообще слабо представляла себе их страну, весь мир для нее ограничивался одним лишь Энканто, где ей были знакомы каждый камушек и каждая травинка. А здесь… Все было таким незнакомым, таким неизвестным и новым. Обернувшись через плечо, Мирабель скользнула взглядом по одинаковым веткам и листьям, понимая, что не найдет дороги назад.       Солнце клонилось к горизонту, и Мирабель заторопилась, несмотря на гудевшие от усталости ноги. Было бы страшно ночевать в лесу, в окружении диких зверей, но мысль о том, что ее семья из-за нее осталась без крыши над головой, заставила ее остановиться. Если они страдают, то и она должна! И пусть ее сожрут ягуары! И анаконды! И муравьи-убийцы! И вообще… Мирабель шмыгнула носом и расплакалась. Она устала, ей было страшно, и она была здесь совсем-совсем одна.       «Если бы я не полезла в башню Бруно… Если бы я не стала расспрашивать Луизу… Если бы я не ушла с вечеринки и не увидела эти трещины…» — билось в голове, пока Мирабель, то и дело шмыгая носом, вытирала текущие по щекам слезы. Как ни крути, это все из-за нее. Мирабель сделала еще пару шагов и устало села на камень, обросший лишайником с одной стороны, решив просидеть так всю ночь. И если ее сожрут москиты — так ей и надо!       — Ай-яй, что такое, бедняжечка? Ты потерялась? — услышала она голос за спиной и резко обернулась. Меж двух восковых пальм стояла пожилая женщина, немногим младше бабушки. Темно-серые волосы были заплетены в косу, короной уложенной на голове, теплыекарие глаза смотрели на нее с сочувствием, а нос… Мирабель заморгала, поправляя очки на носу. Может, все дело в сумерках, но как же эта женщина была похожа на постаревшего дедушку Педро!       — Я… да, — Мирабель, снова шмыгнув, поднялась на ноги и скривилась, когда лодыжки прострелили пока еще слабые судороги. Женщина покачала головой, разглядывая ее.       — Ну и ну… Нет, совсем не дело такой молоденькой девочке сидеть в лесу среди ночи. Давай, милая, тут недалеко.       Мирабель покорно побрела за пожилой сеньорой. Оказывается, она сидела буквально в паре метров от поля, на котором росла кукуруза, совсем близко к людям! К живым, настоящим людям. Когда они миновали кукурузное поле, Мирабель начала прихрамывать, а на поселение опустилась темнота.       — Ничего, еще пару шагов, — увещевала ее сеньора, взяв под руку. — А вот и наш дом… Сесилия! Маркос! Помогите мне, живо!       Из аккуратного, маленького — не сравнить с Каситой, конечно, — домика выскочила женщина, которая Мирабель показалась одного возраста с мамой, а следом за ней — молодой парень, на вид не старше Изабеллы.       — Мама! Бабулита! Что случилось, кто эта девушка? — засыпали они вопросами пожилую сеньору, но в четыре руки помогли Мирабель дойти до дома.       — Нашла бедняжку возле кукурузного поля, она так горько плакала… — вздохнула сеньора, снимая разноцветную шаль и вешая ее на крючок у двери. — Ты голодная, детка?       Мирабель стыдливо опустила голову. Есть ей хотелось. А еще — спать. И просто вернуться домой, к маме и папе, и никуда не уходить, ничего не рушить!.. Мирабель зажмурилась, пытаясь удержать слезы, но они все равно покатились по щекам, размазывая пыль.       — Сейчас я налью тебе санкочо, ты пока садись, садись, — захлопотала вокруг нее Сесилия, и Мирабель рухнула на стул, который возник словно из ниоткуда. Подняв голову, она попыталась незаметно оглядеться — дом был тоже двухэтажным, но без патио кухня и столовая были внизу, наверх вела прочная деревянная лестница, а окна прикрывали красивые разрисованные цветами и бабочками ставни. Это место не было Каситой, но все же чем-то неуловимо ее напоминало, и Мирабель слабо улыбнулась, когда молодой парень — Маркос? — поставил перед ней тарелку супа.       — Как же звать-то тебя, деточка? — ласково спросила пожилая сеньора, и Мирабель спохватилась, что мало того, что не представилась, так еще и имя своей спасительницы не знает! Она чуть не поперхнулась супом и, отложив ложку, назвала себя:       — Меня зовут Мирабель. Мирабель Рохас Мадригал…       — Как?! — воскликнула Сесилия, и Маркос, ахнув, обернулся к своей бабушке. А та, просияв, широко улыбнулась, распахивая руки.       — Быть того не может! Я — Мария Мадригал, а это моя дочь — Сесилия Мадригал и ее сын, Маркос… Неужто ты внучка моего брата, Педро?       Мирабель поверить не могла — из всех людей в стране ее нашла именно двоюродная бабушка!       — Да! — торопливо закивала она и тут же сникла. — Но, дедушка Педро… он погиб.       — Я знаю, милая. Ах, не будем о печалях в этот славный день. Мирабелита, внученька, как же я рада тебя видеть!       Мирабель показалось, что свечи в доме загорелись ярче, но она лишь с радостью бросилась в объятия новообретенных родственников.       

      ***

             После тарелки супа Мирабель отвели в купальню — в этом доме не было ванной комнаты, как в Касите, и мыться приходилось в деревянной пристройке с огромным жестяным чаном на крыше, наполненном водой, нагревавшейся за день. Грязную одежду забрала добрая Сесилия, взамен отдав свое девичье платье, которое до сих пор выглядело как новенькое — Мирабель, даже несмотря на усталость, от которой слипались глаза, поразилась красивой вышивке у ворота и подола платья. Она прекрасно понимала, сколько времени загадочная мастерица потратила на каждый цветочек и листочек. А сама ткань казалась такой мягкой и воздушной… Спать ее уложили в одной комнате с Сесилией. Сквозь сон Мирабель показалось, что ее кровать слегка покачивается — совсем как дома, когда Касита помогала ей уснуть…       Утром Мирабель стало стыдно — что за свой побег от семьи, что за поведение в доме у двоюродной бабушки Марии. Она за собой даже тарелку не помыла! Позор! К счастью, бабушка Мария только посмеялась.       — Ничего страшного, милая. Ты вчера была такая уставшая и грустная… А что произошло? Как ты вообще оказалась возле нашей деревни? Расскажи мне все.       Бабушка Мария — «называй меня бабулита Маруха, деточка, так меня все здесь зовут» — взяла в руки деревянный гребень и принялась аккуратно расчесывать волосы Мирабель, пока та рассказывала о Касите и Энканто.       — Вы мне, наверное, не верите, — закончила Мирабель, и бабулита Маруха покачала головой.       — Ну, почему же ты думаешь, что не верю? Ты разве не видишь, что наш дом тоже волшебный? Хоть и не такой, как ваша Касита… Асьенда, покажись моей внучке.       Мирабель даже вскрикнула от неожиданности, когда стул под ней подпрыгнул, а дверцы шкафчиков приветливо замахали.       — И дары у нас тоже есть, хоть и не такие сильные, как у вас, — продолжила бабулита Маруха. — Сесилия, дочка моя, огнем управляет, а Маркос — тот может под водой хоть час, хоть два просидеть.       — Правда?! — Мирабель обернулась к Марухе. — А вы…       — А я так, вещи шью, прорехи штопаю, да игрушки мастерю… — бабулита подмигнула ей. — И им сносу нет. А что удивляешься? И твой дедушка шить умел, и я. Мы же из семьи портных.       Мирабель хотелось запеть во все горло от радости, что у нее и дедушки Педро с бабушкой Марухой есть что-то общее, но следующая мысль мигом вернула ее с небес на землю.       — Но у меня дара нет, — грустно сказала Мирабель. — И поэтому мой дом развалился…       — Глупости какие! Ну что значит, нет дара? Есть, — убежденно заявила бабушка Маруха. — У тебя все-все-все дары, ты же — источник чуда, каким был до тебя Педро! Думаешь, почему у твоих мамы, тети и дяди есть дары? От моего брата им достались. А потом уже, когда народилось следующее поколение, нужен был другой источник, вот ты им и стала.       Мирабель недоверчиво распахнула глаза. Значит, она… не бесполезная? Она действительно особенная, такая же особенная, как и все в ее семье?!       — Мне надо вернуться домой! — воскликнула Мирабель, вскакивая на ноги, и бабушка Маруха закивала.       — Конечно, надо. Семья — это самое главное. Да и если ты вернешься — то и чудо, рано или поздно, тоже вернется. Только подожди немного, мы вчера твою одежду всю почистили, а еще ее заштопать надо кое-где… уж не откажи бабушке, погости у нас еще денечек.       — Но… мои мама и папа, они ведь волнуются, — Мирабель растерянно переминалась с ноги на ногу. Почему ей вообще вчера в голову пришла эта мысль — уйти из Энканто, уйти от семьи?!       — А если ты заблудишься в лесу? — спросила Сесилия, разжигая огонь в печи одним лишь прикосновением. — Пропадешь, ногу сломаешь, или что похуже? Ты и правда, подожди, мы тебе и еду с собой дадим, и сами проводим — ведь родня же!       Мирабель повеселела. Наверное, так даже будет лучше — она не просто сбежала и вернулась, а разыскала сестру дедушки Педро, семью, в которой тоже есть дары! И бабушка Маруха расскажет бабушке Альме, что Мирабель — не бездарная, а чудесная…       — Давайте, я вам чем-нибудь помогу? — предложила Мирабель Сесилии, и та с улыбкой кивнула. Работа по дому была привычной, а Асьенда относилась к Мирабель с такой же заботой, как и Касита, помогая достать до верхних полок и подвигая ведро с водой следом за ней.       Маркос работал в поле весь день, и Мирабель, вызвавшись отнести ему обед, с удовольствием разглядывала местную деревню. Здешние жители были такими же, как в Энканто — даже был местный сеньор Хосе, у которого вечно сбегали ослы, и их обратно загоняли все жители. На какое-то мгновение Мирабель показалось, что она никуда и не уходила. Нет, словно она наконец-то оказалась на своем месте — там, где ее любят и ценят, берегут и восхищаются.       Если бы сюда еще маму и папу… И Луизу с Исабелой. И, конечно, Антонио, но ведь кузен будет скучать по своим родителям, а значит, тетю Пепу, дядю Феликса, и еще Камило… а значит, придется и бабушку сюда брать. И дядю Бруно, конечно! Мирабель стало стыдно что она про него забыла. А ведь бедный дядя ради нее целых десять лет провел в стенах…       Настроение у нее снова испортилось, и дом, словно чувствуя это, печально заскрипел ставнями.       — Охохонюшки, — вздохнула бабушка Маруха, доставая моток ярко-оранжевых ниток. — Завтра пойдем искать твою семью, а то совсем загрустила, бедняжечка.       Как и обещала, ранним утром, когда солнце еще даже не показалось из-за гор, бабушка Маруха разбудила Мирабель, и они вместо пошли искать обратный путь в Энканто. Мирабель злилась на саму себя, что совсем не смотрела по сторонам, когда уходила — а с другой стороны, все деревья ей казались похожими, будто две капли воды. Хорошо, что бабушка Маруха повязывала оранжевые нити на ветках, чтобы они не заблудились. Мирабель то и дело выкликала имена своей семьи, прислушиваясь — ее ведь тоже искали, правда? Но ответом ей были только пронзительные птичьи крики.       Когда солнце поднялось уже высоко, бабушка Маруха начала вздыхать и Мирабель опомнилась. Она носится по джунглям с пожилой сеньорой! Совсем у нее ни совести, ни уважения к старшим нету… Извинившись, Мирабель, поддерживая бабушку Маруху, побрела с ней к деревушке, находя дорогу по оранжевым нитям.       — Ничего, завтра повезет, — утешила ее Сесилия, и Маркос кивнул.       — Я завтра с вами могу пойти. Я сильный, если что, могу бабулиту и на руках понести, — сказал он, напрягая мышцы, и бабушка Маруха ласково потрепала его по голове.       Перед сном она снова вычесала волосы Мирабель, и та крепко уснула, свято веря в то, что завтра уже найдет путь к своему дому, встретится с семьей и все будет так, как надо…       Утром Мирабель заметила, что краска на ставнях стала ярче, да и выглядевшие старыми шкафчики и ящики словно заменили на новенькие.       — Так ты же источник чуда, внученька, — рассмеялась бабушка Маруха, снова беря с собой моток ниток. — Вот Асьенда наша и оживилась. Да что там, и у дочки моей сил прибавилось, и у внука. Он теперь, наверное, весь день плавать под водой сможет…       Несмотря на то, что сегодня с ними в лес отправился Маркос, то и дело выкрикивающий имена «доньи Альмы, сеньоры Хульеты и сеньора Агустина», поиски не увенчались успехом. Мирабель молча сидела на камушке, пока бабушка Маруха вытаскивала из сумки арепы и эмпанады, которые им дала Сесилия.       Неужели она так далеко ушла? Или… ее совсем не ищут? Но ведь такого быть не может! Где же ее дом, где же ее семья… Мирабель прерывисто вздохнула, жестом отказавшись от арепы. В доме бабушки Марухи было хорошо и весело, тетя Сесилия хорошо готовила… но ее арепы были не такими, как у мамы. А дом не был Каситой, Маркос не был ни Луизой, ни Камило. И даже доброта и ласка бабулиты Марухи не были привычной строгостью бабушки Альмы. А еще, что было вовсе удивительным для Мирабель, в доме почти не говорили ни про мужа бабушки Марухи, ни про мужа тети Сесилии, отца Маркоса. Словно они были случайными, лишними людьми. На столике в комнате тети Сесилии стояла ее свадебная фотография, но сама тетя на робкий вопрос отмахнулась, что муж пропал после рождения Маркоса, а про своего двоюродного дедушку Мирабель и вовсе ничего не знала…       Спустя неделю, Мирабель убедилась, что они обошли все джунгли в округе, но не нашли даже тропинки, ведущей к Энканто. И что же ей делать теперь?..       — Оставайся, внученька, оставайся, — ласково говорила ей бабушка Маруха, расчесывая кудряшки деревянным гребнем. — Ты что, думаешь, родню прогоним? Вот Маркос уже с деревенскими договорился, пристроим к нашей Асьенде тебе комнатку. Ты ведь тоже рукодельница, как и я, будем с тобой вместе шить-вышивать, а там, глядишь, через пару лет и выйдешь замуж за моего внука…       — Что? — Мирабель очнулась от сладкой полудремы и потрясла головой. — Как… зачем?!       — Чтобы чудо сохранить и да преумножить, — бабушка Маруха снова взялась за ее волосы, и Мирабель впервые напряглась — почему-то показалось, что гребень не столько чешет, сколько кусает ее за волосы. — Маркос славный мальчик, работящий и ласковый, он тебя на руках носить будет… Да ты не противься, пару лет пройдет, и сама поймешь, что лучше моего внука в этой деревушке парня не найти. Ты же у нас чудо, Мирабель Мадригал. Тебе нужно самое лучшее. А что до родства, так я с падре Хименесом договорюсь …       Мирабель молча смотрела на стену, отмечая, какой яркой стала краска, и что под потолком медленно проступал цветочный узор. То, что говорила бабушка Маруха было странным. Как это, замуж? Мирабель росла в спокойной уверенности, что до тех пор, пока ее сестры не найдут себе мужей, ей самой о таком и думать рано, хоть уже и кинсеаньеру отпраздновала. А с другой стороны… Она же теперь — одна.       Пожелав ей доброй ночи, бабулита Маруха ушла, и в комнату тут же вернулась тетя Сесилия — они так и делили одну спальню, но Мирабель, прожив в детской всю жизнь, это было гораздо привычней. Забравшись в кровать, Мирабель закрыла глаза, сделав вид, что спит.       Какой бы чудесной ни была семья бабушки Марухи, оставаться здесь Мирабель уже расхотелось. И дело не в Маркосе, который и правда был славным. Просто… Что-то неясное, смутное, скреблось у нее на душе. Дождавшись, когда тетя Сесилия засопит во сне, Мирабель аккуратно выбралась из кровати. Дверь в спальню поддалась неохотно, и когда Мирабель уже спустилась вниз, Асьенда вдруг загремела всеми ставнями и черепицей. Разом вспыхнули свечи, разгоняя темноту и Мирабель бросилась к двери, пытаясь ее открыть.       — Ай-яй, ну что же ты, внученька, — вздохнула бабулита Маруха, спускаясь вниз. — Зачем ночью убегать? Хочешь уйти — так утра бы дождалась, позавтракала. Ну кто голодным из дома убегает? Побродила бы по лесу и вернулась.       — Я хочу домой! — крикнула Мирабель, вцепившись в дверную ручку. Бабушка Маруха снова вздохнула:       — Так вот он, дом твой. Ты смотри, как наша Асьенда преобразилась. Она теперь тебя не отпустит, ты же ей — что сердце для человека. И мы все тоже сильнее стали, но я то уже говорила…       Бабушка Маруха вытащила из кармана халата, наброшенного поверх ночной рубашки, моток оранжевых ниток и покатала его в ладонях:       — Ты катись-катись, клубочек, заплетай дорожку… Никуда ты отсюда не убежишь, Мирабелита. Я ведь не только вещи шью.

