Шоколад с запахом табака

В конце коридора замелькали огни фонарей орденских стражей, и Линали поспешно задула свечу, с которой пряталась в нише, и затаила дыхание, сжавшись в комочек в том углу, где гуще всего легли тени. Стражи прошли мимо, бряцая алебардами и негромко переговариваясь о скучном дежурстве и вчерашнем ужине из тушёной капусты, отвратительной на вкус; Линали они не заметили, но всё равно она осмелилась выдохнуть, лишь когда блёклые отблески исчезли за поворотом. Капли горячего воска попали на пальцы из-за того, что она дёрнулась от испуга, заметив стражу, зажечь свечу было нечем, коридоры ночной башни оказались полны непроглядной тьмы, ноги вдруг разболелись вообще нестерпимо, и Линали тихонько всхлипнула, хотя и знала уже, что плакать бесполезно, никто её не пожалеет и не станет утешать, как делал это брат… — Так, — раздался над ней голос, что-то щёлкнуло, и темноту вокруг разорвал огонёк. — Ты что это, потерялась? — спросил незнакомец, наклоняясь. Золотой свет от зажигалки в его руке заскользил по волосам цвета меди и крови, по розе-кресту из жёлтого металла, по богатой отделке чёрного плаща и чёрной широкополой шляпы, и Линали вспомнила, что есть в Чёрном Ордене такие люди — генералы, почти самые главные, и если она не ответит этому человеку, он, наверное, рассердится. — Нет, я… — А, понятно, сбежала и прячешься, — генерал забрал у неё подсвечник, который она всё еще сжимала в руке, и поджёг фитилёк. Поставил свечу на пол, убрал зажигалку в карман плаща и сообщил: — Ужас как не люблю плачущих детей и плачущих женщин. — Я не плачу, — сказала Линали, глубоко вдохнув, чтобы загнать поглубже накипающие слёзы. — И я не сбежала. — Рассказывай, — хмыкнул генерал, и она замерла: что рассказывать?.. Наверное, она ещё не очень хорошо понимала их язык. — Я генерал Мариан Кросс, а ты, должно быть, новый экзорцист. Чёртов Бог. Он откинул полы плаща — Линали мельком заметила пристёгнутую к бедру кожаную кобуру, из которой торчала рукоятка массивного револьвера — и сел на пол рядом. Свеча потрескивала и чадила от гуляющего по коридорам башни сквозняка, и Линали невольно поёжилась, когда её ног коснулся ледяной ветерок. — Что, тяжело тебе, маленький апостол? — Нет, — прошептала Линали. — Врёшь, — с ходу угадал генерал. — Молодец. Половину лица у него скрывала белая маска, и сверху вниз на Линали искоса взирал только один глаз, в котором мелькали насмешливые искорки. Было похоже, что генерал действительно почему-то не сердится на побег и на ложь, и на вопрос, может, тоже не рассердится… — Генерал, вы… у вас же тоже есть Чистая Сила. Когда вы с ней… син-хро-ни-зи-ру-е-тесь… вам больно? — Уже нет, — спокойно сказал он, сунул руку в карман плаща, в другой, не в тот, куда положил зажигалку, пошарил там и протянул ей плитку в блестящей золотистой обёртке. — Бери. Это шоколад. В столовой Чёрного Ордена кормили жидкой овсянкой, водянистым картофелем на свином жире и похлёбкой с редкими волокнами жилистого мяса, и Линали давно уже считала за лакомства те кусочки сыра и масла, которые полагались экзорцистам на ужин. Брат на последние деньги покупал ей сласти: танхулу и сладкие кунжутные шарики, рисовые булочки, лунные пряники в праздник середины осени… Плитка оказалась поломанной на неровные дольки: наверное, раскрошилась, пока генерал нёс. От шоколада пахло табаком и ещё чем-то, неизвестным, но не то чтобы незнакомым — иногда так пахло от учёных, окружавших Линали в лаборатории. Она принюхалась: от генерала, оказывается, тоже исходил этот запах, но совсем слабый и даже почти приятный. И насыщенным горьковатым табачным ароматом шоколад пропитался от его плаща, видимо. — А вы, генерал… будете? — Линали положила в рот кусочек, зажмурилась от сладости, быстро-быстро прожевала и облизала губы. — Не надо, спасибо. Шоколадом я только закусываю, — непонятно объяснил генерал. — Можешь оставить всё себе, только спрячь, нынешний Смотритель — та еще скотина. Пойдём, — он легко поднялся на ноги, — я провожу тебя к спальням. Темно здесь. Линали тоже встала и ойкнула: в лодыжках стрельнуло острой болью, о которой она успела забыть, пока отвлеклась на генерала. Но прежде чем она потеряла равновесие и упала, её подхватили сильные руки и подняли в воздух так стремительно, что дыхание сбилось. — Ясно, — генерал усадил её на предплечье. — Хватайся за шею. Что у тебя? — Чёрные Сапоги, — Линали как-то сразу поняла, о чём именно он спрашивает. — Они холодные и колючие. И мне всё время больно. — Чёртовы садисты, — без выражения произнёс генерал и замолчал. Горящая свеча осталась позади и постепенно исчезла из виду, но Линали больше не было страшно в темноте. Генерал прошёл, наверное, половину дороги до этажа, отведённого под спальни младших экзорцистов, успешно избегая встреч с орденскими стражами — кажется, башню он знал как свои пять пальцев, знал все переходы, галереи и неприметные двери на винтовые лестницы, — когда Линали спохватилась и заёрзала: — Опустите меня, я сама пойду! — Почему? — остановился генерал. — Потому что это… — Линали мучительно задумалась, вспоминая то самое слово, и выпалила: — Неприлично! Орденский священник по воскресеньям читал длинные проповеди о грехе и непристойном поведении, из которых следовало, что мужчинам и женщинам нельзя прикасаться друг к другу, чтобы не впасть в соблазн и не погубить свои бессмертные души; связь между прикосновениями и гибелью души Линали не совсем уловила, и она, конечно, ещё не женщина, а девочка, но генерал-то уж точно мужчина!.. — Будь ты лет на десять постарше, было бы неприлично, — сказал генерал. — А дети меня не интересуют. Держись крепче и не забивай себе голову всякой ерундой.