Одинаковые

Для делового человека и белого демона Фаулер чудовищно болтлив. Он не затыкается ни на мгновение, когда Мизу исправно два раза в день спускается кормить его. Казалось бы, что в темном трюме ничто не может привлечь его внимания, но белого этого никак не волнует. Он разглагольствует обо всем – о странных вещах, которые Мизу и представить себе не может, о своем боге, которому он явно не служит, об оружии, о Лондоне, о деликатесах, об искусствах… Ему даже не нужно, чтобы Мизу отвечала. Чтобы хоть как-то уменьшить поток его слов, Мизу приказывает учить её языку белых. Но Фаулер, как истинный торговец, требует сделки – он учит её языку, она отвечает на его вопросы. — Ты же и так всё знаешь, — устало возражает она, но белый непреклонен. — Я хочу узнать другую точку зрения, — ухмыляется он и вытирает рот. – Например, до сих пор не могу понять, почему к тебе так относились твои сородичи. Мизу молчит, внутренне уже сдаваясь. Ей нужно знать язык. Конечно, Фаулер может её обмануть и тут, но белый демон слишком сильно боится смерти и совсем не боится потерять лицо. — … ла бы пониже, сиськи бы побольше и была бы красавицей, — Фаулер выжидательно смотрит. — Тебя тоже боялись, — замечает Мизу. – Ты – белый, у тебя другие глаза, всё твое другое, не из нашего мира. Фаулер нетерпеливо машет рукой. — Как будто в первый раз. Как по мне страх лучше презрения. Мизу озадачено смотрит на него. — Тебя презирали и раньше? Белый хохочет, как будто она спросила что-то смешное. — Запоминай свой первый урок, полукровка. Белые бывают разными. Для тебя мы все на одно лицо, но друг друга различаем отлично. В этом мы на вас похожи – вежливые манеры и тихий тон, когда на деле готовы глотки друг другу разорвать. Чаще всего мы сдерживаемся, но когда взрываемся, то пожар, который ты устроила, кажется детской игрой. Он неожиданно вытягивает пред собой руки. — Во мне течет чистейшая ирландская кровь, маленькая самурай. Все мои предки были вольны делать, что хотят. И в Лондоне, поверь мне, на тебя будут смотреть как на диковинку, новую игрушку, которой, возможно, найдется место в гостиной, на меня же будут смотреть как на собаку… -… которая питается их объедками, — заканчивает за него Мизу. Она всё еще не понимает, как это возможно, но чувствует в тоне Фаулера знакомые нотки гнева и отвращения. Забавно, что у них есть похожий опыт. Если Мизу верно поняла, своим статусом демона в крепости он скорее наслаждался. — Как они понимали, кто ты? – спрашивает она, протягивая деревянную кружку с водой. — Цвет кожи, цвет волос, цвет… глаз, — щурится Фаулер. – То, как я говорю. Это в натуре любых людей, полукровка, чувствовать отличия и яростно вцепляться в глотки тем, кто отличается. Там, в Великобритании, я всего лишь один из грязных ирландцев, Падди. Как по мне, лучше пускай меня зовут демоном. Мизу забирает пустую миску, обдумывая слова Фаулера. Ей всё меньше хочется в то странное место, но путь мести не знает жалости и нетерпим к желаниям. Ей неприятно признаваться, но в чем-то она согласна с ним. Возможно, это говорит её белая кровь. Мизу была изгоем, в которого любой мог кинуть камень, грязь, мог убить просто так, не боясь последствий. Даже если окружающие знали её пол, вряд ли бы нашёлся хоть кто-то, готовый так сильно испачкаться. Но когда в её руках появился меч, когда она доказала свою силу. Разве не было ей приятно видеть в глазах окружающих страх? По ней молча скользили глазами, шептали в спину, но более не смели отворачиваться и презрительно смеяться. Её звали демоном, чудовищем, проклинали, но старались держаться в стороне. И так было лучше. Единственный раз, когда эти слова её ранили, действительно ранили, были сказаны её мужем. И после них она больше ни разу не позволяла себе плакать. — Ты прав, — сухо роняет она. – Лучше быть демоном, чем собакой. И у меня есть все шансы умереть как демон, а вот ты всё еще обречен на собачью смерть. Фаулер пожимает плечами. — Смерть есть смерть, дорогуша. Сама ли ты вспорешь себе брюхо мечом или кто-то другой. В конце концов умрут и демоны, и собаки, так стоит ли переживать за детали. Мизу резко встает, желая уйти от этого странного разговора, от чувства общего секрета, когда Фаулер неожиданно хватает её за ладонь. — Мне в любом случае будет проще, дорогуша. Потому что ты, на беду свою, женщина, и поверь, белые мужчины будут только рады такой диковинке в их постели. Поэтому, когда мы сойдем на берег, в первую очередь будь мужчиной, во вторую - демоном. Она легко сбрасывает его ладонь, морщится от отвращения. — И в третью очередь, — не замечая этого продолжает Фаулер, — будь белой, дорогуша. Тебе не справится там своей не-белой частью. У вас есть различные искусства, мы преуспели в искусствах лжи, предательства и убийства. Думаю, с учетом твоей истории, ты хороша во всех них. Он хмыкает и откидывается назад. — Видишь, я полезный, — эти слова бьют Мизу куда-то в солнечной сплетение, на миг возвращая из тесного темного трюма в узкое ущелье, покрытое льдом и стрелами. — Так ты говоришь, что у ваших женщин есть только два пути – в постель одного мужа или многих? — Именно. — И они не могут выйти сами куда-либо без сопровождения? Не могут покупать и продавать? Не могут… держать меч? – медленно говорит Мизу. — Они должны рожать и закрывать глаза в нужные моменты, — щурится Фаулер. – Извини, но там я знаю не так уж много аристократок. — А мужчины любят собираться и пить саке, обсуждая дела с вежливыми улыбками и поклонами? Хвастаться собой? И лишь немногие из них правда мастера своего дела. — Вот мастеров я знаю достаточно. Мизу поворачивается, чтобы выйти за глотком свежего воздуха и устало роняет — Мне не хочется повторять, но ты прав— человеческая натура везде одинаковая, если верить твоим словам. Мой мир устроен точно таким же образом.