***

      Мирабель, надувшись, сидела за столом, даже не глядя на полную тарелку чангуа, которую перед ней поставила тетя Сесилия, а бабушка Маруха терпеливо ее уговаривала:       — Ну что ты так упрямишься, внученька? Не хочешь замуж за Маркоса — и не надо, силком тебя к алтарю никто не потащит. Вот он с деревенскими закончат стройку, и будет у тебя своя комната — огромная, красивая, и вся-вся твоя. Неужели мы тебя чем-то обидели, или упрекнули в чем?       — Я хочу домой, — упрямо повторила Мирабель, и Асьенда обиженна застучала плиткой. Бабушка Маруха покачала головой:       — Ты уже дома, в семье, где тебя будут действительно любить и ценить. Ты же сама говорила, как с тобой обращались. Ну что это за дела, держать взрослую девушку в детской?       Мирабель отвернулась, смаргивая навернувшиеся слезы. Ну и пусть! Сейчас она бы с радостью оказалась в детской, да только ее больше не было. И Каситы, ее Каситы, не было! Асьенда, словно прочитав мысли, противно заскрипела выдвижными ящиками.       — Тебе у нас будет хорошо, внученька, мы и пылинке не дадим на тебя упасть. Будешь ты у нас, как принцесса, чудо ты наше… Самая особенная, самая любимая…       Мирабель попыталась встать, но Асьенда толкнула ее под коленки, и она снова плюхнулась на стул. Стол слегка подпрыгнул, но так аккуратно, что из тарелки не пролилось ни капли супа.       — Завтракай, Мирабель. Твоя тетя Сесилия специально приготовила твой любимый суп, — сказала бабушка Маруха, и Мирабель послушно взяла ложку одеревеневшими пальцами.       Она сбежит! Обязательно сбежит, вот только… только, как же ей ускользнуть из Асьенды? Касита всегда была на ее стороне, но Касита была ее домом, а Асьенда… Дом придвинул стул еще ближе к столу, и Мирабель показалось, что ее заперли.       На ночь тетя Сесилия перебралась к бабушке Марухе, оставив Мирабель целую комнату, но это выглядело не уважением, а какой-то подачкой. Мирабель бродила по спальне своей тетушки, тоскливо поглядывая на закрытые ставни. Она уже пыталась их распахнуть, и Асьенда отозвалась скрипом и щелканьем черепицы. С каждой секундой ощущение, будто она заперта в клетке, только усиливалось — дом ее даже в купальню не выпустил!       Мирабель снова прошлась из угла в угол, остро ощущая свою беспомощность. Чтобы сбежать из Асьенды, нужно сделать так, чтобы дом перестал ее сторожить, но если так быстро переменит решение, — поверят ли ей? Или нужно все-таки действовать аккуратно, будто распарываешь неудачный шов?..       Утром Мирабель, вежливо поздоровавшись с родственниками и самой Асьендой, робко попросила:       — А можно я буду выходить из дома хотя бы в купальню? И в воскресенье на мессу тоже…       — Конечно, воскресная месса — это святое, — закивала бабушка Маруха, и дом вяло шевельнул ставней. — Асьенда согласна.       — Спасибо, бабушка, спасибо, Асьенда, — Мирабель лучезарно улыбнулась, садясь за стол. После завтрака Мирабель вызвалась помочь тетушке Сесилии, со смехом заверив ее, что не привыкла сидеть, сложа руки, и бабушка Маруха засияла:       — Ну что за сокровище ты у нас, Мирабель? Работящая, умная, голос как у пташечки, ну настоящее чудо!       Даже Асьенда, кажется, сменила гнев на милость, и уже не захлопывала ставни и двери перед носом у Мирабель. Маркос уточнил, сколько окон она хочет в своей личной комнате, и даже показал Мирабель проект. Комната выглядела чудесно, так, как порой Мирабель мечталось — просторная и светлая, с тремя окнами, местом для рукоделия, кроватью, шкафом… Только радости от нее не было.       В воскресенье Мирабель вместе с родственникам отправилась в церковь, а на обратном пути задала бабушке Марухе вопрос, который уже давно крутился в голове:       — Бабулита, а разве ваши дары, они… не должны приносить пользу всем?       — Да какая польза, внученька. Что, огонь никто сам не разожжет? Нырять у нас тут не за чем, рыбу проще сетью ловить, а что до одежды… Если б я каждому, кто обратиться, вещи шила, я б уже ослепла и скрючилась. Дары — они для нас, чтобы жить было проще. Конечно, вон, Сесилия и кирпичи обжигает, и кузнецу помогает, если хочет, да и я могу малышу какому игрушку от кошмаров сшить или памятную вещичку заштопать… Но зачем брать на себя все чужие горести? Господь дал людям руки, ноги и головы, чтоб они сами справлялись с трудностями.       Мирабель кивнула, отмечая, что у бабушки Альмы был совсем другой подход к чуду и дарам. Так прошла неделя, другая… Асьенда окончательно преобразилась — дом теперь казался ярким и новеньким, словно недавно отстроенный. В глубине души Мирабель не теряла надежды, что в деревушку забредут ее родные — они ведь обязательно будут искать ее, но шли дни, а никого из семьи все не было. Дом обзавелся новой комнатой, но радости Мирабель так и не чувствовала.       В праздник Святого Хуана-Крестителя, когда всю ночь жгли костры и веселились, Мирабель окончательно решилась удрать. Она упросила Маркоса взять ее с собой на праздник, и бабушка Маруха с улыбкой им разрешила веселиться всю ночь напролет. Мирабель понимала, что таится за этой добротой — после этой ночи частенько играли свадьбы, а дети появлялись на свет… немного раньше срока, но у нее были свои планы. Дождавшись, когда Маркос отвлечется на прелести Хуаниты, дочки местного сыродела, Мирабель прокралась к Асьенде, вытаскивая припрятанную у купальни одежду. С каждым шагом в сторону полей, ее сердце билось все чаще. Неужели у нее получится?       Миновав кукурузное поле, Мирабель бросилась бежать. Подальше, подальше от этого дома и родственников! Она бежала сквозь тропический лес и остановилась, как вкопанная, увидев кукурузное поле. Может, свернула не туда?..       Мирабель снова развернулась, теперь уже стараясь не бежать, а идти быстрым шагом, то и дело поглядывая на небо. Она выбрала ориентиром яркую звездочку, и шла так, чтобы она светила ей слева, и вдруг… Звезда засияла с правой стороны, а Мирабель снова очутилась перед полем. Она видела, как горит костер, слышала веселую музыку, а в кукурузе кто-то красноречиво шуршал и вздыхал, и Мирабель, сердито поджав губы, снова развернулась, идя медленно и аккуратно, пристально вглядываясь в каждую ветку и камушек. Протоптанная ею тропинка была видна даже при свете луны и Мирабель, остановившись у поворота, сделала шаг в другую сторону — а вдруг это ей поможет?.. Через мгновение она снова оказалась перед кукурузным полем, только теперь ее поджидали бабушка Маруха и тетушка Сессилия с Маркосом. Судя по легкому беспорядку в одежде Маркоса и его хмурому взгляду, его как раз оторвали от более приятного занятия.       — Мирабель, и не стыдно тебе? — мягко упрекнула ее бабушка Маруха, покачав головой. — Мы тебе поверили, отпустили погулять, повеселиться, а ты опять сбежать решила.       — Я хочу вернуться домой! — выкрикнула Мирабель, сжимая кулаки. — Я хочу к моим родителям, к бабушке Альме и к моей родной Касите!       — Но ее ведь больше нет, твоей Каситы. Рухнул дом, потому что ни любви, ни согласия нет. А семья… что это за родные, если за целый месяц не отыскали? Так-то они тебя любят?       Мирабель замотала головой, пока в уши отравленным медом сочился ласковый голос бабушки Марухи:       — Не любили, не ценили, не видели и не замечали. Упустили свое Чудо, отпустили, выгнали… Чуть не погибла под завалом, а всем до тебя и дела нет.       — Это неправда, — дрожащим голосом ответила Мирабель. — Я ушла сама…       — Из хорошей семьи не уходят, — непререкаемым тоном заявила бабушка Маруха. — В хорошей семье не отпустят так просто. Вот как мы тебя. Идем, Мирабель. Потерпишь, привыкнешь, и поймешь, что у нас тебе лучше, чем в твоем Энканто…       — Да я… да я лучше с крысами жить буду, чем у вас! — в запале крикнула Мирабель, и в глазах бабушки Марухи что-то мелькнуло.       — Вот, значит, как. Мы к тебе со всей душой, со всем сердцем, а ты… И воспитанием твоим, я смотрю, семья не озаботилась. Ну ничего. Это дело поправимое. Маркос! — окликнула она внука, и тот вскинул голову. — Бери Мирабель и веди в дом.       Мирабель с шипением попыталась вырваться, но хоть Маркос и не был таким же сильным, как Луиза, избавиться от стальной хватки на локтях у нее не получилось.       — Аккуратней, Маркос, аккуратней, мы же не звери… — послышался из-за спины голос бабушки Марухи. Они подошли к Асьенде, которая распахнула двери, словно хищную пасть. Мирабель попыталась упереться, но Маркос, хмыкнув, оторвал ее от земли и перенес через порог дома — двери захлопнулись за их спинами.

