Скованная

Он завёл её за водопад, к каменной стене, которую тот прикрывал. Здесь ничего не было слышно, лишь шум падающей воды заполнял всё пространство. Палладиум повернулся к ней, не отпуская руки, и подошёл ближе так, что между ними осталось лишь пару сантиметров. Он дотронулся своей правой рукой до её щеки, слегка погладив её большим пальцем, затем провёл им по подбородку и сказал: — Я люблю тебя, Медмель. Её взгляд дрогнул при этих словах, а зрачки слегка расширились. Она смотрела на него снизу вверх, чуть запрокинув голову, дыхание слегка сбилось. Она слышала эти слова от него уже много раз, но никогда не принимала их всерьёз. Почему? Она не помнила этого — всё, что происходило до этого дня, было для неё словно в тумане. Она не помнила многого, что происходило на войне или до этого. Иногда ей казалось, что она уже любила кого-то, любила так сильно, что не могла принять любовь Палладиума. Ведь эльфы преданы лишь одной любви и навеки, они уже никогда не смогут полюбить другого. Но Медмель не помнила, любила ли она кого-то или нет. Палладиум говорит, что они всё время были вместе, что обе войны они прошли плечом к плечу и никогда не предавались чужой любви. Скорее всего так и было. Медмель верит ему, верит потому что она совсем ничего не помнит из-за своего ранения, и, быть может, именно его она и любила в прошлом, а сейчас из-за потери памяти этого не помнит. Она много думала об этом и всегда приходила к выводу, что Палладиум — тот единственный, кто забрал её эльфийскую любовь. — И я…, и я люблю тебя, — она прошептала ему эти слова, которые он так хотел от неё услышать уже очень давно. Его глаза потемнели, мышцы слегка напряглись. Он обхватил её лицо обеими руками и накрыл ее губы своими. Поцелуй был нежным, но требовательным. Словно он пытался сказать ей этим: «Наконец-то ты моя!» Медмель положила свои руки на его плечи, широкие браслеты на них чуть скатились вниз, а пальцы сжали его рубашку. Он углубил поцелуй, его руки опустились ей на талию и прижали Медмель к себе. Вот оно счастье, думала эльфийка, покой и тишина. Об этом она мечтала, ей казалось, ещё с первой войны. Она всегда хотела жить в покое рядом со своей любовью, рядом с Палладиумом. Он спас её, помог восстановиться мозгу от попавшего в него осколка магии насколько это возможно. Из-за этого ранения Медмель, сильнейшая волшебница за все времена, теперь не может контролировать свою магию, поэтому Палладиум изобрёл для неё эти браслеты, контролирующие поток магии в её организме. Теперь она не может пользоваться магией, но сейчас ей до этого уже нет дела. За время обеих войн, особенно последней, волшебница так устала от всего этого, что ей уже не нужна магия, ей нужен только он. И она благодарна Палладиуму, благодарна за то, что он был всегда рядом, что исцелил её и что привел ее в это замечательное место. Она не помнит всех моментов, что были связаны с ней и Палладиумом, из-за травмы. Но он говорит, что ему есть, что рассказать, что он всё помнит. Она ему верит, хотя какая-то часть её души иногда кричит, что это всё ложь и нужно убегать из этого места. Но всё это — старые отголоски, оставшиеся с войны, как ей кажется. Она не помнит Палладиума из прошлого, но она знает его настоящего и верит ему. Поэтому на вопрос, счастлива ли она сейчас, она отвечает «да!»