Жемчужная река

Великая, неумолимая, могущественная богиня Айрен бежала по прибрежной полосе и смеялась. Её ноги разбрызгивали морскую воду и высоко вздымали пену, в которую разбивались у берега волны, и несли её всё дальше. На мокром песке оставались следы узкой стопы с округлыми пятками. Вода не стирала их, а любовно поглаживала, как и сами ноги бегущей богини, и надолго оставляла в песке уединённого далёкого пляжа. Платье Айрен – её любимое, белое, лёгкое, будто сотканное из невесомого газа, а не ткани, – внизу напиталось водой и хлопало на встречном ветру. Алиссер наслаждался звуком её смеха, летящим над землёй, подобно платью. Она смеялась хорошо, откинув голову, сотрясаясь всем телом и отдавшись этому чувству с головой. Что послужило причиной? Алиссер понятия не имел, но это было и не важным. Сначала он пытался догнать её, хотел разделить этот момент на двоих, но не смог: ноги вязли в мокром песке, он спотыкался, один раз упал. Теперь колени были мокрыми, на них налипли песчинки, и король чувствовал себя мальчишкой. Но потом он снова посмотрел на Айрен и её полубезумное, беспричинное ликование, и понял, что он и не должен делить этот момент с ней. Его дело маленькое: попытаться запечатлеть его в своей памяти во всей полноте и вкусе, чтобы этот смех, это усталое, близящееся к закату солнце и плеск волн грели ему душу в те холодные бессчётные дни, которые ему суждено провести без неё. Некоторое время Алиссер просто смотрел на неё и улыбался широкой глупой улыбкой. На душе было хорошо и очень спокойно. Где-то высоко в небе кружили чайки, дул мягкий, пахнущий цветущими персиками ветер, и лучшая женщина в мире счастливо смеялась, играя с водой. Он поднялся выше, отходя от мокрой песчаной полосы, и сел прямо на землю. Это место будто было создано для таких сладких уединённых свиданий. Крутые склоны обрыва, напоминающие половинку чаши, защищали этот крошечный уютный пляж от взглядов людей, сохраняли, концентрировали весь свет и сияние Айрен, искры её восторга, только для него одного, для Алиссера, для её мужа. — Что ты там расселся? — вдруг закричала Айрен. Она уже была довольно далеко. Одна её рука удерживала волосы, чтобы они не летели от ветра в лицо, а второй Айрен широкими резвыми жестами размахивала у себя над головой. Алиссер пожал плечами и кивнул на океан. — Твой отец, кажется, не хочет, чтобы я подходил! — крикнул он в ответ. Даже на расстоянии он услышал, как она зарычала от досады и махнула рукой ещё энергичнее и властнее. — Я сказала: иди сюда! Алиссер подчинился и встал. И побежал к ней. На этот раз песок держал его на поверхности не хуже земли, а волны уже съели следы Айрен с песка. Когда Алиссер приблизился на расстояние нескольких метров, Айрен снова захохотала и, не разбирая дороги залепленными волосами глазами, поднимая тучи брызг, побежала куда-то наискосок в море. Когда он поймал её, крепко обхватив за талию и слегка приподняв в воздух, воды было по колено. Всего через несколько секунд оба промокли до нитки. Айрен вывернулась в кольце его рук и вдруг оказалась так близко к его лицу, что Алиссер мог в мельчайших деталях разглядеть крошечные солёные капли в золочёных бровях и ресницах, голубые и синие шторма в насмешливых глазах, кольца мокрых волос на лбу, щеках и ключицах. Алиссер неосознанно сжал руки на её талии, боясь, что она, как иногда бывало, рассмеётся своим жемчужным смехом и рассыплется в воздухе, оставив ему лишь сандаловый флёр. Айрен и правда рассмеялась, но не исчезла. Напротив, её налитое силой тело, пылающее жаром под мокрым платьем, расслабилось, подалось назад и стало будто бы во сто крат реальнее. Даже реальнее, чем шелестящий вокруг океан. Её губы на вкус всегда соль – вода или кровь. И всегда – горячие, твёрдые, быстро перехватывающие инициативу… Её язык касался, скользил и исчезал, дразнил, пока Алиссер, почти потеряв голову, не прижал её к себе вплотную, словно пытался вплавить своё тело в её. На мгновение время замедлилось, остальной мир перестал существовать, и в наступившей тишине Алиссер отчётливо услышал несколько оглушающих ударов собственного сердца. Он вдохнул солёно-острый запах моря, солнца и золотых божественных волос и выдохнул его в словах: — Когда я впервые увидел тебя вживую там, в том шатре, ты была так… Айрен, я хотел сказать… — Алиссер умолк на мгновение, чтобы перевести дух. — Ты стояла там, в полушаге от меня, и, клянусь, в том вечернем полумраке я будто в первый раз увидел свет. Возможно, это были слишком громкие слова, слишком вычурные, но Алиссер чувствовал, что они поднялись прямо со дна его сердца, вышли из пены лучшей