***

      — Я надеюсь, ты понимаешь, что сама в этом виновата, — мерным тоном говорила бабушка Маруха, сидя с игрушкой в виде крысы в руках. Мирабель не могла пошевелиться — Асьенда придвинула ее стул так близко к столу, что она и дышала-то с трудом. Иголка с тонкой, почти невидимой ниткой из собственных волос Мирабель, мелькала в руках Марухи — она делала последние стежки, зашивая игрушечной крысе живот. — Мы к тебе отнеслись со всей любовью и лаской, ничем тебя не обижали, не упрекали, приняли тебя, как наследную принцессу — и ты нам в ответ такую черную неблагодарность…       — Просто отпустите меня домой, — еле слышно попросила Мирабель, и бабушка Маруха ненадолго подняла на нее взгляд.       — Здесь твой дом, — жестко ответила она. — И ты останешься здесь. Я никогда не была сторонницей жестоко воспитания, но… порой, даже любимых детей наказывают. Не думай, что мне это нравится, Мирабелита, напротив. У меня сердце разрывается. Но, порой, нам всем нужно проявить немного… суровости, скажем так.       Бабушка Маруха сделала последний стежок и, закрепив нитку, перерезала ее ножом.       — Ты согласна остаться здесь, в нашей Асьенде, со своей семьей навсегда? — спросила она, и Мирабель, упрямо сощурившись, замотала головой. Маруха тяжело вздохнула и кивнула Маркосу, который крепко ухватил Мирабель за плечи. — Аккуратней, ты же не козу ловишь! Вытяни ее руку… да, левую.       Мирабель забилась, стуча коленями в стол, а Маруха, выдернув свой волос, быстро обмотала его вокруг ее запястья.       — Ведьмин волосочек — тонкий поводочек. Никуда-то ты теперь не денешься, девчонка. А раз уж захотела с крысами жить… — Маруха неожиданно ткнула ее иголкой в палец и быстро прижала к капельке крови только что сшитую игрушку. Мирабель айкнула и поняла, что весь мир вокруг нее меняется.       Нет. Это менялась она сама — одежда свалилась на пол, очки со стуком упали на стол, а она сама становилась все меньше и меньше, и… Мирабель запищала, дергая лапами и хвостом, пытаясь вывернуться из руки Маркоса — он бесцеремонно держал ее поперек живота на весу, и это было так… страшно.       — Аккуратнее, Маркос, не раздави наше Чудо, — голос бабушки Марухи показался громом небесным, и Мирабель дернулась, болтая лапками в воздухе. — Давай ее в клетку.        Маруха поднялась со стула и вытащила из шкафа клетку с толстыми деревянными прутьями. Маркос легко выпустил Мирабель в приоткрытую дверцу, и бабушка Маруха быстро заперла клетку.       Мирабель ошалело повалилась на пол, присыпанный сухой травой. Голова кружилась, и все вокруг было таким жутко-непривычным. Она была крохотной, а люди вокруг нее — такими гигантскими. Крысиное зрение оказалось еще хуже, чем ее собственное, зато нюх был настолько острым, что Мирабель чувствовала слабый запах картофеля и лука из погреба на кухне. Она попыталась встать, но запуталась в лапах и хвосте.       — Посиди, подумай над своим поведением, — строго сказала Маруха, наклоняясь на клеткой. — И помни: ты сама виновата, что очутилась здесь.       Мирабель слабо пискнула, так и лежа на полу и часто дыша. Она чувствовала, как дергается хвост, как подрагивают уши, и это все было таким… таким невозможным! «Я крыса. Я теперь крыса!» — билось у нее в голове. Клетка взмыла в воздух, и Мирабель зажмурилась — Маркос переставил ее полку в столовой.       — Бабушка, а она… ну, не умрет? Крысы ведь быстро мрут? — спросил он, отворачиваясь, и Маруха, посмеявшись, похлопала себя по карману фартука, где лежала игрушка.       — Так она же не настоящая крыса. Она — человек, и жить будет долго… Если, конечно, кошка не съест. Но у нас дома кошек нет, а наше Чудо мы сбережем. Ты, вот что, пока еще ночь — бери ее одежду, да отнеси куда подальше. Найдешь глубокое место в реке — оберни вокруг камня, завяжи, и закопай на дне. И смотри, чтоб подальше от нас!       — Я понял, бабулита, — Маркос, скомкав ее одежду, вышел из дома. Мирабель была готова пищать от ярости, что ее замечательную голубую юбку с вышивкой, на которую она потратила несколько месяцев, собираются утопить, но тут ее наотмашь ударило осознание — она теперь окончательно исчезнет для всех. Была Мирабель — и нету.       Кое-как она поднялась на лапы и сделала первые шаги по клетке. Хвост зашуршал в траве и Мирабель, извернувшись, сердито уставилась на него. И как ей теперь стать человеком?! Сессилия протолкнула сквозь прутья мелко нарезанную морковь и Мирабель, сердито встопорщив усы, клацнула зубами. Бабушка Маруха покачала головой и погрозила ей пальцем.       — Ведите себя прилично, сеньорита. И вообще радуйся, что я тебя превратила в крысу, а не в лягушку или в змею. Ничего, перебесишься, успокоишься и поймешь, что у нас тебе лучше.       Мирабель в ответ щелкнула зубами, вздыбив шерсть, и она поняла, что горбится, приподнимаясь на лапках, словно пытаясь стать больше. Бабушка Маруха хмыкнула и набросила на клетку покрывало.       Дни потянулись друг за другом, одинаковые и страшные. Мирабель бродила по клетке, забиралась на прутьях к самой крыше, и пыталась сообразить, как открыть клетку. Нужно было всего лишь сдвинуть крючок с места, и будь у нее обычные руки, а не лапки, Мирабель бы давно уже с этим справилась! Однажды привычную рутину нарушил стук в дверь. Маркос работал в поле, и в Асьенде были только Маруха и Сесилия. Мирабель, насторожив уши, повисла на прутьях, пытаясь разглядеть хоть что-то со своего места — клетка стояла в столовой, но возле арки, ведущей в патио, и если повезет…       — Слушаю вас? — спросила Маруха, открывая дверь, и Мирабель чуть не свалилась, услышав мамин голос:       — Здравствуйте! Вы не могли бы помочь?       Мама! Это была мама! Мирабель, яростно запищав, стала бросаться на прутья, и Асьенда слегка подтолкнула клетку.       — Наша дочь… Мирабель, она пропала, сбежала почти два месяца назад, — продолжала говорить мама, и Мирабель, принюхавшись, почувствовала ее запах — сладость ванили и панелы, пряные нотки перца и кинзы, запах масла и кукурузной муки, маниоки и гуавы. Мирабель жадно дышала, закрыв глаза, и запоминая запах, вслушиваясь в родной и любимый голос. — Она была в белой блузке с вышитыми бабочками на воротнике, и в голубой юбке с пестрой вышивкой на правом боку, и …       — Да что вы говорите! — ахнула Маруха. — И очки? Зеленые и круглые?       Мирабель обомлела. Что?..       — Да! — в мамином голосе прорезалось ликование. — Да, именно! Вы ее видели?! Что с ней?       — Ох, сеньора… — Маруха тяжело вздохнула, и Мирабель бездумно вгрызлась в прутья клетки. — Мне тяжело вам сообщать такие вести… В конце мая мы нашли девушку, в белой блузке и голубой юбке, все, как вы сказали. Бедняжка сказала, что ее зовут Мирабель, и что ее выгнали из дома…       «Неправда! Все не так!» — заверещала Мирабель, грызя прутья и яростно дергая хвостом.       — Господи… — услышала она тихий мамин голос, и подпрыгнула, услышав папу:       — Продолжайте.       — Мы приютили бедную девочку, она была такая уставшая, такая несчастная. Отнеслись к ней, как к родной, а потом, на Сан-Хуан… она пропала.       — Что?! — в один голос воскликнули мама и папа.       «Я не пропала! Я здесь, здесь!» — вопила Мирабель, бегая по клетке.       — Сбежала… и мы сами не можем ее найти. Такая беда, такое горе, времена-то у нас нынче неспокойные… — продолжала говорить Маруха, и Мирабель снова бросилась на прутья клетки.       — Если вы… если вы ее найдете раньше нас, — тихо сказал папа, и Мирабель замерла, дергая ушами. — Пожалуйста, скажите, что мы ее тоже ищем. Что мы ее любим и ждем дома. Ее не выгоняли, нет. Просто…       — В семьях бывают часы разлада, да, — покивала бабушка Маруха. — Конечно, я передам, если найдем ее. Ведь ужас такой, бедная девочка, совсем одна…       Мама слабо всхлипнула, и Мирабель заморгала — из ее собственных глаз покатились слезы. Оказывается, крысы тоже могли плакать…       Маруха закрыла дверь и подошла к клетке. Улыбнувшись, она похлопала по крыше, поправляя крючок.       — Не бойся, Чудо наше, — ласково проворковала она. — Здесь ты в безопасности.       Асьенда защелкала плитками, словно смеясь, и Мирабель оскалилась.

