Красное солнце

И когда наполовину они сделаются трупами и дрожащей, оборванной кучкой устыдившихся зверей соберутся у выхода, улыбаясь лживой улыбкой, — я выйду на сцену и скажу им со смехом: — Это все потому, что вы убили моего брата. "Красный смех", Леонид Андреев

Днем церковь выглядела иначе, будто ночью здесь ничего не произошло. Андерс, лавируя среди многочисленных прихожан, специально поднялся по лестнице и взглянул на то место, где совсем недавно обожженной докрасна кожей светило андрастианское солнце. Ни капли крови. Ни пылинки копоти, хотя он помнил, как все пылало от огня и молний. Он не сразу нашел в себе силы прийти сюда снова. В ту страшную ночь он вернулся к себе, едва стоя на непослушных ногах, и тело ощущалось неподъемным, и за каждый вдох приходилось вести борьбу с самим собой. У него дрожали руки, когда он пытался отмыть их от крови с врачебной сосредоточенностью, но только эта сосредоточенность сыпалась прямо из этих самых рук. Пальцы сводило, он нервно тер кожу тряпицей, отстраненно думая, что только бестолково переводит на себя драгоценную чистую воду, с которой в Клоаке большие проблемы. У него кружилась и болела голова. На жесткую койку, о спинку которой он больно ударился бедром, Андерс опустился, горбя спину, и медленно выдохнул. Тяжело было даже моргать, во рту было кисло и сухо, и тело то бросало в жар, то холод. Как сложно ему в ту ночь было усидеть на месте! И как невыносимо было двигаться, с каким трудом давалось каждое малейшее сокращение мышц. И последующие дни были похожи на туманное марево. Он не ел, не спал, почти не пил, валился с ног и только и делал, что принимал пациентов в надежде, что усталость и занятость, а еще чувство долга перед всеми этими бедными людьми освободят его от мыслей и воспоминаний. Но они глодали его. Тело действовало по каким-то давно заученным инструкциям, а мыслями он был не там, не с теми, кто так отчаянно нуждался в его помощи. Он вытягивал инфекцию из раны от ржавого гвоздя, он принимал роды, он лечил простуду, сращивал переломы, вправлял вывихи, делал отвары от отравления, от болей, от кашля… кажется, он даже что-то отвечал всем им, когда они пытались говорить с ним, кажется, он даже мог вести с ними диалог, но все его мысли, все воспоминания, все чувства, все это обращено было в ту страшную ночь. Его взгляд заливало светом от солнца на лбу. Андерсу время от времени снилось усмирение, снились люди, которых он знал, с выжигающим солнцем на лбу. Снился Карл, смотрящий на него пустыми глазами. Но кошмары с ним всегда виделись ему самыми неправдоподобными. Андерс не знал мага более спокойного и надежного в глазах храмовников, чем Карл. Он выбрал смерть, Андерс бы тоже ее выбрал, но почему сейчас, стоя над местом, где он эту смерть подарил, он ощущал себя предателем. Он ощущал, что сделал недостаточно, что он мог поторопиться, он мог… Все те фантазии о дальнейшей их жизни теперь раздробились внутри него на фрагменты, будто это были воспоминания. Он так часто и так много представлял себе о встрече и дальнейшей их судьбе, что все это теперь действительно ощущалось частью его памяти, словно это когда-то случилось. Когда-то в другой жизни, где они были более удачливы, или где мир не был бы к ним так жесток, или где они считались бы людьми… Людьми. Андерс спустился вниз, вернулся в тень Андрасте. Он дрожал, руки, придерживающие капюшон, тряслись, и тряслось где-то под коленями, в которых он совсем не ощущал силы идти. Справа и слева от него толпились верующие, их было необычайно много сегодня. Как огромна была эта толпа, заключенная в тесное пахнущее ладаном пространство. И как все они были страшны, потому что в спокойствии этих неподвижных голов, обращенных к Владычице лицами, Андерс чувствовал ураган, готовый разразиться в любую секунду. Они спокойны, они умиротворены и добры друг к другу, ведь это, чего хотела бы Андрасте. У всех есть место подле Создателя. Создатель любит всех нас и всех вас. А если крикнуть «здесь отступник!»… Он ощутил это безумное страстное желание, слова застряли в его горле на самом корне языка, расперли ему горло, грудь, мешая вдохнуть. «Здесь отступник!» — так бы он крикнул, и судорога безумия охватила бы это безбрежное религиозное спокойствие. Все эти люди сорвались бы с места, заорали бы, завыли бы, как животные. Они бы забыли, что у них есть супруги, родители и дети, их поразило бы внезапной слепотой, они бы начали метаться, душили бы друг друга. И с высокой кафедры владычица Церкви Эльтина призвала бы их к спокойствию, но они бы ничего не услышали. Они бы душили друг друга, топали бы ногами, били бы друг друга по головам и телам, и никто из них не стыдился бы этого безумия и ужаса. И когда часть этих благородных верующих без капли магического дара, правильных андрастиан, упивающихся своей чистотой, своим достоинством и благородством оказалась бы мертва в этом безумии, а еще часть сделалась бы полутрупами и собралась бы жалкой кучкой стыдливых зверей у выхода, Андерс поднялся бы по лестнице и сказал бы им: «Это все потому, что вы убили очередного мага». И был бы взрыв. И небо окрасилось бы алым. И белые стены церкви обрушились бы на обожженные тела, сминая под собой плавящуюся и обтекающую уродливыми ручьями металла бронзовую фигуру Андрасте. Андерс поднял голову и воспаленными глазами взглянул на пока еще стоящую неподвижно владычицу, огромную, сияющую, с воинственным мечом в руках, окруженную красными свечами, и огненный свет плясал на ее юбке. Андерс смотрел на нее, невесту Создателя, спасительницу всех верующих, смотрел и никого не ненавидел в тот момент так сильно, как ее.