части его души, и только поэтому решился произнести их вслух. К его удивлению, Айрен отреагировала совсем не так, как он мог предположить. Она закатила глаза и оттолкнула его с такой лёгкостью, что он, пошатнувшись, едва не упал. — Это же надо было всё так испортить, — недовольно бросила она и широкими шагами, взбивая крупные пузыри пены, направилась обратно на берег. Алиссер остался на месте, совершенно сбитый с толку. Волшебное чувство, ещё совсем недавно наполнявшее его тело и воздух, пропало без следа, и он оказался один, мокрый до последней нитки и совершенно нелепый с этой замершей блаженной улыбкой на губах. С волос и бороды стекали тонкие ручейки, с юга поднялся ветер. Он казался тёплым, но очень скоро у короля задрожали губы. Наконец, он очнулся, встряхнулся и побежал. Волны загустели, как сироп, и захлёстывались вокруг ног. Мышцы налились тяжестью, преодолевая короткое расстояние. Море выпустило его с досадливым всплеском, словно предпочло бы оставить его в своих глубинах навсегда. Айрен уже стояла на берегу, спиной к морю, и выжимала подол платья резкими нервными движениями. — Айрен, что?.. Она развернулась стремительно, с яростью охотящегося зверя. Длинный палец с острым полированным ногтем едва не упёрся ему в нос. — Я лучше, чем свет! — рявкнула она. От былого ликования не осталось и следа. В звуке её голоса Алиссеру почудился визг разрываемой стали. — Лучше, чем какой-то там свет! — Айрен, — удивлённо выдохнул Алиссер, поднимая руки. — Я знаю, просто… — Я намного больше света! — Она выплёвывала слово «свет» с такой ненавистью, словно оно было ядовитым пауком или комком склизкой грязи. Воздух вылетал из её раздутых ноздрей со свистом и почти – с дымом. С этим свистом она вдруг с силой пнула первый попавшийся несчастный камень, и он раскололся на две глыбы и маленькую кучку песка с оглушительным треском. — Я намного сильнее, чем она! — Я знаю, знаю! Прости, я выбрал неудачные слова, но я просто хотел как-то выразить то, что люблю тебя! Он боялся, что Айрен только начала распаляться, что вот-вот её бешенство достигнет пика, и только Иссетти знает, во что это выльется. Но это, видимо, была короткая вспышка, от которой пострадал только несчастный неудачливый камень. — Больше никогда в жизни не сравнивай меня с ней, если планируешь дожить до старости. — С этими словами Айрен выдохнула последнее облако ярости. Её голова на мгновение опустилась вниз, лицо спряталось за плотными отдельными прядями волос, и её следующие тихие, на грани обречённости слова, Алиссер услышал лишь чудом: — Ненавижу её… — Но разве Куэстина не твоя сестра? — осторожно спросил он. — Нет, — отрезала Айрен, выпрямляясь и расправляя по обыкновению плечи. — У меня есть только Ашерон. Все остальные могут быть детьми моих родителей, но не больше. Переменчивая и обманчивая, как погода и море, она снова улыбалась. Уже не с прежним ликованием и без заразительного хохота, просто улыбалась невесомой улыбкой, глядя на опускающийся к линии горизонта солнечный диск, и рассеянными движениями заплетала мокрые волосы в косы. Они не походили на золото, когда были мокрыми, краем сознания отметил Алиссер. Скорее на старую бронзу, из которой во дворце были сделаны многие дверные ручки. Постепенно всё опять затихло. Даже пронзительные крики чаек стали глуше. Алиссер покосился на песок. От его ноги до стопы Айрен снова оказалось расстояние в полшага, и он не спешил его сократить. Они просто стояли рядом, слушали мерный шум прибоя и смотрели на чаек, парящих на фоне заходящего солнца. Между ними снова наступила тишина и гармония, куда более хрупкая, чем в первый раз, но оттого и более ценная. Но и в этот раз она продлилась недолго. В какой-то момент шум моря изменился, оно запенилось, несколько раз плеснуло волной высоко вверх, намного выше обычной полосы прибоя, и выкатило прямо к ногам Айрен какой-то небольшой предмет, облепленный широкими листьями водорослей и песком. Очевидно, она знала, что это. С великой осторожностью и широчайшей улыбкой на губах, развернула листья и позволила им упасть вниз, а сама склонилась над своей ладонью, на которой что-то перекатывалось. — Что это? — Подарок от отца. Алиссер подошёл ближе. Айрен протянула ему открытую ладонь, и он увидел на неё зеленоватую жемчужину. Она была большой – больше, чем его ноготь на большом пальце, и была бы бесценна, если бы не имела такой неправильной формы – длинной и изогнутой, как некрасивая фасолина. Алиссер поднял недоумённый взгляд на счастливое лицо Айрен. И вот такие подарки всесильный бог-море дарит своей любимой дочери? Даже отец Алиссера, старый король