***

      Мирабель решительно отказывалась опускать лапки и сдаваться. Решив сделать жизнь бабушки Марухи и ее домочадцев невыносимой, она по ночам гремела клеткой, бегая по ней кругами, и даже Асьенде не удавалось ее утихомирить. Однажды Маруха решила накрыть ее клетку покрывалом, и утром только языком цокала, глядя на пожеванную тряпку, валявшуюся на полу.       — И не стыдно тебе? — спросила Маруха, с укором глядя на Мирабель, и та щелкнула зубами, вздыбив шерсть на спине.        Зубы вообще доставляли ей немало проблем — они все время чесались. Конечно, Сесилия ей выдавала морковку и куски мела, которые Мирабель прогрызала с остервенелым упорством, но все равно этого было мало. Бездумно слоняясь по клетке, Мирабель поглядывала по сторонам, скрежеща зубами, пока ее взгляд не остановился на деревянных прутьях клетки. В голове что-то щелкнуло, и Мирабель от волнения даже села на задние лапки, лихорадочно вытирая мордочку передними.       И почему же ей это сразу в голову не пришло?! Хотя, чему удивляться — вряд ли бы ей, в человеческом виде, пришло в голову грызть прутья клетки…. А Мирабель, даже будучи крысой, продолжала чувствовать себя человеком. Но сейчас следовало выпустить на волю внутреннюю крысиность.       Дождавшись ночи, когда все в доме легли спать, и даже сама Асьенда притихла, Мирабель принялась грызть прутья, выбрав угол, развернутый к стенке, попискивая от усердия. Дерево трещало, и очень скоро прут клетки оказался перекушен. Мирабель ощерилась, отплевываясь от щепочек, и просочилась сквозь отверстие — еще один плюс ее нового состояния. Оказывается, крысы могли пробираться даже в самые крохотные щелочки — лишь бы только голова пролезла…       Спрыгнув с полки на стол, она тут же сбежала вниз, чувствуя, как внутри все сжималось от счастья: домой! Она убежит домой, она вернется к маме и па… Что-то с силой дернуло ее левую лапу — так, что Мирабель свалилась на пол, перевернувшись на спину. Снова вскочив на ноги, Мирабель уставилась на собственную руку… то есть, лапу, конечно. Ничего — она даже обнюхала, не доверяя крысиному зрению, и попробовала на зуб. И все-таки, что-то держало ее, не давая сделать еще один шаг, словно цепь.       Мирабель уперлась задними лапками в пол и потянулась назад, как в детстве, когда они с Камило играли в перетягивание веревки. Уши стали торчком, шерсть на спине вздыбилась, но ей не удавалось сдвинуться ни на миллиметр. Асьенда, проснувшись, слегка подтолкнула ее назад, и Мирабель, оскалившись, снова рванула к двери.       Утром Маруха нашла ее на полу — окончательно выбившуюся из сил и тяжело дышащую. Мирабель даже шевелить левой лапкой было больно, не то, что наступать на нее, и она бессильно уставилась на Маруху, лежа на ее ладони.              — Глупая девочка, и стоило оно того? — пожурила ее бабушка Маруха, разглядывая погрызенную клетку. — Я же сказала, никуда ты отсюда не убежишь. Маркос! Просыпайся, лодырь! Асьенда, разбуди его.       Через пару минут вниз спустился заспанный Маркос, и Маруха, не дав ему даже позавтракать, отправила к птичнику.       — Возьми у него самую большую птичью клетку, да смотри, чтоб прутья железными были, — сказала она, положив Мирабель в старую клетушку. — Не сбежит все равно, но хоть тратить деньги не придется. Железо крысиным зубам не поддастся.       Мирабель слабо оскалилась и, свернувшись клубочком, принялась вылизывать все еще болевшую лапу. Она помнила, что в городе говорили, мол, звери когда в силки попадают, лапу себе отгрызть способны, лишь бы вырваться на свободу, но понимала, что ей не хватит смелости. Да и, по тем же рассказам, найти искалеченного зверя было проще простого, если тот еще раньше не помирал от кровопотери. А она твердо собиралась не просто выжить, но и удрать из этого дома.       Маркос вернулся через час, таща здоровую железную клетку с выдвижным поддоном. Мирабель безропотно позволила перенести себя в новое жилище, и лишь проследила, как тетя Сесилия вызвав крохотные язычки огня, приплавила защелку на клетке, окончательно запирая ее здесь.       Всю прелесть железной клетки семья оценила ночью, когда Мирабель, ухватив поилку, колотила ей по прутьям. Асьенда попыталась подтолкнуть клетку, но это лишь добавило грохота. На следующую ночь Мирабель, вспомнив папу, старательно гремела мисочкой в ритме болеро, потом — кумбии, а в конце, припомнив мелодии, звучавшие из радио в этой деревне, принялась отстукивать танго. Этого бабушка Маруха не выдержала, и все-таки спустилась вниз — при виде старой ведьмы со всклокоченными волосами и впопыхах надетом халате поверх ночной рубашки, Мирабель испытала смутное злорадство.       — Ты ничего этим не добьешься, — сухо заявила Маруха, сердито глядя на нее. — Теперь я вижу, почему в семье к тебе так относились — чудовищно неблагодарная, эгоистичная и капризная девица, вроде тебя, иного и не заслуживает.       Мирабель зашипела, приподнимаясь на цыпочках и надуваясь, и Асьенда с силой тряхнула клетку.       — Укроти свой норов, и, может, мы будем выпускать тебя на прогулку по дому, — заявила бабушка Маруха, взяв клетку за металлическое кольцо на крыше. — А пока что ты добилась только того, что на эту ночь я отправлю тебя в погреб. Посидишь в темноте и одиночестве, авось, одумаешься.       Мирабель вцепилась в пол коготками, чувствуя, как голова начинает кружиться — путешествовать в клетке оказалось довольно неприятно. Асьенда зажгла свечи, освещая дорогу свей хозяйке, пока Маруха спустилась в погреб и поставила Мирабель на разделочный стол. Кивнув, Маруха ушла, и свечи погасли. Мирабель замерла, впервые оказавшись в полной темноте. Сразу стало неуютно и страшно, и она забилась в уголок клетки. Собственная бравада и поведение теперь показались глупыми, а слова Марухи — верными. И правда — от нее только одни беды, в которых она сама виновата. И дом разрушила, и бабушку Альму разозлила, маму и папу огорчила… и даже дядю Бруно подвела… Мирабель снова заплакала, вытирая слезы передними лапками и поджав под себя хвост.       Она все это заслужила — и крысиный облик, и темный подвал. И никогда-то она больше дома не увидит…       Утром Мирабель даже не пискнула, когда Маркос вытащил ее из подвала и вернул на место.       — Будешь еще по ночам шуметь? — спросила Маруха, и Мирабель замотала головой. В голосе ведьмы послышалась улыбка. — Вот то-то же. Будешь хорошо себя вести — авось, и человеком станешь… когда-нибудь.       Мирабель притихла, грызя кукурузный початок, порубленный на колечки, который ей просунула тетя Сесилия. Быть послушной, хорошей, смирной…       Она действительно старалась вести себя хорошо, и даже сдерживала желание цапнуть Маруху за пальцы, когда та подносила их к прутьям клетки. Дни слились в один бесконечный поток, ничем не отличаясь друг от друга, и она встрепенулась лишь когда бабушка Маруха принесла домой маленькую свечку.       — Вот и праздник к нам грядет, — сообщила она. — Завтра уже 8 декабря. Не будешь капризничать, может, разрешу Рождество встретить человеком.       