Ностальгия

- Часто здесь скучаешь?   Завулон появился как всегда неожиданно, из плотных вечерних теней. Завулон облокотился, как всегда, на подлокотник ее кресла.   - Да. Стало заметно менее скучно, когда ты пришел. – Надя откинулась на спинку и сделала последнюю затяжку. Спалила фильтр. – И заметно менее хорошо.   - Я зря? – мужчина забрал у нее полупустую пачку и убрал во внутренний карман.   - Нет. Тут стало живее с твоим приходом.   - Знаешь, обо мне редко говорят в таком духе. Гесер, например, заявляет, что от меня периодически несет мертвечиной. Издержки профессии.  – Завулон пожал плечами и встал, проходя в дом. – Тут стало еще унылее с тех пор, как я был здесь в последний раз.   - И давно это было?   - Мы как-то собирались здесь всей компашкой. Знаешь, высшие чины тоже должны как-то развлекаться. Антон подогнал домик. Сказал, мол, давно не было повода как следует вытряхнуть пыль из ковров. И мы все приперлись на эту бедную дачку – и светлые, и темные.   – Здесь отродясь не было ковров, – Заметила девушка, проходя в дом вслед за гостем. – Пыли тоже.   – Пыль была. Это потом Ольга что-то намутила и стало всегда чисто. А ковров и правда не было. Антон еще так удивился. Говорит, помню, все детство по этим коврам ползал, а тут, бац, и нету.   – Папа любил дачу? – Надя наконец зашла внутрь и прикрыла за собой дверь.   – Я бы не сказал. Я его не очень знал. Сама понимаешь, сначала терки из-за принадлежности к одной или другой стороне, потом эта его глупая обида на меня. Мы нормально познакомились, когда ему было уже много.   – Много – это сколько? – Надя опустилась на старый выцветший диван и поджала под себя ноги, – Что для тебя значит много?   – Он стал совсем седой. Глупости, конечно, но я никогда не спрашивал, сколько ему теперь. Не хотелось напоминать, сколько ему осталось. Сколько лет теперь прошло после его смерти?   Надя вздрогнула от резкого вопроса. Зажмурилась на мгновение. Потом ответила срывающимся голосом.   – Сегодня пошел седьмой год.   – Так вот почему ты здесь появилась. Хотела почтить его память. Ты выбрала неудачное место – здесь ничего его нет, да и никогда не было. А теперь уж и совсем выветрилось. Я, когда только осознал, что больше с ним не встретимся, часто сюда приходил. Ухаживать пытался. Зря это, конечно. Лишняя ностальгия к добру не приводит.   – Я не из-за этого. А, кого я обманываю. Мать грозилась продать дом – говорит, никому не нужна, только душу теребит.   – Светка… Она всегда такая. Жесткая, как стальной стержень. Она больше не скрывает Инициалы?   – Скрывает. Ты знаешь, почему?   – Расскажи. Мне всегда казалось это грубым. То, как мать стесняется букв на своей коже. Отец всегда с такой гордостью носил их на руке…   – Все просто. У Светланы не было Инициалов твоего отца. Никогда.   – Так бывает?   – И достаточно часто. У кого-то они появляются сразу после инициации как Иного. У кого-то только после встречи с предназначенным человеком. У кого-то их не появляется совсем.   – Это нормально? – Надя обнажает чистое запястье. – То, что у меня пусто, это нормально?!   – Так вот с чего такой явный интерес, – бубнит Завулон себе под нос. – Да, вполне. У меня тоже пусто.   – Ты, знаешь ли, не показатель нормальности.   – Продолжая тему… У твоей матери были Инициалы. Есть.   – И? Почему ты молчишь?   – Мои. На руке у твоей матери мои Инициалы. Это ни на что не влияло. Даже когда она об этом узнала, то ни на секунду не подумала отказаться от твоего отца. Гордая, упрямая девчонка. Я, признаться ждал ее появления. А она решила, что для нее это ничего не значит. Что есть, что нет. Потому, что любит твоего отца. Хотя вспылила она конечно, знатно. Мы еще тогда в Праге были, судили Светлого и Темную, которые нашли друг друга и решили устроить дуэль.   Надя закрыла лицо ладонями и надолго замолчала. Было слышно, как бьет тонкими ветками в окно орешник. Как щебечут за окном надоедливые птицы. В доме было тихо. Завулон не решился прерывать тихую задумчивость девушки. А можно ли ему было ей рассказывать? Это ведь была не только его тайна. Впрочем, темных редко волнует мораль. Тем более такая изменчивая. Солнце стало клониться к закату, когда Надя вышла из дома. Покрасневшие глаза выдавали прошедшие щедрым дождем слезы. Она снова достала где-то сигарету. Сколько у этой девчонки пачек? Завулон потянулся, чтобы отнять у нее тонкую палочку, но получил шлепок по руке.   – Хватит так делать. Мне это не вредит. Не строй из себя заботливого дедушку.   – Не напоминай, – мужчина тряхнул рукой и потер переносицу. – Мне просто не нравится, когда ты куришь. Не знаю почему. Странное какое-то чувство. Зудит, как комар над ухом.   – Проявляется родительский инстинкт?   – Не дай Бог. Семьсот лет прожил без него и еще столько же смогу.   – Тебе семьсот? Мне казалось, что больше. Древний, как мамонт.   – Не считал. Я помню, что семьсот лет назад я уже был. А когда я родился, не знаю. В те времена далеко не в каждом поселении знали, который год идет. Да и не так то и давно считают от Рождества Христова…   – Останови историческую лекцию. Ты правда не любил мою мать? Девушка все еще сомневалась. Сжалась в комочек, обхватила себя тонкими руками. Белокурые локоны забавно вились на концах. Завулон засмотрелся на них и поймал вопросительный взгляд. Покачал головой. Никогда. Ему не прихидило в голову, что он может завязать какие-то отношения со Светлой. Тем более романтические. Тем более что-то серьезнее интрижки на одну ночь. Может, зря? Голубые глаза смотрели пристально. Ожидающе. Внезапно захотелось что-то изменить. Переломить привычный ход событий. Разрушить Светкино проклятие. Почему он никогда никого не полюбит? С чего они все взяли, что ему не хочется этого? Глупые люди. Завулон живет полной жизнью. Дышит полной грудью. Для этого необходимо иногда впустить в старую комнату свежий ветер. Он всколыхнет затхлые занавески, вытряхнет пыль, перемешает привычный мир. Улетит потом обратно, за окно. Завулон может и темный, но совсем не жадный. Он наиграется и отпустит. Только дайте ему сначала наиграться. Надежда вздрогнула от появившихся перед ней линий вероятности. Посмотрела на него долго и вопросительно, потерла острый подбородок. И вдруг усмехнулась так хитро, так не свойственно светлой волшебнице. — Попробуй. Кто знает, что там получится...