Гарван, дарил Порции более достойные подарки. — Тебе не нравится? — Задавая вопрос, она склонила голову на бок и хитро прищурилась. — Почему не круглая? — Было бы лучше, если бы она была другой? — Если бы она была ровной, представляешь, сколько бы она… — Сколько бы она стоила? — Да. — Алиссер неловко хмыкнул. — Сначала так и хотел сказать, а потом понял, как глупо это звучит. Как будто тебе есть дело до цен, которые мы назначаем за то, что ты можешь получить в любой момент и просто так. — Да, ты прав. Мне нет никакого дела до этого. — Она посмотрела на свою ладонь и перевела непроницаемый взгляд на волны. — И… и часто он тебе такое дарит? Вместо ответа Айрен ухмыльнулась и сунула жемчужину ему в руку. — Подержи. Пальцами правой руки она коснулась своего левого плеча, пальцами левой – правого, а потом прикрыла глаза и одним бесконечно прекрасным и изящным жестом развела эти руки в стороны. Тут же воздух наполнил звук бесконечных перекатов, лёгкий постукиваний, с которыми гладкий бок толкается в другой такой же гладкий бок, и многократное шуршание тревожимого песка. Из ниоткуда, буквально из воздуха появлялись и падали сотни, тысячи жемчужинок, больших и громадных, маленьких и крошечных. Чёрные, розовые, оранжевые, зелёные, голубые и, конечно, белые – жемчужины всех цветов и оттенков сыпались на руки Айрен, катились по её плечам и ладоням и падали в песок. Это казалось бесконечной чудесной рекой, исток которой терялся где-то в неведомых воздушных слоях, а устье, конечно, вело в океан. Появившись так внезапно, случайно, неведомо, капли этого дождя подчинялись в конце концов общим законам и катились по склону берега, где их принимали в объятия волны. Алиссер не мог поверить своим глазам и всё же видел: самый настоящий жемчуг самым настоящим образом появлялся буквально из воздуха. Его глаза не успевали считать, зато заметили, что мало, очень мало жемчужин в этом бесконечном потоке были правильной шарообразной формы. Большая их часть была, как та, что он по-прежнему держал в руке, неидеальными, кривыми, дефектными. Но как прекрасно они выглядели! Тысячи, десятки тысяч блестящих перламутровых боков встречали сияние солнца и возвращали ему его лучи, разбивая бесстрастные белые на семь радужных цветов. Это зрелище было так прекрасно и так обескураживающе-неожиданно, что король почувствовал на своих ресницах маленькие капли, не имеющие никакого отношения к тому, что он совсем недавно вышел из воды. Застыдившись этого, он поспешно стёр их рукой, пока она не заметила. Поток кончился так же внезапно, как и появился. Последние две розовых жемчужины скатились по ладоням Айрен и, подгоняя друг друга, исчезли в солёной воде. Воздух без их мягкого света и полного светлой радости перестука показался сперва пустым и голым. — Что это было? — севшим голосом спросил Алиссер. — Подарки от моего отца, — повторила Айрен и снова легонько засмеялась жемчужным смехом. — Для Ашерона – шум прибоя, жемчуг – для меня. Сначала он приносил только самые ровные, идеальные шарики, но они быстро мне надоедали. Какой в них толк, если они все одинаковые? Вот кривые и сколотые – другое дело. Идеальность скучная. Ты достиг её один раз – и всё. А вот изъяны всегда неповторимы. Они и есть шарм этого мира. — Она забрала последнюю оставшуюся жемчужину из рук Алиссера, задумчиво подбросила её на ладони. – В детстве я часами могла перебирать их и выискивать похожие. Иногда это занятие увлекало и Ашерона. — А если он посмотрит на неё? Что тогда? Айрен подняла широко раскрытую ладонь так, чтобы жемчужина оказалась на уровне их глаз. — Тогда она исчезнет. Они стояли на ярком ещё солнце под тёплым южным ветром, и всё же откуда-то дохнуло холодом. Этот холод пах как-то странно, не солью и не морем, не песком и не водорослями. Он пах чем-то травяным, пряным. Этот холод пах шафраном, и прямо на глазах короля Алиссера жемчужина на ладони Айрен рассыпалась в переливающийся перламутровый песок. По его позвоночнику пронеслась волна естественного страха перед бессмертнейшим из всех богов. Король замер, ощущая выступивший на спине холодный пот, не решаясь отвести от ладони Айрен глаз. Но она вдруг захохотала, откинув голову, и сжала пальцы. — Я пошутила. Он не придёт, — сказала она. — Не придёт, пока ты мой ö кöнтар. — Ö кöнтар? Если я правильно помню значение, то «ö» – это «тот», а «кöн» – значит «выбор», да? — «Ö кöнтар» значит «Избранный». Её пальцы медленно, до невозможного изящно раскрылись, как лепестки странного цветка, и Алиссер увидел совершенно целую жемчужину. К его удивлению, она протянула её ему. — Забери. Твоей сестре, думаю, понравится.