Мирабель застыла, повиснув на прутьях клетки. Декабрь?! Уже?.. Она здесь так долго… Мирабель тут же закивала, возбужденно попискивая, надеясь, что Маруха выполнит свое обещание.       На Рождество бабушка и впрямь сделала ее человеком. Сесилия с разрешения матери, осторожно расплавила прутья крышки и вытащила Мирабель, которая часто дышала, дергая хвостом.       — Маркос, выйди. Девочка без одежды появится, нечего глазеть, — скомандовала Маруха, и Маркос, смущенно кивнув, выскочил за дверь. Тетя Сесилия расстелила на столе платье, и Мирабель ахнула, когда ее тело рвануло вверх и вширь, возвращая ее к обычному, человеческому состоянию. Голова закружилась, и Мирабель шлепнулась на пол, ошалело хлопая глазами. Тетя Сесилия помогла ей одеться, и Мирабель села за стол, неуверенно поглядывая на ложки и вилки. К своему стыду, она совсем отвыкла есть с помощью приборов, и суп ей хотелось лакать. Мирабель нахмурилась и постаралась взять себя в руки. Она — человек! А никакая не крыса…       — Ну что, хорошо быть крысой? — спросила ее Маруха, когда они все расселись за столом и вознесли молитву, прославлявшую Рождество. Мирабель замотала головой и, с трудом разжав сведенные судорогой челюсти, тихо ответила:       — Совсем нет, бабушка.       — Вот и мне так кажется. Будешь еще свой норов показывать, или хватило?       — Я… — Мирабель сглотнула и обеими руками схватила стакан с соком, отпивая его мелкими глоточками. — Бабушка, я все поняла. Я просто хочу хоть ненадолго навестить семью. Или, может быть, позвать их сюда… Я скучаю по моим родителям, по бабушке Альме…       — Видеть эту бесстыдницу не желаю! — отрезала бабушка Маруха, поджав губы. — Уж как она моему брату глазки строила, совсем стыд потеряла.       Мирабель разинула рот, пытаясь представить бабушку Альму — Альму! — кокетничавшей с дедушкой Педро, но даже ее воображение пасовало.       — А навестить родню… Что ж, если так хочешь, то можно, — неожиданно добавила бабушка Маруха, и Мирабель замерла, вытянувшись в струнку. — Выйдешь замуж за моего Маркоса, родишь ему детишек — хотя бы одного, но лучше двоих или троих, чтоб уж точно не удрала, и можем навестить.       — Что?! — в один голос воскликнули Мирабель и Маркос. Маруха строго прищурилась.       — Цыц! Чудо должно остаться в семье. В нашей семье, — подчеркнула она. — А не в семье этой Альмы, тьфу на нее, прости, Господи, что о такой распутнице в этот день… Я завтра поговорю с падре Хименесом, походите к нему на катехизацию, и через полгодика свадьбу сыграем. А что, ты уже взрослая, шестнадцать лет исполнится, самое время замуж, чтобы все лишние мысли из головы выбить…       — Нет! — Мирабель отшатнулась от стола. — Я не хочу, я не… Я не стану за него замуж выходить!       — Я не хочу на ней жениться! — поддакнул Маркос. — Она мне не нравится даже!.. Ой.       — Ты мне тоже! — огрызнулась Мирабель, и Маруха нахмурилась. Тетя Сесилия скорбно покачала головой, глядя на своего сына:       — Маркос, ну как можно, в лицо девушке такое говорить! Я тебя так воспитывала?       — Это пустое. Стерпится — слюбится, — отрезала бабушка Маруха, вытаскивая из кармана передника уже знакомую игрушку, и Мирабель испуганно вскрикнула. — А пока — посиди снова в клетке. Ты, я погляжу, после нее сговорчивая и послушная — любо-дорого глядеть.       Мирабель даже пискнуть не успела, как снова превратилась в крысу — только и зашуршало красивое платье, оседая на стуле. Тетя Сесилия, подхватив ее поперек живота, перенесла к клетку и снова заперла.       — Между прочим, мой Маркос — очень хороший мальчик! — обиженно сказала она, закончив сплавлять прутья. — И чем он тебе не приглянулся? И плечи широкие, и на лицо пригож, и ростом удался. И характер ласковый, что котик домашний. Своего счастья не видишь, деточка.       Мирабель яростно запищала, вися на прутьях.       Снова стать крысой, проведя едва ли дольше пары часов человеком, было мучительно обидно, но теперь Мирабель твердо решила прогрызть себе путь на свободу, даже если придется отгрызть лапу. Но, для начала, нужно было разобраться с клеткой.       Стальные прутья и правда были не по зубам — даже крысиным. Мирабель старательно их грызла, но добилась только того, что у нее заболели челюсти. Она попыталась сдвинуть поддон, но его защелка находилась слишком далеко — никак, даже хвостом не подцепить. Мирабель бегала по клетке по ночам, выискивая слабые места и стараясь не шуметь — снова оказаться в темном подвале ей не хотелось. Увы, клетка была сделана на зависть, и Мирабель в отчаянии забилась в угол, обхватив голову лапками. Это что же, либо она вечно просидит в клетке — либо соглашаться и становиться женой Маркоса?! Никогда!       Отзвенели пасхальные колокола, пронесся Сан-Хуан, и снова наступило Рождество — целый год Мирабель провела в виде крысы. Бабушка Маруха то и дело спрашивала Мирабель, готова ли она на ее условия, и она каждый раз мотала головой так яростно, что даже в глазах все расплывалось. Спасение пришло, откуда не ждали — в Асьенду заглянул местный кузнец, старательно ухаживающий за вдовой Сесилией.       — А еще беда такая, проржавел мой ящик с инструментом — так крысы добрались, погрызли ржавое железо, все деревянные ручки обглодали, никакого сладу с этими тварями нет, — посетовал он, и Мирабель показалось, что она услышала ангельское пение. Ржавчина!       В Энканто все знали, как уберечься от ржавчины, и что губит честное железо. Так что все, что ей нужно — это поступать наперекор всем советам. Обслюнявить прут было легко, хоть и противно, но одной слюны было мало. Мирабель, пользуясь тем, что тетя Сесилия и бабушка Маруха ей и фрукты передавали, стала по ночам натирать прут манговыми дольками, а еще — смачивать лапы в поилке и вытирать их о него. Томаты тоже шли в дело, и даже батат — хотя, Мирабель была не очень уверена, что он поможет.       К концу года Мирабель заметила первые крупинки ржавчины на железе, и от радости оббежала клетку по кругу, возбужденно попискивая. Теперь стоило покрепче сжать зубы — во всех смыслах. И что-то сделать с той неведомой силой, которая ее держала на поводке! Она грызла прут по ночам, потихоньку, и вскоре поняла, что он поддается и становится все тоньше. Вновь наступил День маленьких свечей, и Маруха, оставив свечу на столе, поднялась к себе. Мирабель, выждав, когда все звуки стихнут, перекусила прут и просочилась сквозь дыру. Вновь, как и в первый раз, что-то дернуло ее за лапу, опрокинув на пол, и Мирабель оскалилась. Свобода была так близка, и, в то же время, так далека от нее!       Мирабель заметалась по комнате, понимая, что не может ступить дальше порога. Асьенда, проснувшись, щелкала плиткой, гоняя ее, словно по лабиринту, и Мирабель, разозлившись, вскочила на стол. Асьенда, задрожав от возмущения, толкнула стол, и свеча, принесенная из церкви, чуть качнулась в подсвечнике. Мирабель уставилась на пляшущий огонек, и только тут Асьенда, очнувшись, задребезжала ставнями.       — Ты опять за свое? В подвал захотела? — раздался сверху голос бабушки Марухи и Мирабель, оскалившись, толкнула свечу. Огонек затрепетал в воздухе, и Мирабель прижала уши к голове — погаснет?! Нет! Огонь затрепетал на скатерти, разбегаясь по столу, и Мирабель, вспомнив костры Сан-Хуана, бесстрашно прыгнула через разрастающееся пламя. Левую лапу обожгло болью — такой сильной, что она даже заверещала, приземляясь на пол. Шаг, еще шаг — никакого поводка! За спиной трещал огонь, слышались крики — семья торопливо спускалась вниз, и Мирабель, убедившись, что Асьенда пытается погасить пламя, рванула в приоткрытую дверь.

***

      Мирабель неслась вперед, не разбирая дороги, ведомая лишь одной целью: оказаться как можно дальше от Асьенды и бабушки Марухи. Обожженную лапку дергало болью, но останавливаться не хотелось. Мир, который последние пару лет ограничивался клеткой, обрушился на нее грудой камней — Мирабель никогда раньше не задумывалась, какое все вокруг огромное, по сравнению с ее нынешним размером.       К моменту, когда взошло солнце, она окончательно выбилась из сил. Почувствовав запах воды, Мирабель, пошатываясь, добрела до реки и растянулась на берегу, чувствуя, как болит все тело. Бока ходили ходуном, хвост слабо подергивался — кажется, она переоценила свои силы. Отдышавшись, Мирабель подползла ближе к воде и, напившись, снова растянулась на постепенно нагревавшихся камнях. В лесу было оглушительно громко по сравнению с Асьендой; перекрикивались птицы, шуршали в траве зверьки, трещали ветви под лапами и копытами…       Мирабель вяло шевельнула хвостом и сообразила, что здесь, возле реки, на открытой местности, ее любой может сцапать и съесть. Силы моментально вернулись, и, вскочив на лапки, она побрела вдоль берега, то и дело ныряя в кусты, стоило где-то кому-то зашуршать. В глубине души Мирабель понимала: вряд ли она сможет найти свой дом в таком виде. Скорее всего ее судьба — это сгинуть без вести в желудке какой-нибудь змеи или хищной птицы. И никто-никто про нее не узнает, и дома про нее уже наверняка забыли, и… Снова стало жалко себя, и Мирабель забилась под удобно нависший над берегом камень, поджав хвост.       Окончательно утонуть в самосожалениях не дал резкий запах, разительно отличавшийся от запахов джунглей — настолько, что Мирабель даже расчихалась, вытирая лапками мордочку. А потом к запаху добавился еще и громоподобный голос:       — Ну хватит упрямиться, полчаса — и мы в Энканто! Ну давай, я тебе дам три морковки… Пять! Пять морковок, да ну двигайся, упрямая ты зараза!       Мирабель подбросило на месте, и она стрелой помчалась на голос — это же был сеньор Ортис! Сейчас Мирабель была рада ему, как родному. Освальдо Ортис, кажется, слегка похудел за все время, что она провела в «гостях» у бабушки Марухи, но его тележка, с которой он какими-то окольными путями выходил из Энканто для торговли, осталась неизменной. Осел, впряженный в телегу, стоял на берегу, глядя куда-то поверх сеньора Ортиса, который и так, и эдак пытался его уговорить сдвинуться с места. Мирабель недолго думая, взлетела по колесу и забилась между мешками — один вкусно пах панелой, а от другого слабо пахло бумагами.       Осел, наконец, сменил упрямство на покорность и побрел вперед. Мирабель замерла, чувствуя, как слабо подергивается хвост — она скоро окажется дома! Но… как же так вышло? Неужели на крысу все эти запутанные дорожки бабушки Марухи не действовали? Мирабель пообещала себе разобраться со всем позже — до ее слуха донеслись людские голоса, в носу даже засвербело от ярких, жгучих запахов: специи и пот, куриный помет, дым и выпечка, поджаренное мясо и арепы… Мешок вдруг взмыл вверх, и Мирабель чуть не оглохла от пронзительного вопля сеньора Ортиса: «Крыса!» Испугавшись, она вслепую шарахнулась в сторону, ударилась боком о бортик телеги и бросилась вперед. Мимо пронеслось что-то пахнущее землей, прямо перед носом опустилось копыто, раздался испуганный ослиный рев, и Мирабель, заметавшись, метнулась в сторону.       — Крыса!       — Туда побежала!       — Лови!       — А если это сеньора Мадригала?..       Мирабель чуть не оглохла от криков, пробираясь под прилавками на площади. Совершенно растерявшись, она не знала, куда бежать, и забилась под каменный заборчик возле чьего-то дома, где притихла, тяжело дыша и принюхиваясь. Гвалт на площади постепенно стих, возвращаясь к обычному разговору, и Мирабель, выдохнув, рискнула высунуть нос из своего убежища. Тут же уши прижались к голове, а шерсть на спине стала дыбом — кошка! Резко запахло кошкой — словно… Когтистая лапа метнулась к ней, и Мирабель, заверещав, рванула назад, прокапывая путь по ту сторону заборчика. Она помчалась вперед с такой скоростью, что весь мир слился в одно серое пятно, чувствуя смерть за спиной, и совсем не разбирая дороги.       В нос ударил запах безопасности: крысиной стаи и еды, — и Мирабель рванула к нему, не особо понимая, куда вообще бежит. Что-то метнулось к ней, накрывая, и тут же раздался звонкий, знакомый и родной голос:       — Стой! Боливар, фу! Я же говорил что нельзя трогать крыс!       Мирабель замерла на земле, накрытая ладонью, которая вкусно пахла арепами и кукурузой, слыша голос своего младшего кузена:       — Боливар, нельзя… Нет, будь хорошим котиком! Нельзя трогать крыс дяди Бруно!       Ладонь шевельнулась, и Мирабель перебрала лапками, когда под живот ее подхватила вторая рука, поднимая в воздух:       — Испугалась, да, бедненькая… Кто это тут у нас? — Мирабель испуганно прижала уши к голове, настороженно дергая носом: запах крыс и еды успокаивал, а голос… да это же дядя Бруно! Мирабель на секундочку стало совестно, что она почти его забыла, но они ведь и виделись-то от силы полчаса… А дядя Бруно, не догадываясь, кто перед ним, осторожно перевернул ее на спину. Мирабель возмущенно запищала, задергав лапками, и он тут же вернул обратно, успокаивающе поглаживая по спине. — Прости, прости, должен был убедиться, что ты в порядке.       — Дядя Бруно, а это не твоя? — удивился Антонио, крепко прижимая к себе рвущегося в бой кота.       — Нет, Тонито, это точно не из моих крыс.       — А это мальчик или девочка? — тут же спросил Антонио, выпустив кота и строго на него шикнув. Чудовище с зубами-когтями и хвостом, покрутившись, отошло в сторону, не сводя с них пристального взгляда, и Мирабель на всякий случай распласталась по ладони дяди Бруно.       — Девочка, девочка… Испуганная и несчастная сеньорита-ратита, — дядя Бруно снова ее погладил и, чуть согнув пальцы, чтобы она не соскользнула, второй рукой порылся в карманах руаны, вытаскивая наружу кусочек арепы. — Будешь?       Мирабель поспешно вцепилась в арепу, понимая, что проголодалась. Антонио, привстав на цыпочки, с любопытством смотрел на нее, и Мирабель, отвлекшись от еды, разглядела своего кузена — насколько помогало слабое зрение. Он, кажется, подрос, но курчавые волосы так и стояли плотной «шапочкой», а голос был таким же звонким и веселым…       — Дядя Бруно, а что у нее на лапке? Вон, на… левой!       — Где? — Мирабель возмущенно пискнула, когда дядя Бруно ее снова поднял выше и осторожно вытянул за лапу. Поспешно отдернув слабо нывшую лапку, Мирабель сердито развернулась к нему спиной, догрызая арепу. Дядя Бруно погладил ее по голове, между ушей, и она замерла от неожиданности. — Бедняжка… Это же какими надо быть св… совсем нехорошими людьми, чтобы так издеваться над беззащитной крысой?       Дядя Бруно осторожно почесал ее за ухом, и Мирабель щелкнула зубами — потому что это было странно, смущающе, и… приятно. Захотелось тут же растянуться на такой вкусно пахнувшей ладони и зажмуриться. Дядя Бруно тихо рассмеялся, почесывая уже за вторым ухом, и Мирабель окончательно смутилась, осознав, что у нее дергается хвост.       — Так ты у нас, оказывается, еще и ласковая, да? Хорошая, ласковая сеньорита-ратита, только попала к кому-то плохому. Сделали тебе больно, да, малышка? Маленькая, хорошая…       — Мы ее оставим, правда? — с надеждой спросил Антонио, подпрыгивая на месте от нетерпения, и дядя Бруно задумчиво вздохнул. Мирабель, окончательно разомлев от еды и ощущения безопасности, развалилась у него в ладони, подставляя шею. Да, это, может, и неприлично, но ее только что чуть не сожрал кот, не раздавил осел и вообще она вырвалась из клетки…       — Твоя тетя Хульета будет против… Но, знаешь, где семь крыс, там и для восьмой найдется место. Правда, сеньорита-ратита? — дядя Бруно слегка подул ей на ухо, и Мирабель недовольно сморщила нос. Хмыкнув, дядя Бруно осторожно засунул ее к себе под руану и посадил в нагрудный карман рубашки. Мирабель испуганно дернулась, запищав, и он тут же погладил ее через ткань. — Сиди тут тихонечко, хорошо? Тонито, проверь, чтобы в патио было пусто.       Мирабель послушно затихла, чувствуя, как стучит его сердце. Тут было темно, тесно, пахло крысами и вкусной едой, и совсем не пахло кошками, и какая-то часть ее разума расслабилась — здесь было безопасно.       — Горизонт чист! — раздался громкий шепот, и дядя Бруно двинулся вперед, осторожно придерживая карман ладонью — так, что у Мирабель даже голова не кружилась. Да уж, бабушка Маруха когда переносила клетку, так не заботилась о ее удобстве…       Зашуршала ткань, что-то звякнуло, и Мирабель осторожно вытащили из кармана. Она заморгала, пытаясь сообразить, где оказалась — это было что-то огромное, гулкое, и… Она потерла нос лапками, чувствуя множество цветочных запахов, сообразив, что оказалась в ванной. Дядя Бруно, осторожно посадив ее на тумбу с раковиной, набрал воды в ковш и вытащил из нижнего ящика старую зубную щетку.       — Так, малышка, надо тебя немного помыть, а то ты вся в грязи…       Мирабель возмущенно запищала и попятилась, сердито глядя на дядю Бруно. Может, она и разомлела, пока он ее за ушами чесал, но она — приличная девушка, то есть, крыса, и не полезет в воду при взрослом мужчине! Дядя Бруно понял ее по-своему:       — Боишься воды? Хорошо, хорошо… Тогда давай так. Садись сюда, вот, полотенце, мягкое, пушистое, — он осторожно пересадил ее на полотенце и, намочив щетку в воде, провел по шерсти. Мирабель замерла, напряженно дергая хвостом и ушами. — Не бойся, все хорошо. Сейчас станешь еще красивее, вот только эту грязь смоем. У тебя такая хорошая шерстка, и ушки аккуратные, смотри, совсем не страшно…       Мирабель постепенно расслабилась. Дядя Бруно ворковал над ней так же, как дядя Феликс над Антонио, когда тот был совсем малышом и боялся купаться. Она даже не шипела и не кусалась, когда дядя Бруно осторожно накрыл ее краем полотенца, слегка растирая.       — Ну вот, смотри! Совсем красавица стала! — радостно сказал он и, приподняв Мирабель, поднес ее к зеркалу. Мирабель дернулась, увидев крысу в отражении, и, осознав, что это она, медленно вытянулась в струнку.       Она — крыса. Настоящая. Круглые уши, черные глаза, любопытный нос и лысый длинный хвост. Почему-то стало больно, и Мирабель, сгорбившись, отвернулась от зеркала, сворачиваясь в клубочек на теплой ладони.       — Испугалась? Не бойся, это просто зеркало… Такая штука, которая отражает нас, — пояснил дядя Бруно, погладив ее по шерсти. — Ну что, красавица, пойдем знакомиться с другими… О, вот так тебя и назовем. Беллита-ратита. Нравится?       Мирабель вяло шевельнула ухом. Да уж, красавица… с хвостом и кривыми желтыми зубами, которые железные прутья могут прогрызть.       Дядя Бруно перенес ее в свою комнату и, посадив на пол, присвистнул, выстучав какой-то странный ритм по полу. Из нескольких деревянных ящиков, стоявших в углу, раздалось шуршание и из нескольких круглых отверстий показались крысы. Мирабель невольно попятилась, чувствуя напряжение и запах, идущий от них — крысы были… сердиты? Нет, скорее, недовольны.       — Так. Это — наша новая крыса, ее зовут Белла, и я надеюсь, вы, девушки, не станете ее кусать, — сурово произнес дядя Бруно, садясь на пол. — Перлита, тебя это касается в первую очередь! Хоть ты и прима театра, но капелька дружелюбия тебе не повредит…       Мирабель прижала уши к голове, невольно горбясь — от крысиной стайки отделилась одна самка, со светло-серой, почти белой шерстью. Она приподнялась на цыпочки и, покачиваясь, двинулась к Мирабель, надуваясь на ходу и щелкая зубами. Мирабель поджала хвост, скалясь в ответ — Перлита, если именно про нее говорил дядя Бруно, повернулась боком, горбясь и угрожающе поводя головой. И тут терпение у Мирабель окончательно лопнуло. Ее хотели сожрать, раздавить, ее держали в клетке, хотели выдать замуж за какого-то Маркоса, а теперь какая-то крыса еще будет на нее зубами щелкать?!       Утробно заворчав, Мирабель выгнула спину, копируя позу Перлиты, и щелкнула зубами — крепкими, железо перегрызли! Шерсть снова поднялась, из-за купания став еще более пушистой, и Перлита, опешив, заморгав, отступила назад. Мирабель, не успокаиваясь, зашагала к ней, приподнявшись на кончиках когтей и не переставая ворчать. Дядя Бруно кашлянул откуда-то сверху:       — Хм, Беллита? Девочки, вы же не собираетесь драться?       Мирабель в последний раз щелкнула зубами и Перлита, помедлив, легла на пол, нехотя перекатываясь на спину. Крысы тут же запищали, устремившись к ним, и Мирабель испуганно ощерилась — но вместо того, чтобы наброситься на нее, крысы деловито потирались о нее мордочками, дружески попискивая.       — О, ну вот и подружились, — обрадовался дядя Бруно, и, шумно выдохнув, перегладил всех своих крыс.